Не зря говорят: работа дураков любит.

Но зря не уточняют: увлеченных людей она любит еще больше. А что касается профессора Грилинса, моего непосредственного начальника, так его работа и вовсе боготворит: профессор трудится от зари до заката, и подозреваю, даже во сне не перестает заниматься расчетами и опытами.

Я не спрашивал, почему он не разменивает жизнь на мелкие радости вроде отдыха хотя бы в выходные дни - своей жизнью профессор мог распоряжаться так, как пожелает. Но никак не мог понять, почему Грилинс заставляет и меня поступать аналогичным образом, ведь я в научные монахи не записывался.

Нет, я не спорю - работа в лаборатории мне нравится, но в отличие от некоторых хороших людей является не смыслом жизни, а следствием детского увлечения химией. Увлечением, благодаря которому я нынче зарабатываю на хлеб с маслом или икрой - в зависимости от того, выдают зарплату с премией или без. Но это - частности.

Перед тем, как я продолжу историю, позвольте представиться: меня зовут Томас.

Пустыня Хотро находилась в четырехстах километрах от города, практически на побережье, и с древних пор считалась проклятым местом. Однако причины появления подобной славы до нашего времени не сохранились, и ученым оставалось только одно: гадать на кофейной гуще о произошедших в далеком прошлом катаклизмах.

Но всё же большинство склонялось к определенной версии. По их мнению, когда уровень океана понизился на восемь сантиметров, жителям прибрежных районов пришлось забыть о рыболовстве и постараться переключиться на животноводство, но песок бывшего океанского дна не позволил это сделать: он накалялся на солнце и приносил в цветущие края засушливые и песчаные бури. Из-за этого древние люди прокляли пустыню, плюнули напоследок и ушли.

Эта версия существовала не одно десятилетие. Однако двенадцать лет назад геологи пришли к неожиданному выводу: вода никогда не плескалась на месте пустыни, и ее существование противоречит всем известным законам природы.

Кто-то под шумок предложил придумать новые законы природы, но этот номер не прошел: общественность оказалась умнее ожидаемого новаторами, и на спекуляции не поддалась.

Желтая пресса по обыкновению выдала собственную версию: мол, в пустыне произошла битва древних людей с применением ядерного оружия, которое и превратило цветущий край в безжизненную пустыню. Дикая версия муссировалась средствами массовой информации почти два года и довела-таки стрессоустойчивых ученых до белого каления. Решив разобраться с причинами появления пустыни раз и навсегда, они собрали пресс-конференцию и объявили об отправке первой исследовательской экспедиции в район Хотро.

Когда я вошел в лабораторию, профессор Грилинс возился с пробирками около основного стола, а на шести вспомогательных, стоявших у стен, что-то нагревалось, кипело, остывало и горело. Работа шла полным ходом.

Профессор поднял голову и молча кивнул, приветствуя меня. Я кивнул в ответ и подошел к своему шкафчику в углу лаборатории. Надевая белый халат, я с грустью посмотрел в окно на безоблачное небо, и в глубине души появилось желание на минутку выйти из себя и одним движением смести пробирки и емкости со стола, а так же (извините за протокольный язык) произвести ударно-травматические действия в отношении как профессора, так и всей его работы. Но повезло: воспоминание о тройном тарифе вовремя подействовало на нервы тройной дозой успокоительного.

Поражаюсь терпению профессора: повторять действия первопроходца с точностью до секунды в течение двух месяцев до невозможности утомительно. Лично у меня одно только упоминание о жизни по графику вызывает панический ужас. Чем жить по расписанию, лучше сразу идти в сумасшедший дом - тем более, мы понятия не имеем, какое вещество получим в результате кропотливых действий. Возможно, мы создадим нечто выдающееся, но с тем же успехом можем получить сверхдорогой, но банальный аналог обычного мыла или ароматизатора. Или получится какая-нибудь "квантаполиметапозитрония" желтого цвета, и как от нее избавиться, будет мучительно думать не одна сотня поколений.

