Смерть. Мор. Глад.

Они окружали меня, мои любовники, жуткие принцы Невидимых.

Кто бы мог подумать, что разрушение бывает таким прекрасным? Соблазнительным. Поглощающим.

Мой четвертый любовник — Война? Он был так нежен со мной. Забавно для того, кто несет хаос, катастрофы, безумие, — если это и вправду был он. Я не могла увидеть его лица, как ни старалась. Почему он прячется?

Он гладил мою кожу огненными руками. И я горела, моя кожа покрывалась волдырями ожогов, кости плавились от сексуального жара, которого не в силах выдержать ни один человек. Я выгибала спину и умоляла о большем, молила его пересохшим ртом, потрескавшимися губами. И когда он вошел в меня, он утолил мою жажду. Жидкость полилась по моему языку, проникла в горло. Меня затрясло. Он двигался во мне. Я могла видеть его кожу, мускулы, перед глазами мелькала татуировка. Но я не видела лица. И боялась того, кто скрывал себя.

Привет, это я, Дэни. Я тут малость возьму ответственность на себя. Фигня, честно говоря, потому что Мак сейчас попала в беду. Все мы попали. Вчера ночью все изменилось. Наступило что-то вроде конца света. Ага, вот как плохо. Миры Фейри и людей столкнулись, бабахнуло, как при сотворении мира, и все пошло наперекосяк.

Хреновы Тени ворвались в хреново аббатство. Ро чуть не лопнула, вопя, что Мак нас предала. Приказала нам за ней охотиться. Привести живой или мертвой. Запереть или закопать, сказала Ро. И держать подальше от врагов, потому что Мак — слишком опасное оружие, чтобы позволить использовать ее против нас. Она единственная, кто может найти «Синсар Дабх». И нельзя позволить ей попасть в плохие руки, а «плохими руками» Ро считает все, кроме своих.

Мне известно про Мак такое, что, пронюхай об этом старушка, она бы меня убила. И хорошо, что она ничего не знает. Я никогда не хотела драться с Мак.

Но вот она я, охочусь за ней.

Я не верю, что это Мак напихала в Сферу кучу Теней. Хотя большинство наших верят. Просто они не знают Мак, как знаю ее я. Мы с Мак как сестры. Она бы нас ни за что не предала.

— Позволь уточнить, правильно ли я тебя поняла, — напряженно сказала Ровена.

Она стояла ко мне спиной, вся ее маленькая фигурка буквально искрилась от злости. Иногда Ро кажется старухой. А иногда просто излучает жутковатую активность. Это странно. Спина у нее прямая, как шомпол, кулаки упираются в бока. Длинные седые волосы заплетены в косы и короной уложены вокруг головы. Ро была одета в белую мантию Грандмистрис с вышитым символом нашего ордена — изумрудным трилистником. Ровена носила эту мантию с того самого момента, как все рухнуло и начался ад. Меня удивило, что она так долго ждала, прежде чем устроить мне разнос, но Ро наверняка была занята уймой других вещей.

Она забрала мой меч, и теперь он лежал на столе. Лезвие мерцало белым светом —

моим

светом, — словно сошло прямо с небес, отражая сияние десятков ламп, расставленных так, чтобы осветить каждый угол, закуток и трещинку в кабинете.

В День всех святых, когда Сфера взорвалась, Тени вырвались на волю. Скользкие уроды застали нас врасплох и отняли сорок четыре жизни, прежде чем мы раздобыли достаточно ламп и фонариков, чтобы защитить себя. Насколько нам известно, Теней нельзя убить. Мой меч не может их коснуться. Свет временно сдерживает их, заставляя поглубже забиться во все темные уголки, которые Тени могут найти. Аббатство было в опасности, но мы не отступили ни на шаг. Ни за что Тени не отнимут наш дом и не превратят его в Темную Зону! Мы выловим их одну за другой и заставим убраться отсюда.

