Эта повесть — историко-библиографическая. Она посвящена жизни и деятельности Николая Эрнестовича Баумана (1873–1905) — самоотверженного борца за дело рабочего класса, ближайшего помощника В.И.Ленина в создании и распространении первой общерусской марксисткой газеты «Искра»
Эта повесть — историко-библиографическая. Она посвящена жизни и деятельности Николая Эрнестовича Баумана (1873–1905) — самоотверженного борца за дело рабочего класса, ближайшего помощника В.И.Ленина в создании и распространении первой общерусской марксисткой газеты «Искра»
Часть первая
Глава I
В НОЧЬ
В ту ночь у границы разыгрался жестокий буран. Вьюга, злобясь, секла лицо клубами колючих снежинок. Не увернуться никак, не укрыться: крутит, бьет сверху, снизу, со всех сторон. И мороз жжет жгучее огня.
Пока шли по лесу, узкою тропкою, сквозь чащу, — было чудесно. Морозно, но мягко поскрипывал под осторожными-нога в ногу, след в след-шагами синий ночной снег; недвижно лежали на раскидистых рогатых ветках его пушистые хлопья. И только вверху, далеко, в темных куполах мачтовых сосен, гудел ветер.
А как только ступили за опушку, на простор, в поле, — сразу же подхватил, завертел смерчем буран. Не стало видно ни земли, ни неба.
Проводник остановился, обернул назад бородатое лицо. Два чемодана, связанных широким, через плечо перекинутым ремнем — один на груди, другой на спине, — казались белыми чудовищными горбами. И весь человек этот, в толстом овчинном полушубке своем, в бараньей высокой, снегом покрытой шапке, проглянул сквозь вьюгу нечеловечьим каким-то, сказочным, великаньим обликом.
Он крикнул что-то непонятное. Может быть, речь ломалась и оттого, что каждое слово приходилось кричать отдельно, притом — в надрыв, во всю силу, сквозь вои и визг ледяного ветра.
Глава II
ТАЙНИК
В избу прошли со двора. Дверь открыли сразу — с первого легкого стука, словно ждали. Горница чистая, прибранная: видно, хозяева с достатком. Толстым войлоком наглухо завешены окна — ни лучика не прокрадется на улицу от яркой лампы-молнии под стеклянным, с цветными фестонами колпаком. Жарко натоплена печь. И пахнет чем-то душистым и вкусным: не то тмином, не то мятою. Хозяйка, старушка в темном платке поверх седых редких волос, хлопочет у печки. Тепло и уютно.
Но главное все-таки — оттереть как следует побелевшие, обмороженные щеки.
Карл ушел куда-то, оставив спутника над тазом, набитым снегом: тереть лицо в две руки, во всю силу. Хозяин-высокий, благообразный-стоял рядом, перекинув через плечо полотенце, расшитое по концам красными хвостатыми петушками. Он покачивал головой сострадательно и как будто с укором:
— В такую погоду и насмерть замерзнуть недолго. Что творилось-то, господи, твоя воля! А у вас еще, извините, и одёжа совсем не по климату. Из теплых краев следуете?
Русский. И выговор городской… Приезжий на вопрос ответил вопросом:
Глава III
ПО ПУТИ
Из стариковского дома вышли на рассвете…
Повел Доррен, товарищ Карла. Опять тем же путем: через огород, полем, в лес… Шли налегке — чемоданы еще раньше повез на санках Карл; он и билет возьмет на станции. Приезжему нехорошо показываться у кассы: на всех близких к границе станциях и даже полустанках следят полицейские агенты. Надо быть осторожным.
Русский спросил про хозяина: по всему обиходу — и по глазам и по разговору — видно, что он якшается с полицией.
Доррен подтвердил:
— Очень верно. Карл потому и привел туда: у него на квартире дорого, но ничего не может случиться. Старик платит полиции, и потому у него спокойней всего контрабандисту.
Глава IV
НЕВИДИМКА
Полустанок, к которому вывел Доррен, был грязен и пуст — обыкновеннейший захолустный полустанок, у которого останавливаются только самые медленные поезда. Доррен ушел вперед. Было условлено, что он возьмет билет до Вильны, а Карл — до Москвы, на случай, если навяжется слежка и товарищу Василию придется где-нибудь — а может быть, и не один раз — слезать по дороге и пересаживаться на другие поезда, не заходя в вокзалы. Сам Василий остался дожидаться за станцией и взошел на ветхую, в проломах и провалах, мерзлую деревянную платформу только тогда, когда дважды прозвенел станционный колокол и подошел, пыхтя и гремя, паровоз на десять минут опоздавшего поезда.
Карл влез с чемоданами в ближайший вагон. Следом за ним быстро поднялся Василий. Доррен остался у здания полустанка — проследить за посадкой. И сразу же бросился в глаза на пустой платформе (даже жандарма нет, одни железнодорожники) коренастый человек в ватном пальто и чиновничьей фуражке с темным бархатным, как у учителей министерства народного просвещения, околышем. Он был большеногий и большеротый, с вислыми усами, опухшим носом — ничего необыкновенного, особенного, — но Доррен заметил, как шарили вдоль вагонов воровато, по-мышьи, узенькие глазки этого человека. И когда Карл — уже без чемоданов — соскочил с вагонных ступенек и подошел к Доррену, разминая плечи (они все-таки здорово тяжелые, чемоданы эти!), Доррен кивнул на «чиновника»;
— Собака на следу.
Карл глянул в свою очередь.
Да, несомненно агент. И следит за тем именно вагоном, в который вошел товарищ Василий. Следит — не выйдет ли… А сам все ближе, все ближе подходит к вагону, к ступенькам. Уже взялся за поручень одной рукой.
Глава V
ЕЩЕ ОДИН ГИМНАЗИСТ
Василий сел на место. Теперь уже никто не кричал: «Занято!»
Рыжий обвел всех взглядом и спросил:
— Все видели? Он вздрогнул. Значит, он сознался.
— Безусловно, — подтвердили кругом.
Василий усмехнулся тихо. Он знал, что делал. Но сейчас же он принял нарочно самый беззаботный вид, словно не понимая, в чем дело.