Я сразу говорила себе, что не стоит этого делать. Что это чистой воды безумие — лететь на край света только потому, что то же самое сделал Кевин Райт, который вполне может и не узнать меня при встрече. У него все-таки были на это причины, а у меня ведь одни фантазии… И я твердила себе, что это преступление против собственной личности — тратить на сомнительную поездку свои последние сбережения, чтобы потом остаться ни с чем во всех смыслах…

Я доказывала себе, что ничего глупее и придумать нельзя, пока брала билет до Бангкока, пока укладывала сумку: шорты, пара маек, одно маленькое платье (там ведь полно вечерних развлечений!), купальник и нижнее белье. Ах да! Фотоаппарат. Нельзя же не снять Кевина на фоне Андаманского моря! Я уже воображала, как он будет выглядеть — загорелый, почти обнаженный, с по-мальчишески выгоревшими волосами. Может быть, уже

мой

Кевин… О, если бы!

Когда мы оба вернемся в свою заснеженную Монтану, эти фотографии покажутся кадрами из фильма-сказки. Не только потому, что от нас до океана ехать и ехать, но и Кевина Райта без одежды тоже мало кто видел из девушек нашего колледжа. А может быть, и вовсе ни одна…

Если я и в самом деле окажусь на мели, я вполне смогу выставить эти снимки на аукцион. Правда, среди моих подружек немного окажется желающих поторговаться за его фотографии. Почему-то никто из них так и не разглядел Кевина по-настоящему.

То и дело замирая от предвкушения над распахнутой сумкой, я представляла, как мы встретимся с ним на пляже. Почему-то мне виделось, как он сидит, обхватив загорелые колени, и смотрит на волны так же серьезно и задумчиво, как, бывало, глядел на меня при случайных встречах в коридоре или во дворе колледжа. Вполне возможно, только потому, что не мог вспомнить, где видел меня раньше. Но на этот раз он обязательно узнал бы меня.

Не знаю, каким образом я собиралась отыскать Кевина среди тысяч и тысяч людей… Наверняка я потратила бы в пустую две недели и вернулась бы в Америку ни с чем. Вернее, ни с кем. Хотя так могло бы случиться, даже если б я и нашла Кевина.

То, что произошло на самом деле, здорово смахивает то ли на сказку, то ли на голливудскую мелодраму, что, впрочем, одно и то же. Но как бы то ни было, я встретила Кевина Райта уже в первые минуты после приземления в аэропорту Пукета. Скажите, разве такое бывает на самом деле? Но это произошло!

Я тащилась со своей сумкой по заполненному чужими голосами и лицами зданию аэропорта, и с каждой секундой все отчетливее понимала, что в этой толчее немыслимо разглядеть единственно желанное лицо. Почему это не приходило мне в голову до сих пор? А все дело было в том, что в отличие от Сьюзен, я ничего не удосужилась прочитать об этой стране, и до сих пор Таиланд представлялся мне маленькой деревушкой с какой-нибудь сотней жителей. И конечно, высокий светлолицый Кевин должен был оказаться здесь на виду.

В какой-то момент я даже пожалела, что улизнула от своей назойливой соседки по самолету. Кроме нее, я никого здесь не знала. Если не считать того, что где-то на этом острове был и Кевин Райт.

— Мисс, такси?

В автобусе полно было американцев, но мне ни с кем не хотелось знакомиться. То и дело я ловила приветливые улыбки, но только наспех улыбалась в ответ и снова поворачивалась к Кевину. Если б я искала новых знакомств, мне следовало бы остаться дома. Там у меня не было с этим проблем. Почему-то лишь с Кевином Райтом мы до сих пор толком не познакомились.

— Ехать еще с полчаса, может, чуть меньше, — сообщил Кевин озабоченно. — Если ты устала, вполне можешь вздремнуть. Я тебя разбужу, когда будем на месте. Тут, конечно, красота кругом потрясающая, но ты еще насмотришься, если останешься здесь.

«Только если ты тоже останешься… Вздремнуть? Положить голову ему на плечо?!» — Все во мне замерло от одной только мысли об этом.