Вчера одна из Теней спряталась в ботинке Сорчи. Клир видела, как это произошло. Она рассказала, что Сорча вроде как исчезла в своем ботинке и только одежда рассыпалась вокруг. Когда мы выколотили ботинок на крыльце при ярком свете солнца, из него выпала пергаментная шелуха, украшения, две пломбы и Тень, которая разлетелась на миллион кусочков. Теперь никто не обувается, предварительно не вытряхнув из туфлей все, что туда насыпалось, и не посветив внутрь фонариком. Я в последнее время ношу сандалии, несмотря на холод. Ну и способ покинуть этот мир: умереть от Тени в ботинке! Я улыбнулась. Да, у меня черный юмор. А вы поживите моей жизнью, посмотрим, какие будут шутки у вас.

Я — жар.

Я желание.

Я боль.

Я больше, чем боль. Я агония. Я по другую сторону смерти, мне отказано в милосердии. Я жизнь, которой никогда не должно было быть.

Все, что я есть, — это кожа. Кожа, которая живет, которая хочет, которая жаждет прикосновения, чтобы прекратить боль. Я катаюсь, катаюсь, но этого недостаточно. От этого только сильнее болит. Моя кожа в огне, ее свежуют тысячи раскаленных лезвий.

Я жива. Я жива! Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько живой. Я сижу, скрестив ноги, голая, на сбившихся шелковых простынях. Жизнь — это чувственный банкет, а я ненасытна. Я сияю от пота и удовлетворения. Но мне нужно еще. Мой любовник слишком далеко. Отошел, чтобы принести мне еду. Не знаю, почему он настаивает. Мне не нужно ничего, кроме его тела, его прикосновений, которые меня так возбуждают, и примитивных вещей, которыми он со мной занимается. Его руки, зубы и язык, а особенно то, что тяжело свисает между его бедер. Иногда я это целую. Лижу. И тогда

он

сияет от пота и возбуждения, выгибается под моим ртом. Я придерживаю его бедра и дразню его. От этого я чувствую себя сильной и живой.

— Ты самый красивый мужчина из всех, кого я видела, — говорю я ему. — Ты идеален.

Он издает странный звук и бормочет что-то о том, что вскоре я могу взять свои слова назад. Я пропускаю это мимо ушей. Он говорит много загадочных фраз. Я не обращаю на них внимания. Я восхищаюсь сверхъестественной грацией его тела. Темный, сильный, он двигается, как огромный зверь, мускулы перекатываются под кожей. Черные и красные символы покрывают большую часть его тела. Это экзотично. Это восхищает. И он такой большой. В первый раз я с трудом приняла его в себя. Он наполнил меня, полностью удовлетворил. Но только до тех пор, пока не вышел из меня и я снова не стала пустой.

Я опускаюсь на четвереньки и призывно выгибаюсь. Я знаю, что он не может сопротивляться, видя мой зад. Когда он смотрит на меня, на его лице появляется странное выражение. Дикое. Его губы сжимаются, взгляд тяжелеет. Иногда он резко отворачивается.

Но

всегда

поворачивается обратно.

Я была зла как черт.

Причин было так много, что я даже не знала, с чего начать их список.

Хождение по комнате меня злило. Еще больше злило сидение на сбитых простынях из алого шелка, которые пахли так, словно кто-то устроил на них сексуальный марафон.

И этим «кем-то» была я.

При мысли об этом я злилась еще больше.

Защита дала мне по заднице именно в тот момент, когда я собиралась выйти со двора.

— Ой! — Я отскочила, как резиновый мячик от кирпичной стены, и приземлилась на лужайку. Точнее, на то, что осталось от лужайки, а именно — в грязь.

Я была в Темной Зоне. Тени уничтожили жизнь на этом дворе. Мать Природа оставляет траву даже в самые тяжелые времена. Тени не оставляют ничего. Бэрронс, должно быть, принес меня сюда уже после того, как они захватили район. Где лучше всего прятать оружие от врага? Конечно же, на его территории. Особенно если учесть их молчаливое соглашение не трогать друг друга.

Я сняла МакОреол — было достаточно светло и он не понадобится мне до заката, а я подозревала, что Тени, опустошив эту территорию, двинулись на более плодородные места, — пристегнула его к рюкзаку и потерла виски. Охранные заклятия чуть не раздробили мне череп. Зубы ныли, кожа головы, казалось, покрылась синяками. Я не заметила препятствия.

