Завывалъ сильный западный вѣтеръ, какъ бы бросая надмѣнный вызовъ волнамъ Ладожскаго озера, стремящимся излиться въ Балтійское море, Напрасно, подобно окруженному непріятелемъ храбрецу, старались онѣ пересилить бурю и прорваться черезъ устье Невы; но всѣ ихъ старанія были безъуспѣшны, вмѣсто того чтобы подвигаться впередъ, гонимыя бурей, онѣ все болѣе и болѣе собирались и все съ новою силой старались побороть вѣтеръ, но всѣ ихъ усилія были тщетны и бушующія волны стали выступать изъ крутыхъ береговъ, начиная омывать высокія загородки Дворцовой и Англійской набережной. Ужь грязныя воды Мойки и Фонтанки начинаютъ затоплять прилегающія улицы. Сигнальная пушка Петропавловской крѣпости все чаще и чаще раздается своимъ зловѣщимъ грохотомъ, возвѣщая о постепенномъ поднятіи воды. Ужь на шпицѣ адмиралтейства поднятъ сигналъ. Въ отдаленныхъ и низмѣнныхъ кварталахъ поднялась страшная суетня: бѣгаютъ, кричатъ, всякій старается спасти, что только возможно. Въ болѣе возвышенныхъ частяхъ города, разнокалиберная толпа, состоящая изъ всѣхъ слоевъ общества, съ ужасомъ крестится, такъ какъ грозное пророчество, обѣщающее разрушеніе Петербургу, при третьемъ большомъ наводнѣніи, грозитъ исполниться. Только Петръ Великій, на Адмиралтейской площади, среди общей суеты и тревоги, стоитъ неподвижный, сидя на бронзовомъ конѣ, онъ простираетъ руку къ волнамъ, какъ бы приказывая имъ, но они его не слышатъ и не повинуются, они его не боятся.

У одного изъ оконъ зимняго дворца, стоитъ высокаго роста мужчина, погруженный въ свои думы, и грознымъ окомъ смотритъ на возмутившуюся Неву.

Для него давно перестала существовать непокорность, давно онъ забылъ, что такое неповиновеніе. Если онъ, когда нибудь встрѣчалъ на своемъ пути препятствія, онъ ихъ ломалъ, какъ сухую соломенку или раздавливалъ ногой, какъ невиннаго жучка, а теперь непріятель осаждаетъ крѣпости въ его необъятномъ государствѣ, и его три милльона войска оказываются недостаточными, чтобы разсѣять горсть непріятеля. Гранитныя крѣпости, его гордость и мнимая сила, оказываются безсильными передъ слабыми врагами. Генералы, на которыхъ онъ вполнѣ полагался, видя ихъ умѣніе и храбрость на парадахъ и маневрахъ, гдѣ въ сущности они были ничто иное какъ марьонетки, передвигаемыя его волей, оказались не въ силахъ бороться съ опытными и хорошо знакомыми съ военнымъ дѣломъ иностранными генералами. Теперь же, когда начинается нашъ разсказъ, сама природа осмѣлилась возмущаться противъ него. Въ глубокой, безсильной злобѣ онъ погрозилъ кулакомъ волнамъ и воскликнулъ:

«Подлыя!» неужели Западъ и васъ побѣдитъ? — Нѣтъ, пока я живъ, Востокъ останется побѣдителемъ! — Что я сказалъ?!

Увы, эта мысль мнѣ ужъ не разъ приходила!

Въ Коломинской части есть кварталъ, называемый «Болото». Еще десять лѣтъ тому назадъ тамъ тянулись ряды низенькихъ и грязныхъ лачугъ вдоль немощенныхъ улицъ. Во время дождливой погоды тамъ грязь была невылазная, а во время засухи пыль затмѣвала солнечный свѣтъ.

Въ этотъ вечеръ Болото въ особенности оправдывало свое названіе, такъ какъ Нева, выступившая изъ своихъ береговъ, сдѣлала въ этой низмѣнной части города улицы совершенно недоступными, какъ для пѣшеходовъ, такъ и для экипажей, которые впрочемъ рѣдко туда заглядывали. Большинство лачугъ оставались въ полномъ мракѣ, такъ какъ ихъ обыватели, по большей части мастеровые, или мелкіе чиновники, упрятавши жалкое имущество по чердакамъ, поспѣшили искать спасеніе въ болѣе возвышенныхъ частяхъ города.

Въ одномъ изъ самыхъ грязныхъ домиковъ виднѣлся тусклый свѣтъ, пробивавшійся сквозь синеватую бумагу, во многихъ мѣстахъ замѣнявшую оконные стекла. Отъ времени до времени сверкалъ яркій красноватый свѣтъ и снова исчезалъ.

Если кто нибудь вошелъ бы въ этотъ полуразвалившійся домишко, ему представилась бы странная картина.

Въ маленькой комнаткѣ, обклеянной дешевыми синими обоями, вдоль стѣнъ стояли узкія лавки, какъ обыкновенно бываетъ въ крестьянскихъ избахъ, посреди комнаты стоялъ деревянный столъ, въ которомъ горѣла сальная свѣча въ желѣзномъ подсвѣчникѣ и въ безпорядкѣ были разбросаны засаленныя карты и грязныя чашки съ кофейной гущей.