Мимо меня с громким жужжанием пролетела большая зеленая муха. Похоже, кто-то из рыбаков принес коробочку с опарышем и выронил одного - других причин появления мухи в институте я не вижу. Я взмахнул рукой. Отогнанная муха улетела к профессору и закружила над ним, возмущенно говоря о чем-то своем, мушином. Профессор оказался кровожаднее моего: он ловко свернул листы с переводом книги в трубочку и ударил по опустившейся на стол мухе.

Бухххх!!!

По сложившейся традиции Хорк проводил каждый субботний вечер в ресторане или кинотеатре, но в этот раз суббота полностью ушла на обсуждение договора с богатыми клиентами. Упрямые до невозможности, они пристально вчитывались в каждый пункт договора и задавали наводящие вопросы, натыкаясь на любое мало-мальски непонятное слово. Хорк терпеливо объяснял: заключение сделки означало появление приличной и никем не учтенной суммы на карманные расходы. Главное, напустить побольше туману и не дать заказчикам понять, что один из пунктов договора никоим образом не относится к исполнению заказа, а позволяет Хорку присвоить десять процентов от суммы сделки.

В свое время он потратил два года работы над формулировкой пункта и достиг успеха: даже профессионалы не могли без головной боли и группы помощников разобраться в хитросплетениях терминов. Это позволило Хорку в течение пяти лет выбиться в люди и жить если не припеваючи, то, как минимум, подпевая.

Ему и раньше попадались вредные клиенты, но сегодняшним по праву присуждалось первое место за упрямство: они задавали десятки вопросов по существу, и Хорк как никогда ранее ощущал себя на волоске от крупного скандала, а так же последующих ареста и усыпления. Пришлось максимально напрячь извилины и запудрить мозги клиентам методом ступенчатого усложнения, чтобы они подписали договор до начала обсуждения "левого" пункта.

Метод ступенчатого усложнения являлся простым, но требовал приличных знаний в области профессиональной терминологии: непонятное слово бъяснялось непонятной фразой, а в последующих объяснениях объяснений использовались еще более мудреные выражения. С каждым витком разъяснений на клиента выливались ушаты неведомых терминов, и максимум на четвертой ступеньке бедолага был готов подписать даже закладную на собственную душу, лишь бы его перестали мучить новыми словами. Он полностью соглашался с замечанием Хорка о том, что заключает договор с солидной корпорацией, которая своих клиентов носит на руках, а не использует их в качестве дойной коровы, и уходил, до невозможности счастливый тем, что юридические сложности остались позади.

Но сегодня обсуждение двадцатистраничного договора затянулось на восемь часов против обычного получаса: клиенты оказались не лыком шиты, и метод ступенчатого усложнения раз за разом давал сбой. Хорк взмок от нервного напряжения и усталости: он упорно подыскивал наиболее сложные и редко используемые термины, но заказчики не находили в терминологии ничего заумного, словно каждый день выслушивали подобные речи.

Мы уезжали домой в одном направлении, и потому вместе отправились к автобусной остановке. Профессор жил дальше меня от института, но как он не догадался заходить за мной перед началом смены, я до сих пор не понимаю. И слава всем светилам науки, что подобная идея ни разу не приходила в его голову. Иначе я переехал бы в другой район и никому и никогда не говорил бы, где живу. И домой возвращался бы кругами, отрываясь от потенциальной слежки. Я понимаю: многие испытают мощный прилив гордости, если руководитель лично явится к ним домой и пригласит отработать очередную смену, но мне такой сервис и даром не нужен. На работу я предпочитаю ходить в одиночестве и раздумывать о планах на вечер или просто о жизни, но в присутствии рвущегося в бой и отдающего приказы начальства подобное невозможно. Зато во время обратного пути я с удовольствием могу поговорить о произошедшем в рабочее время - потому как окончательно проснусь к тому времени и буду готов свернуть горы.

