Ответственный редактор Н.А. Сидорова

[3] – конец страницы.

Эти строки из поэмы римского поэта Манилия (I в.) хорошо характеризуют особую роль цветных и драгоценных камней в классическом мире. Современники поэта необычайно высоко ценили эти редкие произведения природы, обработанные резцом талантливых мастеров. В Риме они считались престижным украшением. «Коль не усыпан камнями — слыть не надейся богатым!» — восклицает тот же Манилий. Но его современники знали и другое отношение к геммам — эстетическое, индивидуальное, страстное. О Юлии Цезаре биограф Светоний сообщает: «Он постоянно с большим увлечением скупал резные камни». Любовно оформленные коллекции гемм, размещенные в специальных ящичках, носили греческое название «дактилиотека» (от «дактшгаос» — перстень). Шесть таких собраний гемм Цезарь даровал римскому народу, поместив их в святилище Венеры Прародительницы. Страсть Цильния Мецената к собиранию подобных коллекций была общеизвестна. В одном из писем Августа к нему, намекая на пристрастие к геммам этого потомка древнего этрусского рода, император называет его в шутку: «жемчужина Тибра, изумруд Цильниев, берилл Порсенны...» А сам Меценат в стихах, обращенных к Горацию, шутливо отрекается от своего увлечения:

Плиний сохранил рассказ о сенаторе Ноннии, которого Марк Антоний занес в списки осужденных из-за геммы, полюбившейся могущественному триумвиру. Ее владелец предпочел уйти в изгнание, но не расстался с любимой драгоценностью. «Необычна жестокость и страсть к роскоши у Антония, проскрибировавшего из-за [3] геммы, но не менее необычно упорство Нонния, увлеченного причиной своей проскрипции!» — восклицает моралист Плиний.

Читатель может спросить, а не отразились ли в этих преданиях просто экстравагантности культуры императорского Рима? Не являются ли они отражением лишь эпикурейского быта римской элиты того времени, о котором так метко заметил Пушкин («К вельможе»):