Семья Никитиных за полвека обросла легендами и ярлыками: «педагоги-новаторы», «авторы системы нетрадиционного воспитания», «родители-профессионалы» и пр. Книга Л. А. Никитиной разрушает этот стереотип. Она – словно отчаянная попытка прорваться к живым людям и показать, что все мы – и «знаменитые», и «простые» – равны и интересны друг другу только «выделыванием себя в человека» (Достоевский). Именно этим, по мнению автора, мы и можем быть близки и нужны нашим детям.
Книга включает в себя наиболее полные авторские версии трех изданных ранее книг: «Отчий дом» (1982), «Я учусь быть мамой» (1983–1998) и статью «Я учусь быть бабушкой» (2008), подготовленную на основе бесед с Леной Алексеевной.
Мама
Каждый человек рано или поздно задумывается о правильности своего пути и о том, какие возможности были упущены. В 2010 году на наш вопрос: «Если бы не столько детей, кем бы ты была, мама?» – 80-летняя Лена Алексеевна ответила: «Крокодилом!»
В это издание вошли три ее работы.
«Отчий дом», первая книга, подписанная только ее именем, появилась в 1982 году. В ее основу положен цикл авторских публикаций в «Комсомольской правде» – самой популярной и смелой газете Советского Союза, куда маму пригласили вести рубрику «Домашний педсовет». Сказали: «Надо, Лена Алексеевна! Кому же, как не вам!» – и она добросовестно читала сотни писем, анализировала, обобщала и писала целыми подвалами.
Признаюсь, «Отчий дом» я не люблю. Это памятник периоду, когда мамы у нас просто не было. Была известный педагог, «та самая Никитина». Были непрекращающиеся заседания каких-то советов и ассоциаций, работа для «Комсомолки» и на ТВ (передача «Для вас, родители!», тоже всесоюзная), череда выступлений и поездок по всему Союзу.
А если она и оставалась дома, то часто мы слышали одно: «Мама работает». Хозяйство – на старших сестрах, а она сидит где-нибудь на втором этаже за прикрытой (не до конца, впрочем) дверью, за стареньким столом, приспособленным под письменный. Стол и все его окрестности покрыты раскрытыми книжками и журналами, слоями писем и выписок. Посередине – рукописные, заклеенные бумажными лоскутками листы, исписанные ее крупным твердым почерком учителя-словесника. Старая настольная лампа, большие чашки с чаем, которые мы ей носим по очереди…