Вот и сейчас, приближаясь к остановке, мы с профессором обсуждали случившееся в институте и гадали о событиях, приведших к появлению пустыни Хотро. Непонятно для чего, но катализатор создавали в огромных объемах. Нам, к примеру, понадобилось пять литров для уничтожения лестницы и превращения в песок земли до неизвестной глубины. Для превращения в пустыню огромной территории количество катализатора должно быть в несколько порядков больше. Но есть еще одна проблема: мало создать катализатор, нужно исхитриться его разбрызгать. Неужели специально ради такого дела создали стеклянный самолет или стеклянную корзину для воздушного шара? Но зачем? Для уничтожения родного края требуются крайне веские причины. Учитывая воинственность наших предков, рискну предположить: жители решили превратить родину в песок, не желая отдавать воинствующим чужакам ни пяди земли. Что ж… В таком случае, они своего добились: до сих пор ни один человек не поселился на территории погибшего государства. Хотя песок из пустыни давно уже используют в промышленных целях, но это другой вопрос.

Кстати, не знаю, как профессор, но я теперь при взгляде на любую кучку песка буду думать о том, что здесь пролили воссозданную нами жидкость. Не хватало еще стать параноиком на этой почве.

А все-таки жаль, что нам не суждено узнать о делах давно минувших дней. Нет, конечно, ученые немало выяснили о прошлом цивилизации благодаря сохранившимся книгам, но там нет ни строчки о катастрофе и планах превращения государства в мертвую пустыню.

Впрочем, в ближайшие дни для меня и профессора важнее другое: в понедельник мы явимся пред грозные очи начальства и поведаем неправдоподобную историю о том, почему в нашей лаборатории исчезли полы, в здании не хватает лестницы, а в подвале с избытком навалено песка. И от реакции начальства зависит наше дальнейшее пребывание в стенах института.

Боль от невыносимой температуры исчезла едва ли не раньше, чем появилась, и я перестал видеть и слышать. Я не чувствовал ровным счетом ничего и не мог определить, где нахожусь, и как долго продлится томительное состояние неопределенности.

Тьма и тишина окружали меня - первозданные, абсолютные. И невыносимо тягучие своим однообразием.

"Словно в банковскую ячейку спрятали на хранение" - подумал я, и в ту же секунду нахлынули воспоминания всей жизни: как родился, что делал, где ошибался и праздновал победу… В один миг в памяти предстали и исчезли ключевые и яркие моменты жизни, оставив после себя приятное эмоциональное послевкусие от совершенного, с легкой примесью горечи от неудач и ошибок.

По всему телу прокатилась дрожь, и я понял, что снова ощущаю себя и могу пошевелить руками и ногами.

Хм…

Мы стояли на краю просторной площади, окруженной широкой стеной с дверями и коридорами, уводящими вглубь Преддверия. Казалось, в огромном облаке проделали многочисленные ходы. Правда, на ощупь стены и полы напоминали спрессованную вату. Но я не отказался бы пожить в домике из подобного материала: прохладно в меру, солнце в глаза не светит, почти как в раю. Вылитое Преддверие.

В Преддверии ада, вероятнее всего, вместо обычной используют стекловату - чтобы грешники чесались дни и ночи напролет. Я, помню, в детстве был на стройке и сталкивался с этим хитрым материалом. Еще долго думал - а почему он не горит, если он - вата, пусть и не простая, а стеклянная?

А еще, в Преддверии мечты сбываются, и делают это моментально. Иначе как объяснить тот факт, что я в первую же минуту заметил давешнего сектанта из универмага. Он стоял перед ангелом и вдалбливал ему прописные истины собственной религии.

– Да иди ты к чертовой матери! Изыди! - вяло отбивался раздраженный ангел в ответ на очередную претензию насчет обустройства потустороннего мира: взволнованный увиденным сектант нес дикую ахинею о том, как должно быть устроено Преддверие на самом деле, а до кучи и вовсе сомневался в необходимости существования данного места. Но его можно понять: как не разволноваться, если личные представления о потустороннем мире оказались далеко не соответствующими реальному положению дел.

– Все мы дети Господа, даже черти, - назидательным тоном проговорил сектант. - А Господь - отец, сын и святой дух. Никаких матерей среди него нет. Значит, и среди чертей их быть не должно!