Дѣлая видъ, что не замѣчаетъ вновь прибывшаго гостя, вѣдьма вернулась къ очагу, подкинула щепокъ, насыпала кофе въ кострюлю, налила воды и стала спокойно его кипятить. Пока она всѣмъ этимъ занималась, человѣкъ высокаго роста, закутанный въ старую военную шинель

[2]

, вошелъ въ комнату. Очевидно старуха замѣтила его приходъ; но она и не подавала виду и продолжала свои занятія.

Офицеръ смотрѣлъ на нее нѣсколько времени, но видно было, что онъ не привыкъ ждать, и топнувъ ногой, съ нетерпѣніемъ крикнулъ:

— Ну что же, старая вѣдьма, оглохла и ослѣпла что ли?

Марфуша медленно обернувшись стала взглядываться въ новаго посѣтителя, но лицо ея не выразило ни страху ни удивленія.

— Ты пришелъ узнать сколько тебѣ осталось жить? Ну такъ слушай:

До слуха молодой женщины, запертой въ чуланѣ, долетали голоса двухъ собесѣдниковъ, но она могла разслышать только отрывистыя фразы, пока наконецъ все не замолкло. Долго ждала она въ надеждѣ, что придутъ ее выпустить, но напрасно, никто ни приходилъ. Она начала стучать въ дверь, сначала слегка, а потомъ крѣпче и крѣпче, но никто не являлся. Она стала трясти дверь, но запертая снаружи крѣпкой задвижкой, дверь не подавалась. Ей овладѣлъ внезапный страхъ и она принялась звать на помощь.

Въ это время молодой человѣкъ вошелъ въ комнату. Ему, казалось, было не болѣе двадцати одного или двадцати двухъ лѣтъ. Его высокій и стройный станъ былъ закутанъ въ старую солдатскую шинель, голова покрыта безкозыркой, глубоко надвинутой на глаза. Правая рука была на перевязи. Рана на лѣвой ногѣ, заставляла его ступать съ трудомъ и прихрамывая. На лицѣ его замѣтенъ широкій шрамъ отъ праваго уха черезъ щеку до самаго лба. Этотъ шрамъ его неуродовалъ, но только измѣнялъ выраженіе лица, иначе сходство между нимъ и только что вышедшимъ офицеромъ, было бы поразительно. Онъ съ недоумѣніемъ остановился у порога; почти у его ногъ лежала старая цыганка, плавающая въ крови, а изъ запертаго чулана раздавался крикъ молодой женщины, слышавшей скрипъ отворявшейся двери и по этому усилившей зовъ о помощи.

— Спасите! ради Бога спасите!

Юноша подошелъ къ двери и спросилъ:

— Кто тамъ?

Низенькіе и полуразвалившіеся домики тянутся вдоль длинныхъ и грязныхъ улицъ Выборгской части. Отдаленныя улицы этого квартала часто служили притономъ для поддонковъ Петербургскаго народонаселенія. Тамъ устроили себѣ главную квартиру многія воровскія шайки; днемъ скрывались тамъ всевозможные разбойники, отправлявшіеся на опасный промыслъ, по обычаю съ наступленіемъ ночи; тутъ же скрывались бѣглые изъ Сибири каторжники, до тѣхъ поръ, пока новыя преступленія не отправляли ихъ подъ шпицрутены и снова водворяли на мѣста ссылокъ, а иные попробовавъ, предварительно, кнута. Тамошніе кабаки наполнены людьми подозрительнаго вида и женщинами, сохранившими отъ своего пола только наименованіе. Въ этихъ кабакахъ, за водку, посѣтители обыкновенно платятъ не деньгами, а платками, часами, серьгами и другими продуктами ихъ дѣятельности. Нерѣдко полиція производила облавы въ этихъ уединенныхъ мѣстахъ, но всегда безуспѣшно, такъ какъ дѣлясь съ мошенниками плодами добычи, она сама всегда заблаговременно предупреждала о своемъ нашествіи.

Въ одной изъ отдаленнѣйшихъ улицъ этого квартала возвышался большой одноэтажный домъ, давно никѣмъ не обитаемый; ставни его никогда не отворялись и дворъ, на который въ теченіе многихъ лѣтъ не ступала ни одна человѣческая нога, поросъ высокой травой.

Этотъ домъ нѣкогда принадлежалъ богатому ростовщику, поселившемуся въ этой мѣстности, по сосѣдству съ ворами и мошенниками, чтобы удобнѣе заниматься выгоднымъ дѣломъ сбытчика краденныхъ вещей. Ростовщикъ умеръ, не оставивъ прямыхъ наслѣдниковъ, а дальные родственники ужъ много лѣтъ оспаривали другъ у друга право на наслѣдство.

Въ настоящее время, казалось, что духъ стараго ростовщика продолжаетъ свои обычныя занятія: каждую ночь, можно было видѣть мрачныя фигуры осторожно по одиночкѣ пробиравшіяся черезъ дворъ, стараясь не оставлять слѣдовъ въ высокой травѣ; зайдя за уголъ дома, видѣнія изчезали — точно проваливались сквозь землю. Въ эту ночь домъ, по обыкновенію, былъ погруженъ въ глубокій мракъ; только повременамъ сверкалъ огонекъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ изчезали призраки. Можно было подумать, что духъ покойнаго ростовщика принимаетъ своихъ кліентовъ въ томъ самомъ погребѣ, въ которомъ скрывалъ свои сокровища.

На самомъ дѣлѣ загадочныя фигуры спускались въ погребъ, но не для того, чтобы совѣщаться съ покойникомъ, и собранія имѣли совсѣмъ другую цѣль.