В ночь с 10 на 11 июля 1830 года двенадцать индусов, медленно, трудно взбираясь по скалистой тропе, несли паланкин, сменяя друг друга каждые четверть часа. Во главе их шел масалчий, или факельщик. Впереди был Бенарес, а до него еще половина пути. Рядом с факельщиком шел молодой индус, почти ребенок, лет четырнадцати, — слабенький, маленького роста, с черными глазами, пристальный взгляд которых свидетельствовал о его уме и проницательности. Фигурка юноши четко выделялась на фоне всей группы и напоминала бронзовую флорентийскую статуэтку.

В десяти шагах от паланкина, верхом на худой, но сильной лошади следовала весьма оригинальная личность. Внешне это был типичный англичанин, терпеливо сносивший все тяготы нелегкого похода и вздрагивавший при каждом толчке. Мы имеем в виду не породистого англичанина, а лишь карикатуру на него, особенно распространенную на провинциальных сценах Франции. Густые рыжие волосы обрамляли красное, старательно выбритое лицо, на котором отчетливо выделялись густые клочкообразные брови. Белый, сильно накрахмаленный галстук подчеркивал кирпичный цвет лица. Костюм англичанина состоял из черного сюртука, брюк и штиблет. Войлочная, с узкими полями шляпа, надетая на затылок, дополняла его наряд, чрезвычайно неудобный для путешествия под палящим солнцем Индии.

Прошедший день выдался жарким. К ночи большие черные тучи плотно закрыли серебряный диск луны. На горизонте время от времен вспыхивали зигзаги молний, но они лишь на мгновение освещали непроницаемую темноту. Казалось, буря уже приблизилась и вот-вот раздадутся первые удары грома.

Крутая, узкая и всеми забытая дорога извивалась между скалами, нагроможденными в страшном беспорядке, среди зарослей индийской опунции.

Носильщики, едва дыша и изнемогая от усталости и невыносимой жары, продвигались с большим трудом. Факел, время от времени поливаемый маслом, скупо освещал белые и красные тюрбаны индусов, отчего небольшой караван имел фантастический вид.

За сто лет до описываемых нами событий, в эпоху своего величия, храм Шивы, знаменитый далеко за пределами Индии, занимал большое пространство на самой вершине горы Беома, своими башнями и вычурными куполами возвышаясь над миром и упираясь в самое поднебесье. Во всяком случае, так казалось всем находящимся у подножия горы и взирающим на ее вершину с благочестивым трепетом.

В тот момент, когда путники, застигнутые грозой в горах, приблизились к развалинам храма, дождь все еще хлестал. Один портик храма, довольно хорошо сохранившийся, представлял удобный вход в развалины с той стороны, с которой подошли Казиль и два англичанина. С большим трудом они пробирались сквозь колючие, густо сплетенные между собой растения, мешавшие им идти, и наконец очутились внутри храма.

Дождь продолжал лить как из ведра. Сильный ветер стремился погасить пламя факела. Свет, исходивший от него, придавал странный вид массивным колоннам, украшенным великолепными барельефами с гигантскими слонами. Изредка огненные молнии рассеивали окружающий мрак, и их белесоватый свет выхватывал на миг громадные статуи, разбросанные по каменным плитам.

Молодой индус ожидал с минуты на минуту появления среди развалин бога Шивы и немедленной смерти пришедших к нему безумцев, не уважающих его святилища. Стоп с трудом сохранял спокойствие. Он то и дело оглядывался по сторонам, в любой момент ожидая нападения невидимого врага. И только англичанин, которого Стоп называл «ваша честь», был хладнокровен. Он осматривал храм, на выказывая при этом ни малейшей тревоги.

Опишем бегло этого человека, который должен стать героем нашего повествования.

Прошло полчаса.

Огонь продолжал гореть благодаря веткам, подбрасываемым Казилем в костер. Ветер снаружи бушевал все сильнее, но дождь перестал, молнии сверкали реже, изредка гремел гром.

— Гроза, кажется, проходит, — сказал путешественник, парусиновое пальто которого сохло у костра.

— Да, — ответил Казиль, — я ошибся, считая, что ураган продлится всю ночь, через два часа все кончится.

— И тогда мы сможем продолжать путь.

Негры при появлении прекрасной женщины упали на колени лицом к земле, как будто перед ними предстала небожительница.

Индус, которого, как мы уже знаем, звали Согор, открыл занавески паланкина и, положив на мягкие подушки бесчувственное тело англичанина, отдал неграм приказание идти.

Носильщики тотчас же встали и, подняв паланкин на плечи, отправились в дорогу размеренным шагом. Впереди шел высокий факельщик. Согор и молодая женщина следовали за ними.

Галерея, в которую мы ввели наших читателей, по своим гигантским размерам представляла любопытное зрелище. Даже римляне, властители Древнего мира, не создали ничего подобного.

Вообразите туннель длиною более чем в целое лье, сначала прорезывающий гранитную гору, потом спускающийся под наклоном и наконец оканчивающийся кирпичной лестницей в двести пятьдесят ступеней.

(продолжение)

— Джордж Малькольм, — прошептала незнакомка, — мне кажется, я уже слышала это имя. — Потом спросила: — Ты англичанин?

— Да, сударыня…

— Дворянин?

На часах Бенареса только что пробило девять вечера. Улицы его были освещены, и во всех домах горели яркие огни. Казалось, весь город хотел внести свою долю блеска в шумный и великолепный бал, даваемый лордом Сингльтоном.

