У меня есть очень яркое религиозное впечатление из детства, которое связано с волшебным шкафом, точно как в «Хрониках Нарнии». Когда я с сыном впервые посмотрела этот фильм, детские воспоминания нахлынули с такой силой, что всю ночь не могла уснуть, всё вспоминая тот вечер, когда увидела сказочный шкаф из своего детства. Нет, меня не встретили ни огнегривый лев, ни вол, исполненный очей, но встреча с теми, кого я тогда увидела, была не менее завораживающей и удивительной, чем знакомство со сказочными героями.

Родители мои, будучи молодыми и очень энергичными людьми, постоянно подбрасывали меня бабушкам, как, впрочем, и все молодые папы и мамы, у которых учёба, командировки, экспедиции, — ничего нового. Теперь уже и я, приняв эстафетную палочку поколений, регулярно командирую сына к маме, закружившись в делах. Дело житейское и обычное во все времена.

Был ноябрь, самое его начало, когда меня привезли к бабуле на побывку. Время малопригодное для уличных забав: холодно и сыро. Снег ещё не лёг, несколько раз посыпал землю, но рано было, всё таяло и становилось серо-чёрным, неприветливым и смурным. Слава Богу, я тогда уже умела читать, и всегда находилось мне занятие на тёплой печке.

Через пару дней после приезда бабушка чуть пораньше пришла с работы, нарядилась сама, надела на меня лучшее, из привезённых, платье, укутала в козью шаль поверх пальтишка, и мы отправились в гости. К кому — мне не доложили. Родни полдеревни, уточнять не с руки. К кому ни приди — везде хорошо. Будут пельмени, будет чай, будут разговоры обо всём, а если подходящее настроение, то и споют мои бабушки. А пели они знатно. Особенно я любила грустную песню «Зозуля кувала», где бабули мои выдавали такое мощное многоголосие, что никакому хору имени Пятницкого и не снилось. У меня, маленькой ещё девочки, душа разрывалась от жалости к несчастной женщине и её судьбе, неприкаянной, как та птица зозуля... Сила таланта, что тут скажешь.

Мы очень долго шли по тёмным улицам деревни и, наконец, дошли до совершенно незнакомого мне дома, где по двору метался на длинной цепи огромный и страшный пёс.

Давным-давно в далёком-далёком, где-то на границе Алтая и Казахстана, селе тёмным-тёмным зимним вечером у окна сидела девочка. Совсем маленькая девочка, лет пяти. Золотушная до страсти, бритая наголо, чтобы корки на её вечно расчёсанной в кровь голове было удобно смазывать целебной мазью. Худющая той некрасивой худобой, когда нет изящества и все кругом острое, неказистое — локти, коленки, вечно сбитые до костей и добротно смазанные зелёнкой. С огромными синяками под глазами. Не ребёнок, а «страх Божий», как ласково называла её бабушка.

Страшненькая девочка ждала свою ласковую бабушку с работы. Одна, в маленьком и невозможно тёплом и уютном домике на краю села. Домик был последним в деревне и стоял чуть на отшибе. Хотя... Почему последним? Если ехать из Казахстана на Алтай, то первым, а если с Алтая в Казахстан, то последним. С одной стороны вьётся реликтовый ленточный бор, с другой, за шоссейкой, подо льдом прячется речка, а за огромным огородом — дубрава берёзовая. Сугробы кругом, как барханы, волнами поднимаются чуть ли не выше крыши маленького домика. Зима. На улице холодно, а дома тепло, бабушка перед уходом истопила печку. Дрова почти прогорели, но одна, самая толстая дровина ещё «шает» и светит красными огоньками-мигунами.

В домике темно, зимой рано темнеет и можно бы включить свет, но девочка боится отойти от окна к выключателю. Нет, она не трусишка совсем, она смело остаётся дома одна. Почти всегда. Страшно было только два раза — первый, когда девочка прочитала у Герберта Уэллса про человека-невидимку и потом долго боялась шкафа. В нём жили пальто и костюмы на плечиках, и девочке казалось, что они могут ожить и выйти из шкафа. Но обошлось.

А второй раз было очень страшно, когда бабушка рассказала историю, как злые люди умучили очень доброго Иисуса Христа, который всем помогал, и девочка боялась, что её бабушку за доброту и за помощь ближним тоже умучают. Но и тут обошлось. Бабушку никто не тронул.

В этот раз было ещё страшнее, чем в те, предыдущие. По радио читали сказку. Детскую сказку «Медведь на липовой ноге». И читали так, что не нужно было никакого телевизора, чтобы смотреть. Голоса из динамика рисовали такие образы, что девочка стояла столбом и боялась пошевелиться.

Мои деды жили на улице Дубровской. Дом, если считать от Барнаула в сторону Казахстана, был последний в деревне. У околицы, аккурат под шоссейкой, было вкопано колесо от КамАЗа, которое служило «залом ожидания» для транзитных пассажиров, следующих через Новичиху в Мельниково, Волчиху, Михайловское и Усть-Каменогорск.

