«Охранка»: Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1

Мартынов А. П.

Заварзин П. П.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

В воспоминаниях начальников Московского охранного отделения П.П. Заварзина и А.П. Мартынова, начальника Петербургского охранного отделения А.В. Герасимова и директора Департамента полиции А.Т. Васильева подробно описана «кухня» российского политического сыска конца XIX — начала XX веков, даны характеристики его ключевых фигур (С.В. Зубатов, Е.П. Медников, М.И. Трусевич, С.П. Белецкий и др.), рассказано об убийствах Плеве, Сипягина, Столыпина, Распутина, о нашумевших делах Гапона, Азефа и др.

Все представленные в сборнике мемуары (за исключением книги Герасимова) впервые публикуются в России, а книга Васильева вообще впервые выходит на русском языке.

В аннотированном именном указателе справки о жандармах подготовлены на основе служебной документации жандармского корпуса.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

«Охранка» глазами охранников

В конце 1870-х годов характерной чертой русской жизни стал терроризм революционеров-народников, боровшихся с царским правительством. III отделение, осуществлявшее функции политической полиции, не могло справиться с ними, и было решено осуществить преобразования в этой сфере.

6 августа 1880 года в России возникло новое учреждение — Департамент государственной полиции, ставший высшим органом политической полиции в Российской империи.

Обосновывая свои предложения, министр внутренних дел М.Т. Лорис-Меликов указывал, что

«делопроизводство в оном

(Департаменте государственной полиции. —

З.П.

)

может быть вверено только таким лицам, которые, обладая необходимыми для службы в высшем правительственном учреждении познаниями и способностями, вполне заслуживают доверия по своим нравственным качествам, выдержанности характера и политической благонадёжности»

[1]

. Старые кадры не подходили как по своим профессиональным качествам, так и в силу того, что часть их были жандармы, люди военные. Лорис-Меликов стремился к тому, чтобы новое учреждение состояло из «законников», лиц гражданских и с юридической подготовкой.

Указом от 15 ноября 1880 года на Департамент государственной полиции было возложено руководство как политической, так и общей полицией. Согласно ст. 362 «Учреждения Министерства», Департамент обязан был заниматься вопросами: 1) предупреждения и пресечения преступлений и охранения общественной безопасности и порядка; 2) ведения дел о государственных преступлениях; 3) организации и наблюдения за деятельностью полицейских учреждений; 4) охранения государственных границ и пограничных сообщений; выдачи паспортов русским подданным, видов на жительство в России иностранцам; высылки иностранцев из России; наблюдения за всеми видами культурно-просветительной деятельности и утверждения уставов различных обществ

[2]

.

Важная роль принадлежала созданному в 1898 году Особому отделу Департамента. Он заведовал внутренней и заграничной агентурой, вёл наблюдение за перепиской подозрительных лиц, осуществлял надзор за настроениями рабочих, учащейся молодёжи, а также розыск лиц по политическим вопросам и т.д.

А.П. Мартынов

Моя служба в Отдельном корпусе жандармов

[38]

Введение

Необходимым условием для авторов «воспоминаний», обдумывающих их пригодность для историков, является правдивость. Оглядываясь на наше прошлое и сравнивая его с настоящим, мы, русские эмигранты, часто и невольно готовы закрыть глаза на теневые стороны и охотно берём широкой кистью побольше радужных красок с палитры наших воспоминаний. Не избежали этого и мемуары, авторами которых были деятели Министерства внутренних дел

[39]

.

Для того чтобы воссоздать правдивую картину моей службы в Отдельном корпусе жандармов, я старался брать с палитры моих воспоминаний все необходимые краски, а не только радужные, и поэтому читатель не найдёт в ней той «буколики», которая часто извращает в нашей эмигрантской литературе верную перспективу прошлого.

По поводу основания в 1826 году Отдельного корпуса жандармов, т.е. новоучреждённой политической полиции, права, обязанности и функции которой были в правительственных актах того времени очерчены весьма туманно, рассказывали, что на вопрос графа Бенкендорфа, назначенного главой этого новосозданного Отдельного корпуса жандармов, каковы должны быть функции его, Император Николай I вынул носовой платок и, передавая его Бенкендорфу, сказал: «Ты будешь вытирать им слёзы несчастных…»

[40]

К этому анекдотическому слуху, получившему в русском обществе широкое распространение, лучше всего может быть приложена известная итальянская поговорка: Se non ё vero, ё ben trovato

[41]

.

Глава I

В Москве

Прослужив около трёх лет в 7-м гренадерском Самогитском полку и не чувствуя призвания к строевой службе, я стал намечать себе иное служебное поприще. В это время мой старший брат Николай служил в Московском жандармском дивизионе, будучи незадолго до этого переведён в него из 10-го драгунского Екатеринославского полка. По его совету я возбудил ходатайство о прикомандировании меня к тому же дивизиону для совместного служения с братом.

Ходатайство моё было удовлетворено, и в мае 1898 года я был прикомандирован к Московскому жандармскому дивизиону, начав, таким образом, свою почти двадцатилетнюю службу в Отдельном корпусе жандармов, прерванную революцией 1917 года, когда я состоял начальником отделения по охране общественной безопасности и порядка в Москве.

Служба в Московском жандармском дивизионе была, однако, почти исключительно строевой, и для меня она была только временным этапом к дальнейшей службе в Отдельном корпусе жандармов, несколько облегчая путь к зачислению в так называемый «дополнительный штат» Корпуса, к чему, собственно, я и стремился.

