Если вас спросят, что значит быть мужчиной, как бы вы ответили на этот вопрос?

Еще несколько лет назад я и сам не представлял бы в точности, как ответить на этот вопрос. Сказал бы разве, что в наше время это совсем не просто… и что существует множество определений мужественности — пожалуй, столько же, сколько и мужчин. Так что никто не может сказать, что знает это наверное.

Этот вопрос все сильнее занимает мужчин во всем мире. То здесь, то там возникают все новые и новые мужские группировки — мужчины встречаются, чтобы провести время в мужской компании и найти себе новых друзей. Но неужели битье в барабаны и песни у костра способны сделать вас настоящими мужчинами'?

Еще в детстве, когда я знакомился с окружающим миром, я настолько разочаровался в поступках мужчин, что чувствовал неловкость оттого, что и сам мужчина. Как правило, демонстрация «мужественности», которую мне доводилось видеть, сводилась к пустой браваде, не имевшей за собой, по-видимому, ровным счетом ничего. Казалось, что все мужчины совершенно бесчувственны к миру, а их поступки несут лишь разрушения. В школьных раздевалках парни обменивались циничными шутками по поводу женщин. Позднее они нанимались на работу в большие компании, где царило полное равнодушие к тому разрушительному воздействию, которое оказывают плоды их деятельности на окружающую среду, или шли работать в офис, где обстановка была столь бездушной, что, казалось, тут же иссушала их.

В юности у меня был целый ряд героев-мужчин. Это были люди, которые понимали в жизни больше других, — мужчины, не потерявшие вкус к приключениям. Я видел, как загорались их глаза, когда они рассказывали о своих мечтах. Но, как это ни грустно, — эти мечты почти никогда не сбывались.

Глядя на современный мир, я неизменно испытываю боль. В моих ушах все еще звучат слова одной моей подруги: «Куда же подевались все эти герои?»

Увы, это, к сожалению, похоже на правду. Что стало с ними всеми? Где те мужчины, которые способны гордиться своей мужественностью? Где барды, слагающие песни о героях-спасителях? Бардов не стало — ведь не стало и героев-спасителей. Не стало их песен, ведь честь, олицетворенная в героях, исчезла вместе с ними. Но самая острая боль приходит от осознания того, что с уходом бардов исчезла и красота. Когда погиб последний рыцарь, погибла и надежда. Что же остается, когда уходят красота и надежда? Ничего! Остается лишь холодный стерильный мир преступлений и насилия, мир уродства и отчаяния, мир тошнотворного чувства безнадежности, в котором расцветает немощь и апатия.

Так что же, больше не осталось героев на этой Земле? Неужели нет в мире никого, кто смог бы сделать шаг, чтобы спасти человечество от величайшей из катастроф? Неужто же все современные мужчины лишены мужского начала до такой степени, что им не остается ничего иного, как быть донорами спермы? Впрыскивать себе в вены химические препараты, чтобы одурманить себе мозги и попытаться приглушить боль, которую они испытывают оттого, что утратили мужественность? Неужели не осталось мужчин, желающих хотя бы попытаться?

Я не знаю ни одного героя, который сейчас ходит по этой земле, не слышал я и ни об одном спасителе. Но я задаю себе вопрос: если мне так все это не нравится, кто же, в конце концов, я сам? Да, может быть, я не чувствую себя настоящим героем-спасителем, но я хотя бы хочу попытаться им стать!

Ведь я сознаю, что не знаю, куда идти, не знаю, у кого учиться этому. Но я также понимаю, что если я не знаю, куда идти, то «здесь» — вполне подходящее место, и если я не знаю, когда начать, то «сейчас» — вполне подходящее время; если же я не знаю, у кого учиться, то должен начать учить себя сам.