Солидные фамильные древа по большей части напоминают могучие дубы или плакучие ивы. Фамильное древо Смедли Фейвершема, однако, невозможно было соотнести ни с одной из древовидных ботанических форм, за исключением разве одного крайне малоизвестного вида, в просторечии именуемого «мартышкиной головоломкой». Большинство ветвей раскидистого древа, представляющего семейство Смедли Фейвершема, замысловато переплетались в шести пространственных и двух темпоральных измерениях, чтобы в итоге, неоднократно удвоив себя, обратиться в корни, растущие в противоположном направлении. Все эти изумительные особенности целиком проистекали из исключительно странной природы этой прелюбопытнейшей семьи.

Почти вся родня, присоединившаяся к семейству Смедли благодаря узам законного брака, перманентно пребывала вне закона в том или другом регионе пространства, в то время как его кровные родичи обыкновенно путешествовали по времени и распространялись во все стороны Вселенной благодаря бесчисленным альтернативным хронолиниям. Что до предков Смедли Фейвершема, то большинству из них еще только предстояло родиться в последующих столетиях, причем некоторым (что несколько осложняло положение) вообще не суждено было появиться на свет, но зато большая часть прямых потомков Смедли (что выравнивало баланс) благополучно скончалась задолго до его собственного рождения.

Однажды, во время одной из своих судьбоносных прогулок в Прошлое, Смедли, вдумчиво ликуя, прикончил двух собственных дедушек, прежде чем те успели зачать его родителей, и сделал он это, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет. И — также в порядке эксперимента — женился на обеих родных бабусях… но здесь мы стыдливо набрасываем вуаль на щекотливые подробности частной жизни Смедли Фейвершема, включающие несчетное количество жен законных, незаконных и разведенных, вкупе с ошеломляющим числом наложниц, любовниц, метресс, матрасов и матриц. Вполне достаточно упомянуть, что капельки Смедли-Фейвершемовой ДНК обильно разбрызгивались по древнему гобелену пространства-времени, и кончилось тем, что они пропитали его видимую материю насквозь.

Он приходит ко мне на почту строго раз в полгода. Всегда с одной и той же репликой.

— Ну что, — говорит, — сетевик…

«Сетевик» он произносит с таким выражением лица, будто я минимум зоофил. Хотя мне по долгу службы положено, между прочим. Не зоофилить, понятное дело. Просто слегка онлайн. У отделения связи неограниченный доступ. А то, чего я, спрашивается, забыл в родном селе, чтобы из города — да обратно?

Давным-давно, когда англо-американский книжный рынок еще не заполонило новое поколение иллюстраторов научной фантастики — хладнокровных и мастеровитых профессионалов вроде Майкла Уэлана, Джима Бернса, Дона Майтца и иже с ними (со многими читатели «Вернисажа» уже имели возможность познакомиться), сердца фэнов 1940—1950-х принадлежали другим художникам. На современный взгляд — наивным и примитивным, каковой была и тогдашняя science fiction. Но в то же время — искренним, увлеченным, одержимым и устремленным в будущее. Как и вскормившая их литература, еще не успевшая вкусить запретного плода: коммерческого успеха.

Начинавшие в ту пору Азимов, Хайнлайн, Саймак, Брэдбери, Кларк и десятки других будущих звезд, а также сотни тысяч их преданных поклонников с замиранием сердца разглядывали обложки книг и журналов, выполненные тогдашними кумирами: Эдом Эмшуиллером, Фрэнком Келли Фризом, Джоном Шонхерром.

И Алексом Шомбургом.

Проблемы надо решать. Блестящая мысль, и я с ней полностью согласен, в принципе. Бах! Одна пуля — и с проблемой покончено. Но, к сожалению, проблема играет не по правилам. Она не хочет, чтобы ее решали таким образом.

Я оглядел сидящих за столом. Это была моя лучшая аварийная команда. К несчастью, им сейчас предстояло лететь к Юпитеру, а я должен был спуститься на Землю. Меньше чем через сутки начнется процедура предварительного отбора кандидатов. Медлить нельзя, и если я не стартую через тридцать минут, то никак не успею вовремя.

Мне надо быть одновременно в двух местах. Я проклял про себя законы об авторском праве и ограничение, позволяющее делать лишь одну копию, и взялся за дело.