Жандармский дивизион являлся как бы парадным придатком к полицейской организации обеих столиц — Петербурга и Москвы — и Варшавы. Командование этими дивизионами было чистейшей синекурой и являлось одной из самых завидных должностей в Корпусе. В порядке подчинения командир дивизиона имел двух ближайших начальников: в административном он подчинялся градоначальнику и в строевом — начальнику местного жандармского управления. Для первого — жандармский дивизион был «чужой» и потому рассматривался им как неизбежное и неотвратимое зло и помеха для учреждения «своей» конной полиции, которая была заведена за несколько лет до революции. Этой конной полиции дали какую-то среднюю форму между общеполицейской и жандармской и снабжали бракованными конями из жандармского дивизиона. Чины этой конной полиции были вполне «в руках» градоначальника, знали наружную полицейскую службу лучше чинов жандармского дивизиона, и поэтому у них с градоначальством никаких «трений», наблюдавшихся в моё время между чинами дивизиона и чинами общей полиции, быть не могло. Что касается второго подчинения, то достаточно указать на обстоятельство, что начальники губернских жандармских управлений были в подавляющем большинстве по своей прошлой службе пехотинцы, а им приходилось инспектировать и направлять службу чисто кавалерийской организации, какой был жандармский дивизион. На этой почве происходили часто забавные инциденты.

Глава II

В Санкт-Петербурге

В конце 1900 года, пробыв около девяти месяцев в Московском губернском управлении, я был откомандирован обратно в Московский жандармский дивизион, так как оставшаяся вакантной должность адъютанта в губернском жандармском управлении была заполнена назначением на неё одного из офицеров из только что прослушавших лекции при штабе Отдельного корпуса жандармов.

Мне очень не хотелось возвращаться к прежним строевым занятиям в жандармском дивизионе, но приходилось подчиниться и ждать очередного вызова в Петербург для слушания лекций. Мне пришлось ожидать этого вызова около года, и только в сентябре 1901 года я получил наконец долгожданную телеграмму о вызове на лекции.

Зная, что я по окончании лекций, может быть, и не попаду на службу в Москву, как бы мне этого и ни хотелось, я взял с собой семью (жену и годовалого сына) и с небольшим багажом перебрался на жительство в Петербург. На лекции, продолжавшиеся три месяца с небольшим, было вызвано около 60 офицеров, прибывших из разных концов России. Преобладали поручики по чинам, а по роду оружия — пехотинцы. Пять офицеров прибыло из жандармских дивизионов Петербурга, Москвы и Варшавы. Наша жандармская форма делала из этих слушателей как бы привилегированную группу. Как-то не допускалась мысль, что на окончательном испытании провалят «своих».

Лекции занимали утренние часы, с положенным часом на завтрак, который мы, курсанты, получали в помещении С.-Петербургского дивизиона, где происходили и самые лекции. Надо отметить, что помещение было выбрано без должного внимания к курсантам. Оно было мало и неудобно.

Глава III

В Саратове (I)

Был конец июня 1906 года. Стояла жаркая летняя погода. До этого мне не приходилось бывать в Поволжье, и этого края я совсем не знал. Что я знал о Саратове? Очень немного. Больше всего запомнились мне высказывания генерала Иванова. Они, как я говорил выше, были неутешительны.

Я дал телеграмму начальнику Саратовского охранного отделения, ротмистру Фёдорову, которого я ехал замещать, прося его распорядиться выслать на вокзал кого-нибудь из служащих.

Когда поезд подошёл к станции и я с семьёй с помощью носильщика выгрузился на платформу, ко мне подошёл симпатичного вида пожилой штатский и учтиво осведомился, не еду ли я к господину Фёдорову.

Надо сказать, что, выезжая к месту новой службы, я решил всегда ходить в штатской одежде и по возможности законспирировать как свою личность, так и самое помещение охранного отделения, в целях предохранения от открытых покушений со стороны революционеров, а также в целях более спокойного и успешного выполнения обязанностей службы. Как это ни покажется странным, моё решение было выполнено до конца успешно, и за мою шестилетнюю розыскную службу в Саратове меня знали в лицо только те, кому я не мешал это знать.

Глава IV

В Саратове (II)

Как я уже неоднократно отмечал, Саратовская губерния, да и другие губернии Поволжья, была насиженным местом народников, народовольцев и их естественных преемников — групп и организаций Партии социалистов-революционеров. В Саратове основались прочно отдельные группировки этой партии. Частично подвергшиеся разгрому политической полицией, они всё же продолжали свою законспирированную жизнь.

До 1903 года, когда было сформировано Саратовское охранное отделение, местным розыском руководило Саратовское губернское жандармское управление, и, как правило, руководило им из рук вон плохо. Да и на какие средства можно было тогда осуществлять этот розыск? Денежный отпуск был грошовый, а исполнители в лице какого-нибудь престарелого жандармского полковника или генерала, заботившегося о том, чтобы благополучно закончить свою карьеру и получить долгожданную пенсию, совершенно не были приспособлены к жандармской деятельности. Всё дело розыска опиралось на «случайности».

С открытием в Саратове охранного отделения, которое обладало натасканным на розыске штатом служащих, энергичным и полным желания работать начальником, получившим, как-никак, достаточные средства для политического розыска, дела пошли лучше. Не надо, однако, забывать, что поставить на правильную ногу политический розыск в короткий срок нельзя. Не надо также забывать, что то время было временем исключительно беспокойным и что начальнику отделения приходилось наспех разрешать текущие проблемы.

Словом, вышло так, что моим двум предшественникам по должности начальника отделения в Саратове не удалось создать действительно серьёзную агентуру, которая могла бы осветить конспиративные тайны и установить все связи местной организации эсеров. Я не хочу сказать, что до моего приезда в Саратов розыск был поставлен плохо. Нет. Были и удачные ликвидации, но всё-таки недоставало полной картины того, что происходило в законспирированных центрах подполья.