По окраинным улочкам Трапани на бешеной скорости с включенными сиренами неслись две полицейские «альфеты». Выскочив на берег моря, затормозили посреди широкой поляны.

Слепящий свет фар выхватил из темноты длинный силуэт стоящей машины — «фиата-регаты». Вокруг автомобиля с осторожностью кружили полицейские с автоматами наготове. В тишине жаркой июльской ночи сухая трава громко шуршала под ногами.

— Не прикасаться к машине! — прогремел голос рослого массивного мужчины, единственного здесь в штатском.

От группы полицейских отделился невысокий толстяк с чемоданчиком в руке, специалист из экспертно-криминалистического отдела. Он направил луч карманного фонарика внутрь автомобиля, и лицо его передернулось, словно от удара током.

— Боже мой, — еле слышно пробормотал он, — они убили начальника оперативного отдела.

Он снял квартиру в только что выстроенном доме, в которой еще пахло свежей краской и побелкой. Когда из Милана приехала с дочерью жена, квартира ей очень понравилась, и она целые дни проводила, любовно обставляя комнаты и прикидывая, как затем она заполнит цветами выходящую на море террасу.

Но когда с домашними хлопотами было покончено, она огляделась вокруг и почувствовала, как ее охватывает так хорошо знакомое отчаяние. Она с ним боролась, подавляла его, но теперь была не в силах больше его сдерживать. Вся ее энергия и душевные силы, с которыми она принялась за устройство семейного гнездышка, иссякли. Муж относился к ней как к посторонней. Уходил рано утром и возвращался домой, когда она и дочь уже спали.

Однажды она прождала его на кухне до глубокой ночи. У нее было такое чувство, словно она сидит в засаде, охотясь за ускользающей дичью. Он же, казалось, ожидал, что рано или поздно последует подобная сцена, и, войдя, не произнес ни слова.

— Коррадо, прошу тебя, скажи, что происходит? Муж нахмурился и покачал головой.

— Ничего. Ложись спать.

Девушка сидела на скамейке, обхватив себя тонкими, слабыми руками. На лице ее застыло выражение тоскливого страха. Де Мария поспешил подойти к ней и сразу же понял, что у его невесты что-то стряслось.

— Анна, почему у тебя такое выражение лица?

— Все из-за брата. Его перевели в другую тюрьму. В Палермо, в Уччардонскую. Он страшно испуган, хочет тебя видеть. Говорит, должен тебе что-то сказать. Ты к нему съездишь?

— Конечно. Сегодня же, — успокоил ее полицейский.

Возвратясь из Палермо, Де Мария позвонил невесте.

Синьора Каттани нашла в одном из ящиков старый альбом с фотографиями и, удобно устроившись в кресле, принялась его рассеянно перелистывать. Она перевернула несколько страниц с картинами своей юности — друзья, родители, дом, где она выросла. Потом задержалась взглядом на фотографии, занимавшей целый лист. На ней были изображены они с мужем. Коррадо ее нежно обнимал, выражение лица у нее было веселое и озорное, палец она наставила в направлении фотографа. У мужа лицо было совсем еще мальчишеское, несмотря на его серьезный вид. Снимок был сделан в Цюрихе через несколько месяцев после их свадьбы.

Эта фотография пробудила в Эльзе воспоминания. Первые годы пролетели в любви и согласии. Она сохранила о них самую добрую память. Потом их брак постепенно пошел под уклон. Когда-то они, проснувшись, целыми часами не вставали с постели, не разнимали объятий. Она баловала мужа, приготавливала всякие деликатесы, подавала ему в кровать. Как всему этому пришел конец, она сама не заметила. И не была •уверена, в ком из них двоих причина — в муже или в ней самой.

Когда муж вернулся домой, она еще сидела в кресле е открытым альбомом на коленях.

— Тебя видели с этой девушкой, — устало пробормотала она.

— Какой еще девушкой? — попытался возразить он. — Это главная свидетельница в следствии, которое я веду.

Поздним вечером, когда его жена лежала в постели другого, Каттани захлопнул толстую папку. Отодвинул ее от себя и потер покрасневшие от усталости гла- . за. Напряжение не оставляло его. Он взглянул в окно. Две патрульные машины возвращались с включенными мигалками. Он надел плащ, вышел на улицу и направился домой. Чистое небо было усыпано звездами. Каттани вспомнился его старый дед, который в детстве указывал ему на эти светящиеся точки, называя каждую своим именем. Теперь эти названия окончательно выветрились из памяти. Воспоминания вызвали печальную улыбку.

На стоянке осталась только его машина, припаркованная в слабо освещенном углу. Мотор завелся со второй попытки. Миновав пустынные бульвары, он выехал на приморскую набережную. На горизонте взошла полная луна, все вокруг дышало спокойствием.

В зеркале заднего вида Каттани вдруг увидел фары двух мотоциклов, которые быстро догоняли его. Он попробовал сбросить скорость, и мотоциклы тоже замедлили свой бег и, не обгоняя, пристроились в хвост к его машине. «Черт, — выругался он, — эти не иначе, как по мою душу». Он достал из-под приборного щитка пистолет и положил рядом с собой на сиденье, ни на секунду не переставая следить за двумя огнями в зеркальце. Но, как ни напрягал он зрение, ему никак не удавалось хорошенько рассмотреть лица мотоциклистов, ведь головы их закрывали шлемы. Машина въехала на спуск, ведший к туннелю. Она словно погружалась в голубоватое сияние неона.