Четкого расписания в те времена автобусы не имели. Режим их движения больше напоминал гаррипоттеровский автобус-призрак для проштрафившихся волшебников. Когда он подберёт страждущих странников, никому доподлинно не было известно.

А люди, которые, как известно, всегда полны надежд, ждали. Ждали всегда. И в зной, и в стужу. И под дождём, и в снегопад. Потому что «обстоятельства всегда сильнее нас». То кто-то родился, то умер, то приболел, то из отпуска нужно скорее успеть на работу, кто-то с обследования из города приехал, — причин масса.

И за бабушкиной околицей каждый день колготилось много народу в ожидании проходящего автобуса. А он, бывало, либо не приходил вообще, либо пролетал мимо страждущих в него попасть, в силу своей переполненности. Люди ждали. Под палящим степным солнцем, во время суховея, под дождём, во время вьюги. Потому что надо. Очень надо.

Человек — существо, зависимое от своей физиологии. Он хочет пить, хочет есть, хочет в туалет и спать он тоже хочет. А из всех «условий» — только колесо от КамАЗа, где можно сидеть по очереди.

Недавно приличные люди в приличном месте вдруг взяли у меня интервью, где задали сразивший меня новизной вопрос из серии «как закалялась сталь»: «Какие важные события в вашей жизни повлияли на формирование вас как личности?»

Издание, которое представляли вопрошающие, настолько приличное, что пришлось (наврать) рассказать что-то гладко прилизанное, но чего шило в мешке таскать... Расскажу-ка я правду.

В одиннадцать лет случились со мной два судьбоносных события.

Я резко, во время летних каникул, растолстела, превратившись из ходячего пособия для гельминтологов и фтизиатров в крепенький такой грибочек, мечту всех бабушек мира. Причём я не стала жирной. Глядя на фото той поры, вижу плотно сбитую девочку со «шчёчками» и круглыми коленками, а не то, что мне пытались внушить люди некоторые. И второе: наша семья, получив квартиру, переехала из Центрального района в Индустриальный (по названию уже было понятно, что начнутся проблемы), и мне пришлось поменять школу. В новую школу я пришла с новым телом. Размер моего туловища сразу не понравился новым одноклассникам-мальчишкам. Тут же мне дано было ёмкое прозвище Туча («я тучка, тучка, тучка, я вовсе не медведь», — ну вы все помните, откуда это), которое веселило мальчиков невероятно.

Каждый день они впятером (а нелюбовь — она быстро сплачивает) поджидали меня у школы после занятий и начинали развлекаться. Поначалу они просто кричали свои обзывалки, хохотали, упражнялись в придумывании новых прозвищ, всё более обидных. А потом, не стерпев моего молчания и отсутствия слёз, придумали новую забаву.

Я страшно сердилась на бабушку, когда она при мне произносила эту фразу. А произносила она её, только если с кем-то случалась беда. И для меня, которая каждый вечер засыпала под её рассказы о прекрасном месте под названием «рай», где жил Всемилостивый и любящий всех Господь со своей самой лучшей, превыше всех херувим и серафим Мамой, было совершенно непонятно, как так случается, что посещает Господь наших родственников и знакомых не с подарками и райскими цветами, а с болезнями, смертями и тому подобными «гостинцами».

«Баба, да как так? Он же не злой! Ты сама говорила!» Бабушка вздыхала, гладила по голове и отвечала, что так устроен человек, что в радости он про Бога не вспоминает. А в горе — обязательно. Вырастешь, мол, поймёшь.

Я выросла и поняла. А ещё и увидела, трудясь в храме, что на самом деле людей, прибежавших в церковь «веселыми ногами» и раздающих радостную милостыню, — единицы. За два десятка лет я видела троих. А большинство идут в дом Божий, когда плохо. Или совсем плохо. Зачастую с последней надеждой. И причин сотни: болезни, одиночество, несправедливость, сума, тюрьма, муж пьёт или гуляет, убили, разбился, онкология, покалечили... Можно перечислять бесконечно...

Знаю и тех, кто ни в Бога, ни в чёрта, ни в эволюцию, ни в технический прогресс не веровавши, приходят и просят у Бога за детей, за родителей, за себя... Потому что «посетил Господь». Если вы думаете, что это проповедь для вербовки адептов — это совсем не так.

Я просто хочу сказать, что сейчас очень-очень сложное время для многих. И даже те, на кого и не подумаешь, просят вместе с ними помолиться в тяжёлую для них минуту. И есть ситуации, когда отмахнуться нельзя. Нельзя и всё. Тогда я пишу просьбу о молитвенной или финансовой помощи. И пусть это не раздражает тех, у кого всё хорошо, и тех, кто просто не может поверить, что чужой ему человек, который живёт за несколько тысяч километров, возьмёт и прочтёт молитву за кого-то. (А люди молятся и ещё как.) Никто никого не принуждает. Просто пройдите мимо и всё. Потому что... Слава Богу, что не вы просите о помощи сейчас. Дай Бог, чтобы и не пришлось.