Р

умо отлично умел драться.

Но погодите — наш рассказ только начинается, и Румо пока ничего об этом не знает. А еще он и понятия не имеет, что сам он — вольпертингер и что ему суждено стать величайшим героем Цамонии. Пока у него даже имени нет, и родителей малыш совсем не помнит.

С

мейк и Румо решили идти весь день, пока не стемнеет. Солнце, небо над головой, бескрайние просторы, природа, облака — ко всему этому им еще долго придется заново привыкать, а твердая земля, казалось, продолжает ходить ходуном, как Чертовы скалы в море. По дороге через дюны Смейк засыпал Румо тысячей вопросов. Своими движениями Смейк напоминал морскую корову: голова поднята, а туловище ритмично извивается. К удивлению Румо, они шли довольно проворно, хотя Смейк выбивался из сил гораздо быстрее вольпертингера.

Смейк спрашивал в основном про битву в лабиринтах Чертовых скал. Как циклопы ведут себя в бою? Какими приемами пользовался Румо? Червякул снова и снова просил пересказать ту сцену, когда циклопы ослепили Румо.

К вечеру прибрежная равнина сменилась пригорками, покрытыми редкой растительностью. С торчавших тут и там кустов путники срывали то ягоду, то орех, а однажды им даже попалась яблоня, усеянная мелкими кислыми яблочками. Румо было все равно, чем набить брюхо. После событий на Чертовых скалах он вообще предпочитал голодать. Еще бы, посидишь в клетке у циклопов — будешь сыт по горло. Сама мысль о еде, наверное, всю жизнь будет напоминать вольпертингеру о жестокости одноглазых, а пища в животе доставлять тяжесть и боль. С этих пор Румо не любил ни есть, ни спать.

Е

сли бы города умели говорить, то наверняка заплутавший путник услышал бы от Вольпертинга вот что:

— Эй, чужестранец! Ты вольпертингер? Нет? Ну так убирайся! Вон, проваливай, проходи мимо! Даже не думай войти в город! У тебя мирные намерения? Что ж, обойди кругом, полюбуйся на мои великолепные крепостные стены снаружи, а потом катись подобру-поздорову. Всем разболтай, как тебе дали от ворот поворот. Расскажи, как хорошо охраняется Вольпертинг, как тут опасно. Спасибо, и до нескорого свидания! Если же пришел с дурными намерениями, чужестранец, лучше сам вырви сердце у себя из груди: такая смерть будет куда гуманней. А попробуешь тягаться со мной — пощады не жди. Видишь мои крепостные башни? А вольпертингера в амбразуре? Видишь, он целится из двустрела тебе в глаза? Разумеется, не видишь, ведь он отлично маскируется, а скоро и вовсе видеть перестанешь: много ли разглядишь, когда из каждого глаза торчит по стреле? А как тебе высокие черные ворота — уж их-то ты видишь? Нет, не деревянные, дурачина, это прочный цамонийский чугун. Зачехляй-ка таран. Приглядись к стенам: видишь тонкие трубки? Случись тебе перебраться через ров под градом стрел (что вряд ли), сработает сложнейшая система, и тебя оросит жидкостью, добываемой из орнийских кислотных червей. Одной капли хватит испепелить тебя от макушки до пят. И счастлив тот, кого в эти несколько мучительных секунд настигнет роковая стрела. Только уж мы не станем тратить стрел из жалости. Но пусть это тебя не останавливает, чужестранец! Мои жители ждут не дождутся испытать на тебе пращи, отравленные дротики, арбалеты, кадки смолы, катапульты и томагавки. А городская стена? На первый взгляд, ничего особенного, правда? Такие большие камни, влезть по ним — плевое дело, верно? Но стоит тебе добраться до середины, стена придет в движение. «В чем дело?» — подумаешь ты, но поздно. Одни камни двинутся внутрь, другие — наружу, третьи — повернутся, тут-то ты и поймешь, что попал в настоящую мясорубку, гордость цамонийской оборонительной техники. Можешь, разумеется, спрыгнуть: до земли всего-то десять метров, а внизу уже поджидают острые железные прутья. Так что смелее, чужестранец. Иди и умри!

Но говорить города не умеют, вот и Вольпертинг ничего не сказал Румо, когда тот приблизился. Перейдя по мосту через оборонительный ров, он остановился у решетки западных ворот Вольпертинга. Румо во что бы то ни стало решил попасть в город, даже если придется ломать ворота.

С

мейк очень скоро пожалел, что оставил Румо. Обзывал себя полным идиотом, по первой прихоти отказавшимся от всех удобств, которые обеспечивало его общество. Теперь приходилось самому добывать пищу, разводить огонь и готовить. И ведь это еще далеко не все, на что способен закаленный в бою вольпертингер. Но ничего не поделаешь: Смейк разыграл свою карту и теперь должен мириться со своим положением.

Он стал убеждать сам себя, как здорово, что Румо его больше не подгоняет и он волен делать привал при всяком удобном случае. Однако пришлось провести несколько по большей части холодных и бессонных ночей: развести самый обыкновенный костер у него не вышло, а странные звуки, доносившиеся из леса, не давали глаз сомкнуть.

Так прошла неделя. Совсем обессилев, Смейк вдруг наткнулся на караван гномов из Мидгарда. Переходя от виноградника к винограднику, те нанимались собирать ягоды. Смейку пришлось применить все свое красноречие, чтобы гномы уступили ему одну из повозок. Едва ли доводы Смейка о том, что он превосходный сборщик винограда, прозвучали убедительно, но добродушные гномы пожалели червякула и взяли с собой.