Миру грозит опасность: чудовище Флиф, воплощенное Зло, вырвалось на свободу и готово поглотить все на своем пути. Даже боги Черного Круга бессильны против Флифа. И только один человек способен предотвратить катастрофу — простая смертная по имени Виталия.
Часть 1
Один день до конца света
Предчувствие
— Эй, дэвушка! Дэвушка, падажды!
Этот был уже пятым за час дороги от работы до дома. Вита мрачно стиснула зубы, не сбавляя хода. Будь проклята чертова ведьма Немира! Зачем ей понадобилось приворотное зелье?
Увы! Вита прекрасно знала, как ответит Немира. Ты же специалист, скажет она. Дипломированный, не то что мы, дилетанты. Весь Черный Круг предпочитал заказывать необходимые препараты — особенно дурнопахнущие и едкие — у Виты.
Вита вовсе не была колдуньей. Она даже слегка презирала свое ремесло. Но колдуны хорошо платили за заказы. А кроме того, то, что без Виты не могут обойтись влиятельные маги, что ее талант ценят не только коллеги-химики, льстило ее самолюбию.
— Девушка, разрешите с вами познакомиться?
Все пропало
Спала она неспокойно. В ночных кошмарах ей чудились мечущиеся черные тени, издающие резкие, пронзительные звуки. Неожиданно девушка поняла, что это телефон, вскочила, сквозь сон потянулась за трубкой:
— Черт! Вы представляете, сколько сейчас времени?
— Витка! — взмолился знакомый голос, странно дрожащий. — Витка, выручай!
Сон как рукой сняло. Звонила Фаирата, а молодая колдунья, несмотря на свою импульсивность, не стала бы беспокоить Виту ночью без особых на то оснований.
— Фая, — медленно проговорила Вита. — Скажи, что в Хешширамане пожар… что твой хахаль попал под автобус…
Что делать?
Сашу Вита знала давно — симпатичный брюнет, сообразительный, но слишком уж бесцеремонный. Фаирата говорила в оправдание, что это — профессиональная деформация: Саша был журналистом и обожал сверхъестественные явления. В свое время Фаирата и Вита рассказали ему об ужасном Флифе, о подоплеке леденящих кровь событий восьмилетней давности на Киевском вокзале и о причинах на первый взгляд бессмысленного ядерного взрыва в Тихом океане три года назад. Саша тут же накатал материал о нашествии порождений Тьмы, которое привело к многочисленным человеческим жертвам на мирном московском вокзале, и об опасном эффекте разрушения магической защиты, неосторожно Предпринятого китайским пиратом Дэн Ши, выручавшим Виту из очередной передряги. Дамы ничуть не боялись, что их персонами могут заинтересоваться власти: отклики на публикацию, как и следовало ожидать, были возмущенными: «…беззастенчивое вранье, которым газетчики морочат головы честным налогоплательщикам». Но Саша верил Фаирате.
Теперь они сидели в обеденном зале, скупо освещенном свечами, курили и ждали, когда Фаирата оденется и выйдет к ним. Вита нервно посматривала на часы.
— Ты, конечно, извини, — сказал Саша, — но зачем так торопиться? Ведь полнолуние только завтра.
Вита заскрежетала зубами. Саша, развалившись на диване, покровительственно обнял ее за плечи. Она удивленно уставилась на него: раньше парень так себя не вел, более того — читал ей отеческие наставления, что занятия колдовством куда лучше поспособствовали бы ее внешности, чем занятия спортом. Можно подумать, она серьезно занялась фехтованием ради внешности!
— Ты несправедлива к Фае, — продолжал журналист. — Она потратила столько сил, чтобы подсоединиться к телефонной сети и предупредить тебя, что срочно нуждалась в подзарядке.
Хешшкор
Фаирата выпростала амулет из-под одежды, посмотрела на Виту, отвернулась и крепко сжала золотую раковину обеими руками. Вита наблюдала за ней с дивана. Было заметно, что колдунья волнуется.
— Хешшкор! — воскликнула Фаирата, и каменные своды несколько раз отразили эхо. — Хешшкор, приди!
Она отпустила амулет и медленно воздела руки к небу.
Над креслом у камина вдруг сгустился воздух, появилась темная рябь, и минуту спустя из нее сформировалась мужская фигура. На вид гость казался лет тридцати, не старше. Его можно было, пожалуй, назвать красивым: орлиный профиль, горящие темные глаза; слегка вьющиеся черные волосы, спадающие на плечи и спину длинной волной; стройное тело облачено в черную одежду, расшитую бриллиантами. Общее впечатление портило капризно-самодовольное выражение лица гостя.
— Ну, чего тебе? — осведомился он грубо.
Зацепка
Из дыры в потолке падали на стол крупные капли. На диване у стены спал, безмятежно улыбаясь, присыпанный штукатуркой Саша. Остальным было не до улыбок. Фаирата испуганно поглядывала на буйных гостей, но они вели себя тихо. Хмурый бог медленно заделывал каменный свод усилием мысли, а Вита, налив себе стопочку и потирая пальцами виски, пыталась отыскать выход из тупика.
— Фая, — позвала она, и колдунья перевела на нее замученный взгляд. — Скажи-ка мне, отчего Флиф освободился на этот раз? Ты нарушила обет?
— Да, но… — Увидев, что Вита готова вскипеть, Фаирата заговорила тоненько и торопливо: — Я все объясню, успокойся. Я никогда не стала бы пить спиртное по своей воле. Я же не полная дура и помню свою клятву! А вчера мы с Сашей отмечали майские праздники, выпили, как обычно, безалкогольного коктейля… Знаешь, для детей такие выпускают… — Фаирата вдруг всхлипнула: — Только потом я поняла, что он вовсе не был безалкогольным…
— Н-да, — промолвила Вита. — Здесь действовал один и тот же человек или группа заговорщиков. — Она тяжко вздохнула. — Откуда ты взяла коктейль?
— Откуда, откуда, — проворчала Фаирата. — Из кладовки.
Часть 2
Цена бессмертия
Малыш таял на глазах. Наверное, ему не следовало покидать материнское чрево. Его плач, громкий и сердитый поначалу, становился все жалобнее и тише, а личико бледнело и казалось уже прозрачным.
«Не выживет», — покачала головой опытная акушерка, укладывая в соседний бокс новорожденную девочку.
Малыш почувствовал взгляд. Неумелый, расфокусированный взгляд младенчески-голубых глазенок лежащего рядом спеленутого существа с помятым синеньким лобиком и мокрыми, коротенькими светлыми прядками на нем.
Девочке было плохо. Почти двадцать часов кошмара, в течение которых ее крохотное хрупкое тельце давили, мяли, тискали, потом вдруг ослепительный свет, сделавший глазкам больно; она хотела закричать от этой боли, но не могла — не могла вдохнуть, шейка была туго перетянута. От удушья у нее снова потемнело в глазах… Темнота наконец отпустила, и она увидела маленького умирающего мальчика.
Она еще не понимала, что это маленький мальчик, что он умирает. Но она знала точно: первое, что она увидела в своей жизни, — это самое важное, самое дорогое, самое любимое. Это тот, для кого она появилась на свет. Ее ли вина, что это оказалась не мама?