Уил соскользнул с седла. От долгой езды подкашивались ноги. Он слишком устал и потому не счал привязывать лошадь. Да и зачем, если верный конь все равно будет ждать тебя на месте. Сам он, пошатываясь, добрел до лесных зарослей, где его вырвало. Надо было срочно избавиться от проклятия, сбросить чары, впившиеся в него мертвой хваткой. Казалось, этот кошмар длится уже целую вечность. И хотя сознание, казалось, было охвачено пламенем, Уил машинально отметил, что прохладная лунная ночь слишком хороша, чтобы расстаться с жизнью именно сейчас… в очередной раз.

Он как будто ощущал прикосновение магии, овладевшей его телом несколько часов назад. Думать об этом не хотелось, но воспоминания были столь свежи, столь ужасны, что Уил не мог отогнать их от себя. На лице бриавельского генерала Лайрика мелькнула улыбка, когда недавно изгнанный из королевства воин по имени Ромен Корелди предложил — прежде чем сгинуть неизвестно где — в качестве места для ночлега заведение «Запретный плод». Лайрик моментально все понял: наемнику срочно требовалось забыть о своих злоключениях в нежных объятиях жрицы любви, и не какой-то там простой шлюхи, а красотки из самого знаменитого борделя во всей округе. Лайрик улыбнулся даже тогда, когда Ромен захотел провести ночь с женщиной по имени Хилдит. Сам он вкусил ее ласк в прошлый раз и потому не сомневался: в объятиях искусницы Хилдит его взгрустнувший попутчик забудет о своих невзгодах, пусть даже лишь на несколько часов.

Уил Тирск, словно в западне, пойманный в теле Корелди, был того же самого мнения… вплоть до момента, когда шлюха, пытаясь лишить его жизни, вогнала ему в сердце стилет. Вот только сделать это ей не удалось. Душа Уила покинула временное пристанище и переселилась в убийцу, лишив жизни ее саму.

Что ж, такое в его жизни случалось. Уилу уже довелось пережить щемящее чувство отчаяния, и все равно разум отказывался верить, что прошлое повторяется. Его вырвало, но хотя желудок был пуст, позывы не стихали. Он должен пересилить себя. Уил посмотрел на свои руки — нежные женские руки, прижатые к дереву, у которого он искал опоры, и сердито потер их о шершавую кору, словно тем самым пытался убедить себя в том, что происходящее с ним — наваждение, а не явь.

Только не думай о том, кем ты стал. Думай о том, кто ты есть, мысленно твердил он себе. Помни, кто ты такой.

Королева всю ночь не сомкнула глаз, думая над тем, как ей избавиться от Ромена Корелди. Она мысленно отмеряла ночные часы, прислушиваясь к приглушенным голосам стражи, когда сменялся караул, после чего вновь наступала тишина… и так до следующего раза. А еще время от времени ее внимание отвлекал собачий вой — а может, это выл волк? Может, зверь угодил в капкан, из тех, что расставляют в лесах браконьеры? А может — подумала Валентина и улыбнулась — он потерял свою пару и теперь дает выход тоске? Кому, как не ей, понять его — исполненный одиночества плач эхом отдавался в ее собственной душе.

Валентина вновь задала себя вопрос, какой уже задавала не раз — могла ли она удержать любимого человека и одновременно унять ярость короля? Короля, добавила она про себя, у которого хватит солдат, чтобы захватить Бриавель. Ответ — с какой стороны ни посмотри — всегда был один: нет.

— Проклятие тому, кто придумал слово долг! — прошептала королева и в сердцах ударила кулаком пуховую подушку, на которой ей сегодня так плохо спалось.

И словно этих страданий было мало, ее постоянно преследовал образ Финча. Ей никогда не забыть, как он смотрел на нее. Он тоже проникся любовью к Ромену, хотя поначалу имел недобрые предчувствия в отношении этого человека. В этом она и ее юный наперсник были схожи. Как много было между ними общего в тот короткий период, когда она были вместе! Но и от этой дружбы остались только воспоминания. Финч избегал ее, потому что она нарочно отдалила от себя Ромена; более того, приказала выдворить его из Бриавеля. Любимому человеку она предпочла Селимуса — того самого, что был ненавистен всем. Даже ребенок, и тот понял бессмысленность ее поступков. Правда, Финч — не обыкновенный ребенок, он не по годам серьезен и задумчив, что с первого же взгляда отличает его от других детей. Было грустно терять такого друга, как он, но, похоже, прошедший день только для того и наступил, чтобы принести ей новые печали.

Король Селимус, думала Валентина, раздраженно пиная ногами пуховое одеяло, к этому моменту уже наверняка добрался до границы, а может, даже пересек ее и теперь находится в Моргравии. В любом случае шпионы держат его в курсе здешних событий — в этом королева не сомневалась. Ему наверняка уже доложили про изгнание Корелди. Ей вдруг подумалось, что, услышав эту весть, король распорядился выследить Ромена. Остается только молить бога, что тот проявит осторожность. Его предупредили, чтобы он держался как можно дальше от границ Моргравии, где ему грозит неминуемая смерть. А если Ромену не хватит собственного благоразумия, то генерал Лайрик наверняка даст ему дельный совет. К тому же они путешествуют под покровом ночи и держат путь на север — откуда Корелди когда-то и пришел.

Нейв все знал. Он разбудил его ночью воем столь горестным, что Финч даже заткнул уши. Последние дни они спали в лесу. После всего, что произошло, Финч не мог оставаться в замке. И что хуже всего, он отказывался видеть королеву. Та совершила нечто такое, чему Финч не мог найти оправдание. Нет, конечно, у него нет права судить тех, кто занимает куда более высокое, нежели он сам, положение, а уж тем более королеву. Впрочем, с Валентиной его связывали дружеские отношения, а друзья, как известно, не бросают друг друга. Ромен был нужен ей — почему королева этого не понимала?