Роскошные сады при дворце губернатора имели вид более чем волшебный: они были украшены разноцветными огнями, причудливые отблески которых играли на деревьях, дополняя иллюминацию. В глубине их возвышался дворец из белого мрамора, излучавший волны света. Чтобы закончить эту картину, представим себе мысленно среди этой обстановки, под живительной тенью столетних деревьев, пеструю толпу, в которой красные мундиры английских офицеров перемежались с живописными, исполненными с особой восточной пышностью костюмами индусской знати.

Прекрасная южная ночь и дивный, наполненный запахом цветов воздух манили гостей лорда Сингльтона из зала под высокий свод звездного неба. Сладкие, полные гармонии звуки оркестра звучали повсюду. Слуги в ярких ливреях сновали среди гостей, разнося прохладительные напитки на серебряных подносах.

Небольшая группа гостей, исключительно англичане, стояла неподалеку от великолепной лестницы, ведущей в сад и убранной гирляндами цветов. Это были четыре девушки и столько же офицеров, находившихся на службе в Ост-Индской компании.

Один из офицеров, красивый мужчина лет двадцати шести, со светлыми, загнутыми кверху усами, казалось, служил центром всеобщего внимания. Видимо, он рассказывал что-то увлекательное, потому что слушатели с интересом ловили каждое его слово. Офицера звали Мидлей. И этот разговор был прерван молодой девушкой, выразившей ему недоверие.

Минута молчания последовала после этих слов лейтенанта Мидлея. Нэнси первая прервала ее:

— Вы заставили нас содрогнуться от ужаса, лейтенант! Слушая ваш рассказ, невольно сравниваешь его с главой одного из тех страшных романов, которые, кажется, пишутся только для того, чтобы лишать сна и покоя людей с расстроенными нервами.

Эллен громко рассмеялась. Да будет вам известно, что она смеялась над чем угодно, только бы представился случай.

— Может быть, и это часть романа? — спросила она лейтенанта Мидлея. — Находятся люди, которые считают, будто вы пишете и печатаетесь и что по крайней мере два журнала обязаны вам своим процветанием.

— Это слишком лестно для меня, — возразил Мидлей. — К сожалению, я не обладаю таким дарованием… Но каждое слово только что услышанного вами рассказа соответствует истине.

— Сейчас я вам объясню, в чем дело. Батюшка сегодня ушел из дома очень рано, но никто не видел когда… Я заходил в его комнату… Постель оказалась несмятой, он всю ночь работал…

— Все это несколько странно, — в недоумении проговорил лорд Сингльтон.

— Однако сэр Джон ушел не один: его сопровождают сэр Джордж с камердинером, — сказала Мария. — Мы целый день очень тревожились, что и где их могло задержать…

— Но отец, — прибавил Эдуард, — очень часто выходит из дома, никого не предупредив, и его отсутствие иногда длится долго.

— Это вполне понятно, — заметил губернатор, — должность главного судьи ко многому обязывает. Думаю, что и сегодня он задерживается по этой причине. Надеюсь вскоре пожать руку ему и сэру Джорджу тоже.

Смертельная бледность разлилась по лицу Марии, когда она услышала это имя, и, вздрогнув, она машинально повторила:

— Принцесса Джелла!

— Что с вами, Мария? — спросил Эдуард.

— Со мной? — проговорила молодая девушка с сильной заминкой. — Разумеется, ничего! Что может быть?

— Не знаю, но когда объявили о приезде принцессы Джеллы, ваша рука дрогнула в моей, я слишком сильно ощутил это.

Тихая музыка разливалась в прохладном ночном мраке. Вдруг на смену несколько однообразной мелодии пришла новая, необычная, томная, сладострастная, и индийские танцовщицы направились к той части губернаторского сада, где находились лорд Сингльтон и Джелла.

Баядерки была одеты в яркие национальные костюмы из легкого прозрачного газа, обшитого золотой бахромой. Куски ткани пунцового цвета, обвиваясь вокруг стройных, изящных фигур, ниспадали, касаясь одного плеча, на грудь, которую скрывал корсаж из золотой парчи, и оставляя обнаженными руки и плечи. На них были широкие, собранные внизу шальвары светло-лилового цвета. Драгоценные украшения отсвечивали разноцветным блеском на пальцах, запястьях, шее и даже в носу. Двойные золотые кольца, надетые на ноги у лодыжки, издавали гулкий металлический звон при каждом движении танцовщиц.

Одеждой нескольким баядеркам служили шальвары из светлого газа, шитые серебром, с серебряной каймой, скрывающие толстые золотые кольца, надетые у лодыжек. Пальцы ног были сплошь унизаны кольцами, а на подъеме красовались массивные серебряные цепи. Поверх шальвар были надеты юбки из драгоценной ткани, обшитые золотыми и серебряными узорами. Суконный корсаж пунцового цвета был полностью закрыт громадной вуалью из серебряного газа. На руках, пальцах и шее также сверкали золотые украшения. В волосах, зачесанных назад, сверкали драгоценные булавки. Золотая, очень тонкая нить заменяла кольцо в ноздрях; на этой нити висело по одной жемчужине.

Подойдя к принцессе и хозяину дома, баядерки остановились и начали один из тех восточных танцев, исполненных неги и сладострастия, описанию которых всеми путешественниками было посвящено так много внимания, что мы не считаем необходимым делать это еще раз.

После танца и восторженных рукоплесканий вновь раздался голос стоявшего у дверей лакея. Произнесенное имя заставило вздрогнуть Джеллу.