Я посмотрела ему в глаза, надеясь, что он сам предложит располагаться поудобнее, но Кевин только улыбнулся. И хотя эта улыбка была ничуть не хуже предыдущей, от нее мне стало тоскливо. Так он улыбался всему на свете, я не была исключением.

Не решившись устроиться у него на плече, я запрокинула голову, уже предчувствуя, как потом будет болеть шея, и тут же встрепенулась.

Встретиться лицом к лицу с мистером Райтом, бунтарем, отшельником и художником, оказалось страшновато. До сих пор, занятая исключительно Кевином, я не осознавала этого, а теперь, приблизившись к его дому вплотную, почувствовала в коленях ту слабость, которая всегда настигала меня перед экзаменами. Обычно я справлялась с этим, но ведь никто из наших преподавателей и не приходился Кевину отцом.

Я попыталась оттянуть момент встречи:

— Он живет здесь постоянно? В этом отеле? Он ведь здесь уже несколько лет?

— Откуда ты знаешь? — отрывисто спросил Кевин.

Его лицо точно осунулось оттого, что отец снова оказался так близко. Несмотря на жару, он даже зябко ежился, поглядывая на окно.

— Представляешь, до середины двадцатого века тайская кухня вообще не была известна за пределами Таиланда, — сообщил Кевин, когда мы уселись за столиком ресторана, слишком большого для нас двоих.

Нет, в нем, конечно, были и другие посетители, но мне хотелось почувствовать, что нас с Кевином только двое. Все-таки был рождественский вечер… Жизнерадостные тайцы отмечали его еще веселее, чем было принято у нас. По крайней мере, в нашей семье: традиционный ужин, чинная раздача подарков… Никаких сюрпризов, никакого волшебства. Почему-то я ждала его от этого вечера.

За окнами феерическими дождями рассыпались фейерверки, захлебывалась музыка, из-за которой совсем не было слышно дыхания моря. А мне хотелось слышать его постоянно. Оно напоминало мне мое собственное, такое же взволнованное и прерывистое. Конечно, когда радом был Кевин. А сейчас он сидел рядом, и это было лучшим из всего, что я могла пожелать себе на Рождество.

Внутри ресторана было немногим тише… На каждом столике, и на нашем в том числе, горели свечи, а в зале периодически появлялся пузатый, жизнерадостный Санта-Клаус, чтобы увести в игровую комнату скучающих за столиками ребятишек. Их развеселившиеся родители встречали его не менее радостно, чем дети. Предложи им Санта покувыркаться на желто-красной резиновой горке, пожалуй, не многие отказались бы.

В другое время и в иной компании, может, я тоже с радостью окунулась бы в эту веселую рождественскую кутерьму. Но сейчас, рядом с Кевином, мне только мешали все эти шумные туристы. Я не считала себя одной из них. Мне хотелось стать единственной.

Алисия… Сказочной красоты девушка со сказочным именем, как ты оказалась в моей жизни? Как свело нас время, которое обычно шутит так жестоко и разводит предназначенных друг другу в разных десятилетиях, а то и веках? Стрелки часов ненадолго превратились в волшебные, и мы встретились в той точке земного шара, где оба не должны были оказаться. По крайней мере, не одновременно…

Когда я увидел тебя в аэропорту, уже готовый сесть в самолет, чтобы с поднебесной высоты рассеять над землей прах моей обиды на отца, которого дал слово не видеть больше, мне показалось, что один из моих болезненных и сладких снов сместился в другую реальность. Сколько их было — этих снов о тебе?

За последние три года — все. Все с того дня, как мы встретились в первый же день занятий в колледже, но ты не заметила меня. Я солгал, что однажды увидел тебя в библиотеке и ты показалась мне смешной. Вернее, это действительно было, но гораздо позднее. А впервые я увидел тебя задолго до этого.