В это мгновение Каттани резко затормозил, бросил машину поперек проезжей части и остановился. Оба мотоцикла чуть не налетели на автомобиль, но преследователи не растерялись. Они сразу же открыли огонь, однако их выстрелы не достигли .цели. Каттани с пистолетом в руке выскользнул из машины. Он быстро выстрелил два раза подряд и поразил в голову и в грудь одного из нападавших, который недвижимо распростерся на асфальте.

Защищенный кузовом машины, Каттани прицелился и выстрелил во второго. Раздалось приглушенное проклятие. Он увидел, как незнакомец левой рукой схватился за окровавленную правую. Ранение заставило выпустить пистолет, и человек бросился поднять оружие. Но Каттани его опередил и ногой отшвырнул пистолет далеко в сторону.

Белое здание клиники стояло на вершине холма, с которого открывался восхитительный вид на Женеву. От главного входа разбегались аллейки, вьющиеся среди идеально подстриженных пышных газонов. Наконец в Швейцарию донеслось дуновение весны, и пациенты клиники укрепляли свою нервную систему, спокойно прогуливаясь меж елей. Или же, спустившись чуть вниз по склону, сидели, лениво раскинувшись на скамейках вокруг фонтана, в большой круглой чаше которого плавали рыбки.

Паола очень полюбила этот фонтан. Она взяла мать за руку и повела ее к нему, рассказывая по дороге приснившийся ночью сон.

— Дом был маленький, — говорила она. — Как мне казалось, без окон и без дверей. Стены все закопченные. Я стояла посреди комнаты, смотрела на стены, а они превращались в людей. Меня охватил ужас, но вдруг я увидела, что распахивается окно, и бросилась из него вниз головой.

Мать нежно сжала ей руку.

— Дорогая, — сказала Эльзе, — это был сон. Теперь успокойся.

Последней пришла графиня Камастра. Она извинилась за вынужденное опоздание, объяснив его тем, что на заключение сделки иногда уходит больше времени, чем предполагаешь. Она заняла место за большим круглым столом, вокруг которого уже сидели шесть человек. И сделала рукой жест, означавший, что можно начинать. Совещание происходило в небольшом, закрытом для посторонних зале того же палаццо, где помещался Клуб интеллигенции. Совещание созвал Терразини, который сейчас готовился пояснить причины, побудившие его всех пригласить.

— Господа, — начал он, — я созвал вас, чтобы сообщить важную новость. Перед нами открывается редкая возможность, дело чрезвычайно крупных масштабов. Мне позвонил по телефону из Америки мой старый приятель Фрэнк Карризи. Он и несколько его друзей готовы вложить сумму более чем в триста миллионов долларов в строительство электронного предприятия, которое выпускало бы продукцию стратегического значения. — Он сделал паузу, словно желая, чтобы присутствующие до конца осознали важность сделанного им сообщения. Потом продолжал: — Вы, несомненно, понимаете, что это сулит нам. Деньги хлынут рекой из Соединенных Штатов через банк, пользующийся нашим доверием.

Какой-то неприятного вида толстяк высказал свои сомнения:

— Тут надо сперва хорошенько все обдумать. Необходима крайняя осторожность. Такая большая сумма может вызвать подозрения. Тем более когда мы находимся в центре всеобщего внимания.

Его перебил другой, с лицом, густо усеянным веснушками:

Было уже около полудня, когда Альтеро на своей личной машине заехал за Бордонаро. Он хотел сам отвезти его в аэропорт Палермо. А также воспользоваться случаем, чтобы сообщить самые последние новости а одновременно выведать, какие конкретные шаги тот собирается предпринять.

Дорога была почти пустынна. Она вилась вдоль зеленых апельсиновых рощ; по другую сторону простиралась недвижимая синяя гладь моря. Бордонаро вдруг вынул из своего чемоданчика конверт и протянул его Альтеро.

— Это пусть хранится у вас, — проговорил он. — Здесь копия допроса Раванузы.

Зампрокурора захлопнул чемоданчик. И, словно оправдываясь, добавил:

— Дурной знак: у меня начинается мания преследования — все время кажется, что за мной следят.

Пассажиры толкались в коридоре вагона, надрываясь от тяжести перевязанных веревкой дешевых картонных чемоданов. Другие только вылезали из купе, стараясь втиснуться между ними. Поезд замедлил ход, громко заскрипел тормозами и с резким толчком остановился.

«Трапани, — прохрипело радио. — Станция Трапани».

Каттани протолкался к выходу. Он шагал быстро, несмотря на тяжесть чемодана. Подошел к такси. Навстречу бросился шофер, взял чемодан и положил в багажник. Комиссар дал свой прежний адрес и, нахмурившись, стал глядеть на мелькавшие за окном дома. Улицы заливал золотистый солнечный зной.

Такси миновало небольшую круглую площадь и свернуло на узкую улочку, задавленную безобразными высокими серыми домами. Каттани вспомнил, что сразу за ней, вблизи от дома, есть нечто вроде небольшой площади, на которой находится бар. Он еще не завтракал и решил перекусить.

— Я сойду здесь, — сказал он таксисту.

Каттани разбирал свои вещи и укладывал их в чемоданы и картонные ящики. Он достал из шкафа шерстяной свитер, но бросил обратно на полку, услышав телефонный звонок.

В трубке раздался высокий, как у женщины, голос:

— С вами говорит камердинер коммендаторе Раванузы. Коммендаторе просит как можно скорее приехать к нему домой, так как должен сообщить вам нечто весьма важное.

— Мне очень жаль, — ответил Каттани, — я больше не комиссар в вашем городе, обратитесь в полицейское управление.

— Коммендаторе велел мне во что бы то ни стало упросить вас. Он не желает говорить ни с кем другим.