Ложилась спать, уже легла под одеяло, вдруг что-то ужалило меня в левую лопатку. Поймала, сжала, бросила. Утром встаю — лежит пчела. Надо убрать. Беру — ужалила. Мёртвая пчела?! Но это не имеет никакого отношения к делу.

…Я не очень люблю детей. Конечно, я никогда бы не могла обидеть ребёнка, даже с ними ласкова. Но ребёнок для меня всегда загадка. Ведь все они в детстве пухленькие, беспомощные, улыбаются. А что из них выйдет, не знаешь и не можешь знать. Конечно же, вырастают и герои, и гении, но ведь из кого-то вырастают предатели, негодяи…

Девочка, о которой пойдёт речь, не вызывала у меня никогда особой симпатии. Зато родители её были мне приятны. Отец — археолог, мой коллега, немного странный, возможно фронт так повлиял, была контузия, замкнутый, всегда занят своими черепками, но милый человек. Мать, прелестная женщина, пришлась мне очень по душе, была она поглощена своей работой, общественными делами. Понятия её о жизни, о семейных обязанностях, были весьма своеобразны, хотя по-своему она и была очень предана мужу, считала его чуть ли не гением. Конечно, я бы сказать этого о нём никак не могла.

Леночка родилась за несколько лет до того, как я познакомилась с её родителями. Почти ежегодно приезжая по работе в этот азиатский город, ставший для меня особенно привлекательным и из-за этой семьи, я почти не замечала ребёнка.

Годы шли. Девочка росла. В первый раз я обратила на неё внимание, когда ей было, пожалуй, лет четырнадцать. Показалась она мне сутулой, но мордашка обещала быть хорошенькой. Рисовать начала девочка. Однажды мать показывает её рисунки. Вижу — несомненно есть способности.

Мне кажется, что тётушка моя с этой своей Леночкой совсем спятила. Может только об одном этом говорить и без конца говорить. И ко мне вдруг прониклась такой нежностью. Всё приглашает. А я заранее знаю — придёшь, так она только об одном. И надоело мне это до чёрта. Сама виновата, нечего было связываться. Я ей сразу, как только увидел Ленку, сказал: «Не будет она учиться, не для того приехала». Как она ещё тогда возмутилась, чуть из своей квартиры меня не выгнала. Ну, а сейчас — «Лёша, Лёша!» — как будто я главный механик по её печалям. Ей грустно, а я должен её утешать.

Тётушка моя ведь страшная эгоистка. Это и в семье у меня все отлично знают. В жизни ей, надо сказать, повезло, мой дядька, женившись на ней, всем её обеспечил. Квартиру огромную оставил, сама деньги большие зарабатывает. Привыкла, чтобы вокруг неё всё вертелись: «Ах, Татьяна Павловна, Татьяна Павловна». Мой дядя при жизни тоже, конечно, ей потакал. Ну, так и сохранилось это.

Женщина она в общем очень практичная, я до сих пор забыть ей не могу, как однажды позвонил и говорю:

— Тётя Таня, дайте взаймы четыреста рублей, дублёнку продают, очень хочу купить.

Но она мне:

Еду, еду, не доеду. Я всё забуду в Москве, что было дома плохого и ставу другим человеком.

В поезде хорошо, так бы никогда и не вылезала из вагона, а только бы в окно, только бы в окно и глядела. Всё убегает, убегает от тебя или ты от всего. Так, наверное, и в жизни. Трудно разобрать — ты ли от неё убегаешь, или она от тебя.

Девочке, маленькой совсем, мать говорит: «Смотри, вон по земле человек идёт», а она отвечает: «Нет. По земле он летит, а по небу идёт». Что она думает, эта девочка? Люблю маленьких. То, что нарожу себе не меньше пяти детей, это уж точно.

Прислушиваюсь к поезду и в его громыхании отчётливо различаю, как он повторяет очень ритмично: едем победить, едем победить.

Обязательно буду всё записывать, каждый день, как папа. Правда, ему-то это зачем? Что там в его жизни происходит особенного. Чепуха!