Тогда ты летела навстречу всему новому в твоей судьбе, вся золотая с синим, как тот сентябрь, картинно пестрый, исходящий кленовой яркостью. Я замер на краю рыжеватой песчаной дорожки, чтобы не помешать движению Чуда, и ты пронеслась мимо, не задев меня (к сожалению!). Только песчинки, легко взметнувшиеся от каблучков твоих туфелек, остались на носках моих ботинок. И никто из скудного числа моих новых приятелей еще не мог сказать: кто ты?

Потом были тоскливые блуждания по коридорам: вдруг встречу? И минутные замирания, когда ты пробегала мимо, а я, ослепший от внезапности озарения, прижимался к стене, боясь вымолвить хоть слово. Ты сама иногда бросала: «Привет!», и мчалась дальше. К другим — не столь безмолвным, не таким патологически робким. И ты была права каждым жестом, я не заслуживал, чтобы ты хоть на секунду задержалась около меня.

Неожиданно и долгожданно ветер донес до меня ее зов, чудом пробившийся сквозь волнение моря:

— Кевин!

Три года я вынашивал этот звук в мечтах. Три года я сам шептал по ночам, пытаясь услышать в своем голосе интонации Алисии: «Кевин!» И вот — сбылось. Если только это не ветер подшутил надо мной.

Я обернулся. Она махала мне рукой, призывая вернуться. Меня поразило, как далеко я успел уйти. Как долго они разговаривали… Как раз в тот момент меня впервые охватило это немного путающее ощущение, будто из-под ног уходит земля. Но тогда я не понял истинной причины этого.

Стараясь особенно не спешить, так как не было похоже, что Алисии нужна помощь, я пошел назад. Отец не смотрел в мою сторону, он продолжал работать, что-то напевая под нос, — я различил это приблизившись. И я невольно испытал благодарность за то, что он не смеется надо мной — изгнанным и возвращенным.

Это случилось, когда мы были уже на полпути к аэропорту. Встречные машины внезапно начали тормозить и сигналить, кто-то выскакивал прямо на дорогу, другие разворачивались и жали на газ.

— Да что происходит? — Отец тоже дал по тормозам, но я успел оглянуться прежде, чем мы остановились.

В первое мгновение мне почудилось, будто мы взлетели над землей и перевернулись так, что море оказалось вертикальной стеной. Подвижной, живой стеной, которая надвигалась на нас. Не слишком быстро, как мне показалось, но неумолимо.

Выскочив из машины, я уставился на это грозное чудо. Кажется, я даже забыл, что надо дышать, забыл обо всем на свете. Гигантская волна ползла к нам диковинной коброй, перед которой люди оцепенели, как кролики.

— Цунами! — заорал отец. — Быстро в машину!

Больше мне не хотелось даже приближаться к морю. Я все время видел перед собой счастливое лицо Алисии, встретившейся с ним, и ее почти неживое тело, которое утягивала глубина. Море обмануло ее любовь, мечта обернулась катастрофой.

— С ней все будет в порядке, — в сотый раз напомнила мне мать, которую мы все же привезли из аэропорта на такси, с трудом пробившись сквозь поток машин и автобусов, мчавшихся навстречу.

Наша мама была единственным человеком, прилетевшим на этот остров, чтобы остаться здесь. Все остальные — и туристы, и местные, — мечтали поскорее убраться отсюда. И я прекрасно их понимал, и хотел того же, только мы не могли улететь отсюда без Алисии.

До этого мы доставили ее в больницу, где медики сразу же увезли Алисию от нас, чтобы обследовать. И я, конечно, не возражал, хотя больше всего мне хотелось, чтобы она осталась рядом со мной. Тогда я был бы спокоен. Тогда с ней ничего не случилось бы. Как я мог уехать от нее? Как мог доверить ее жизнь Гарри Форстеру?

Форстера так и не нашли. Как и сотни других людей, похищенных цунами. Воздух над Пукетом сделался густым от рыданий и стонов. Кого-то из туристов некому было даже оплакать — гибли целыми семьями. Из местных почти никто не пострадал: служащие отелей не жили на острове, они приезжали на работу с материка. Их семьи, их дома были в те страшные минуты вне опасности.