Книга профессора Казанского университета Алексея Литвина посвящена малоисследованной теме — карательной политике красных и белых правительств против сограждан. Исследование основано на неизвестных ранее материалах из архивов бывшего КГБ СССР и других, прежде закрытых архивохранилищ.
Тех, кто прочтет эту книгу, ждет немало неожиданного. Это и секретные репрессивные акты ВЧК, и достоверные факты о покушениях и убийствах политических противников той поры. Вы узнаете, что не Каплан стреляла в Ленина, и имена убийц Николая II, а главное, кому все это было нужно. Вы убедитесь в том, что террор тех лет породил Большой террор 30-х годов. Прочтите эту книгу: Вы не напрасно потратите время!
Предисловие
Размышляя о гражданской войне в России
О войне писать трудно, на войне убивают. Особо тяжко писать о гражданской войне, ставшей общенациональной трагедией огромной страны. И безумно сложно говорить об убийствах миллионов невинных людей, о карательной политике правительств, нацеленной на уничтожение и унижение своих сограждан.
Работая в архивах, в том числе и бывшего КГБ, не хотелось верить многочисленным кровоточащим документам, содержащим убийственные данные статистики и факты узаконенного беззакония, разгула произвола и изощренных издевательств над жизнями и достоинством людей.
Красные, белые, зеленые армии и карательные отряды, воюющие в 1918–1922 гг. со своим собственным народом, были одинаково преступны и ответственны за свои лиходейства. В. Г. Короленко писал в 1920 г. А. В. Луначарскому: «…Когда пришли деникинцы, они вытащили из общей ямы 16 разлагающихся трупов и положили их напоказ. Впечатление было ужасное, но — к тому времени они сами расстреляли уже без суда нескольких человек, и я спрашивал у их приверженцев: думают ли они, что трупы расстрелянных ими, извлеченные из ям, имели бы более привлекательный вид?»
[1]
Война — явление отвратительное, война против сограждан отвратительна вдвойне. XX век вошел в историю мировыми войнами, геноцидом, разгулом нацистского и большевистского террора. Готовы ли люди извлечь уроки из этого трагического опыта, вступая в новое тысячелетие и новый век? Неужели только смерть побежденных и поверженных может успокоить победителей? Требуются исследования многих специалистов и время, чтобы ответить на эти вопросы.
В годы моей юности была популярна песня о боевом и тревожном 1918 г., когда в стране полыхала широкомасштабная гражданская война и романтические «комиссары в пыльных шлемах» одерживали победы над врагами революции во имя светлой и счастливой жизни трудящихся. Сейчас поют иные песни и то время чаще всего называют словами И. А. Бунина: «окаянные дни». Прежде революции объявлялись «единственно правильной дорогой человечества», его локомотивами, ныне они выдаются за воплощение абсолютного зла. Гражданская война рассматривалась советской историографией конъюнктурно, с позиций победителей-большевиков, теперь ее относят к «красной смуте», хотя участие в ней принимали и представители иных расцветок, из коих главным противником красных были белые. Диагноз таким переоценкам поставлен давно и точно. Их называют эпидемией исторической невменяемости. Историю пишут победители. Но значит ли это, что у них есть право решать, что из происшедшего следует помнить, а что забыть? Ведь правда независима от того, кому она предназначена. И ныне без непредвзятого исследования того, что происходило в России в 1917-м и последующих годах, невозможно понять труднейший процесс демократизации страны.
Глава 1
Роль политического террора в борьбе за власть
Насилие и жестокость
Источники и литература
В каждом веке свое Средневековье. 100-летние, 30-летние войны, инквизиция — оттуда, гражданские войны тоже. Только каждое последующее столетие они все более ужесточались: в них участвовало больше людей, совершенствовались средства их уничтожения, изощреннее становились издевательства и пытки, терялась ценность человеческой жизни. Прежними оставались ненависть, остервенелость, становившиеся на время национальной религией (в России многонациональной). Трагедия народов одной страны, тесно взаимосвязанной с остальным миром, становилась ощутимой для всех. Оставшиеся в живых жертвы произвола и очевидцы не воспринимали оптимизма историков: за Средневековьем последует эра Возрождения… Они думали и говорили о другом: удивительно не то, что этот ужас проходит, а что мы — живы.
Насилие и террор всегда были непременными спутниками многовековой истории человечества. Но по числу жертв, узаконению насилия XX век не имеет аналогов. Этим столетие обязано, прежде всего, тоталитарным режимам в России и Германии, коммунистическим и национал-социалистическим правительствам
[10]
.
Россия традиционно относилась к странам, где цена человеческой жизни была мизерной, а гуманитарные права не соблюдались. Крайне радикальные социалисты-большевики, захватив власть, провозгласив свершение в кратчайшие сроки мировой революции и создание царства труда, уничтожили подобие правового государства, предложив революционный беспредел, и тем самым усугубили бесправное положение личности. Никогда еще в истории утопические идеи не внедрялись в сознание людей столь жестоко, цинично и кроваво. Непротивление, отказ от использования силы при решении политических вопросов, предложенные веку Львом Толстым и Махатмой Ганди, не были восприняты ни в России, ни в Германии. В непродолжительной идейной борьбе победило беспощадное, фанатичное зло, принесшее столько невиданных ранее страданий людям.
Политика насилия и террора
[11]
, проводимая в России большевиками, меняла сознание населения. А. С. Пушкин в «Борисе Годунове» отмечал безмолвие народа при казнях, большевистская периодика полна громогласных одобрений массовых убийств.
Естественны извечные вопросы: кто в этом виноват? Каковы причины трагедии? Как объяснить, попытаться понять происшедшее?
