Хоубаткер, Техас, август 1985 года

Сидя за столом, Амос Хайнс перевернул последнюю страницу коротенького - всего в два листа - юридического документа. Во рту у Амоса пересохло, и несколько мгновений он лишь беспомощно щурился, глядя на сидевшую у его стола клиентку, женщину, которой он восхищался в течение вот уже сорока лет. Он всматривался в ее лицо, надеясь обнаружить признаки того, что возраст наконец повлиял на ее умственные способности, но она смотрела на него прежним острым и ясным взором. Проведя языком по пересохшим губам, Амос спросил:

— Это и вправду твое дополнительное распоряжение к завещанию, Мэри? Ты продала плантации и изменила свою последнюю волю?

Мэри Толивер ДюМонт кивнула.

— Ответ утвердительный на оба вопроса, Амос. Я понимаю, что ты потрясен, как сознаю и то, что это - не лучший способ отплатить тебе за годы верной службы, но тебе было бы еще больнее, если бы я передала это дело в руки другого адвоката.

Амос стоял неподвижно, устремив перед собой невидящий взгляд и не вытирая слез, катившихся по щекам. Спустя несколько мгновений он сделал глубокий судорожный вздох, запер дверь кабинета и вернулся к столу, где бережно завернул жемчуга в чистый носовой платок. Они показались ему прохладными на ощупь. Должно быть, Мэри недавно велела их почистить.

В конце дня он отнесет их домой и сохранит для Рэйчел, положив в резную деревянную коробочку для писем, единственную вещь, которую он оставил себе в память о матери. Амос снял галстук, расстегнул воротник и прошел в ванную комнату, чтобы умыться. Насухо вытершись полотенцем, он закапал в глаза капли, снимающие усталость.

Вернувшись за стол, он вдавил кнопку интеркома.

— Сьюзен, сегодня вы можете быть свободны. Повесьте на двери табличку «Закрыто» и переключите телефон на автоответчик.

— С вами все в порядке?

Тяжело опершись на тросточку, Мэри остановилась, чтобы перевести дух. Глаза и горло у нее жгло как огнем. В груди стало тесно. Слишком много на нее свалилось. Дорогой, верный, преданный Амос. Они не заслуживали его дружбы. Сорок лет... Неужели столько времени прошло с той поры, как она спустилась по лестнице в универсальном магазине - сходя с ума от беспокойства за Уильяма, который куда-то пропал, - и обнаружила, что на нее, открыв от изумления рот, во все глаза смотрит молоденький капитан 101-й воздушно-десантной дивизии?

Эти мгновения до сих пор были свежи у нее в памяти, словно произошли несколько дней назад. Должно быть, у Господа макиавеллиевский склад ума, раз он придумал для стариков такое жестокое испытание. По крайней мере, пожилые люди могли бы рассчитывать на адекватное восприятие времени... Старики и умирающие не должны терзаться нелепым ощущением, будто жизнь только началась.

«Впрочем, и в аду люди не отказались бы от стакана холодной воды », — подумала Мэри, пожав плечами, и мыслями вновь вернулась к Амосу. Она проявила по отношению к нему черную неблагодарность, взвалив на его плечи тягостную задачу, но он храбр и скрупулезен. Он ни на йоту не отступит от выполнения своего профессионального долга. Какой-нибудь другой адвокат, посчитав, что разбирается во всем лучше своих клиентов, мог бы запросто выбросить дополнение к завещанию в мусорную корзину, но только не Амос. Он выполнит ее распоряжение до последней запятой, хвала Господу.

Отдышавшись, Мэри надела солнцезащитные очки и обвела взглядом проезжую часть, надеясь увидеть Генри, который отвезет ее домой. Она отправила шофера выпить чашечку кофе в ресторан «Дом правосудия», но он наверняка все еще флиртует с официанткой Руби. «И очень кстати», — подумала Мэри. Она собиралась отдать еще один долг, и тогда все ее дела будут в полном порядке. Но это может подождать, решила она и расправила плечи. Она чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы в последний раз пройтись по городу, который основали ее предки.

Мэри уже давно не гуляла по площади Правосудия, глядя на витрины магазинов и здороваясь с их владельцами, большинство из которых были ее давними друзьями. В течение долгих лет Мэри старалась поддерживать ровные отношения с теми, благодаря кому их городок был приятным во всех отношениях местом, - трудолюбивыми клерками и владельцами магазинчиков, банковскими служащими и секретарями... Она была Толивер и время от времени просто обязана была показываться им на глаза, и потому, собираясь в город, очень тщательно выбирала одежду. Ну и, конечно, она поступала так в память об Олли.

— Матт? — повторила Мэри, растерянно глядя в озабоченное лицо внука Перси.

— Да, мэм, — ответил Матт.

О Боже, подумала Мэри, приходя в себя. Она чувствовала себя старой кошкой, выбравшейся из мешка. И как теперь прикажете выпутываться? Но она отнюдь не желала расставаться с воспоминаниями о том дне, когда чувства были еще живы в ней. Как славно вновь ощутить себя молодой, хотя бы на несколько минут вновь увидеть юного Перси...

У старости тоже есть приятные стороны.

Мэри улыбнулась Матту.

Хоубаткер, июнь 1916 года

В похоронной атмосфере адвокатской конторы Эммита Уэйта, на стульях, выстроившихся в ряд у стола, сидела Мэри Толивер, шестнадцати лет от роду, вместе с матерью и братом. Запах кожи, табака и старых книг напомнил ей кабинет отца, теперь запертый, с черной лентой, пересекающей дверь. На глазах у Мэри выступили слезы, и она стиснула кулачки, наклонив голову, пока приступ скорби не миновал. И тут же ощутила, как Майлз ободряюще накрыл ее руку своей. По другую сторону, одетая в черное с ног до головы, с вуалью, закрывающей лицо, Дарла Толивер сочувственно кивнула и с неудовольствием произнесла:

— Положительно, если Эммит не появится сию же минуту, я отправлю Мэри домой. Ей решительно незачем сидеть здесь, ведь она только что похоронила отца. Эммиту прекрасно известно, как близки они были. Не могу понять, что его задержало. Почему мы просто не можем пересказать Мэри содержание завещания, когда она будет готова его выслушать?

— Скорее всего, в таких случаях наследник просто обязан присутствовать, — чопорно ответил Майлз.

Он все чаще прибегал к подобной манере изъясняться с тех пор, как уехал учиться в колледж.