Я нахмурилась. Тонкие серебряные руны блестели на тротуаре там, где я пыталась шагнуть наружу. Такая охрана — хитрая вещь, ее обычно сложно заметить, а этим утром земля к тому же была покрыта инеем. Но теперь, когда я знала, что они там, я могла рассмотреть мерцание изысканного барьера, который стараниями Бэрронса уходил на восток и на запад. Я знала, насколько дотошен Иерихон Бэрронс, и все равно зашагала по периметру, выискивая брешь.

Я остановилась примерно в двадцати милях от аббатства и вышла, чтобы поиграть с новым оружием, потренироваться стрелять и перезаряжать его.

Чтобы справиться с первоначальным «ха, а если я уроню эту штуку и сама себе снесу голову?», у меня ушло меньше времени, чем я ожидала.

Чувствовать автомат в своих руках было

приятно

, его твердость и вес успокаивали. Так было с любым оружием, которое попадало мне в руки. Наверное, это заложено в моем ДНК ши-видящей. Мы были рождены, чтобы защищать, сражаться. И моя кровь это знала. Подозреваю, что с нашими родословными возились очень долго. Века, а то и тысячелетия.

Я снова двинулась к аббатству, проезжая десятки барьеров. Ровена наверняка заставила свою паству потрудиться, посылая ши-видящих во все стороны, чтобы изобразить защитные руны и то, что ими не являлось. Я размышляла над тем, какие еще задачи она придумала для своих подчиненных, чтобы не дать им времени задуматься и поднять мятеж, который, по моему скромному мнению, надо было затеять уже давно. Скажем, до того как они потеряли Темную Книгу, из-за которой и велась эта глупая война, потому что кто-то наверняка

заснул

на своем посту и позволил этому случиться.

О да, у меня были причины и желание сцепиться с не-такой-уж-и-Грандмистрис.

Я обернулась, хватая и вздергивая автомат. И это было оно: мое самое большое изумление этого дня, совершенно сбившее меня с толку. Это шокировало меня куда больше, чем разросшиеся Темные Зоны, битвы в небе и Межпространственные Фейрийские Порталы.

Там стояла Ровена, одетая в мантию Грандмистрис — одеяние ордена, который был создан, чтобы охотиться за Фейри и убивать их, — рука об руку с Фейри. И этот Фейри только что перенес ее прямо мне за спину.

Неудивительно, что Дэни так нервно оглядывалась.

И неудивительно, что В'лейн знал, что мое копье находится в аббатстве.

Он

был в аббатстве.

Бывают в моей жизни моменты, когда я чувствую, что нахожусь именно там, где должна, и делаю именно то, что нужно. Я всегда обращаю на это внимание. Это мои космические вехи, которые говорят мне, что я на верном пути. Теперь, повзрослев, я могу оглянуться назад и увидеть, где я пропустила нужные повороты. Я знаю цену, которую мне пришлось заплатить за невнимательность в прошлом, поэтому так осторожна в настоящем.

Сегодня наступил один из таких идеальных моментов: я гнала по Дублину в нагруженном «рендж ровере», полная луна светила с неба так ярко, что я могла бы ехать с выключенными фарами, рядом со мной сидела Дэни, сжимая Меч Света, а я держала в руке Копье Судьбы. Оно идеально подходило для моей ладони, и ощущение было просто сказочным.

Добраться до меча было не так сложно, как я ожидала. Оказалось, что Дэни могла забрать его в любое время, стоило ей только захотеть. Она знала все тайники Ровены, а выбивание дверей — одна из ее специальностей. Ровена контролировала ее простым страхом перед последствиями. А Дэни — тринадцатилетняя девчушка, которую то и дело в чем-то упрекают, — очень дорожила той каплей признания и внимания, которую ей давало хорошее поведение.

Теперь у нее были

мои

признание и внимание, причем безо всяких условий. По крайней мере без утверждений, что она должна мне подчиняться. Я бы никогда не поступила так с Дэни.

Достать копье было сложнее. Как выяснилось, Ровена носила его с собой. Я и не думала о том, чтобы добыть его тайно. Я просто хотела забрать копье и быстро смыться. Именно поэтому — плюс триллион причин — мне так нужна была Дэни.