Нет, конечно, поначалу он тоже отнесся к Ромену не без подозрения. Да и как иначе? Финч случайно подслушал разговор Селимуса с Корелди, когда те обсуждали, как им избавиться от Уила Тирска. Но с другой стороны, именно Финч заметил странную привязанность к Корелди пса Уила Тирска, Нейва, когда они выследили его в Перлисе. Финч изумился, увидев наемника в обществе Илены. Каково же было его удивление, когда он узнал, что Корелди привез тело Уила Тирска в Стоунхарт, где его со всеми почестями предали земле. Финч первым догадался, что происходит нечто странное, что здесь не обошлось без магических чар.

Финч верил в магию. В отличие от большинства моргравийцев он относился к ней спокойно, без настороженности и подозрительности, и в отличие от бриавельцев не отмахивался от нее как от суеверия. Его не оставляло чувство, что Уил Тирск по-прежнему где-то незримо присутствует среди них, и это подозрение крепло в нем час от часа. Во-первых, Нейв выказывал нежную привязанность к совершенно чужому человеку. Во-вторых, Корелди проявлял чрезмерную заботу в отношении Илены и вообще пытался обелить древнее имя Тирсков. Внутреннее чутье не обмануло. Корелди признался, что он на самом деле Уил Тирск и рассказал ему про Оживление, жуткое явление, дарившее жизнь одним и отнимавшее ее у других.

Уил строго-настрого запретил ему рассказывать об этом кому-то еще, особенно, Валентине. Именно по этой причине мальчик так болезненно воспринял ее решение изгнать Корелди за пределы страны. Он любил королеву и неоднократно порывался рассказать ей правду. Но разве могла она, воспитанная в презрении к колдовству, поверить в такое?

Финч надеялся увидеть Ромена до того, как стража уведет его из Веррила, — тогда бы он мог узнать, каковы его намерения. Увы, ему не позволили приблизиться к изгнаннику. Нейв хотел было отправиться по следу Уила, но Финч решил, что в данном случае нужно применить власть и велел ему ждать. Прежде всего им следовало хорошо продумать свои будущие действия. Мальчик не сомневался, что верный пес легко найдет хозяина, так что догнать Уила они всегда успеют. Спешить некуда. А пока ему нужно время, чтобы, как он любил говорить, «привести в порядок» ум и хорошенько взвесить каждый возможный шаг. А самое лучшее место для этого, разумеется, лес.

Селимус жевал миндальное пирожное, испеченное к королевскому столу рано утром. Его совсем не волновало, что придворному кондитеру пришлось встать ни свет, ни заря, чтобы его королевское величество насладилось любимым лакомством. Ему не было дела до того, какой это утомительный труд: очистить и размельчить каждый орех; приготовить, тщательно размяв и раскатав, тесто, придать ему нужную форму. Обычно миндальные пирожные подавали по праздникам, но Селимус питал к ним немалую слабость, в угоду которой мог ни с того ни с сего посреди ночи потребовать, чтобы любимое кушанье было подано на завтрак. Разумеется, никто не смел перечить его величеству, ведь даже малейший каприз монарха — закон для подданных.

Селимус посмотрел на второе пирожное, предвкушая, как оно будет таять на языке, и лишь потом перевел взгляд на странный дар, прибывший утром с курьером. Король разглядывал его уже не в первый раз, снова и снова разворачивая полоску холстины. Он даже покрутил вещицу между пальцами, находя удовольствие в простом обладании ею. Хорошо бы сохранить, чтобы потом время от времени поглядывать на нее как на напоминание об одержанной победе.

Королю вспомнился Корелди. Наемник даже нравился ему — своей беспринципностью, цинизмом и легким отношением к жизни. А как ловко он разделался с Уилом Тирском! Увы, вскоре стало понятно, что полагаться на верность солдата удачи нельзя, и Селимус принял решение убрать Ромена.

Первые подозрения зародились после по меньшей мере странного поведения Корелди в соборе во время похорон Тирска. А потом наемник вообще сбежал с сестрой покойного. Для Селимуса это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. Нет, такой человек вряд ли способен хранить в тайне их общие темные дела. Слишком многое поставлено на карчу — не только присоединение Бриавеля к Моргравии, но и его собственная корона. Стоит только армии заподозрить, что он причастен к убийству Тирска, как под ним сразу же закачается трон. Даже сейчас, когда Тирск больше не стоит во главе легиона, легион сохраняет прежнюю силу, и ему ничего не стоит захватить власть в стране.

Нет, подумал Селимус, машинально стряхнув с подбородка крошки, все-таки он поступил правильно, убрав Корелди, особенно если учесть, что тот родом из Гренадина. Кто знает, какие связи были у него с Кайлехом, королем горцев? Кто поручится, что Корелди не выдал бы Кайлеху государственные секреты? Только безумец мог отважиться на такой риск.

Король Кайлех мрачно взирал на тело, распростертое перед ним на грязной соломе на полу тюремного каземата. Сюда никогда не проникали лучи солнца. Высеченное в чреве скалы, на которой стояла крепость, узилище было подобно могиле. Заключенный по имени Герин не мог дождаться часа, когда оно действительно станет его могилой.

— Он умирает? — спросил король, стараясь сдержать гнев. Кайлех не привык разбрасываться словами, и тот, к кому была обращен вопрос, прекрасно это знал и потому поспешил кивнуть.

— Да, мой король, — ответил тюремщик, — он сам навлекает на себя смерть и уже долгое время отказывается от пищи.

— А от воды?

Тюремщик покачал головой.