Пройдя половину пути жизни, я узнал, что значит быть больным душою. Волнуемый каким-то внутренним беспокойством, я искал душевного приюта, жаждал утешений, нигде их не находил и был в положении человека, потерявшего путь и бродящего ощупью в темноте леса. Да не укорит меня читатель за парафраз Тосканского Омира; слова его врезались в мое сердце и выражают в точности состояние, в котором я себя чувствовал. Мысль о путешествии в Святую Землю давно таилась во мне; я не чужд был любопытства видеть блестящий Восток; но

Иерусалим

утвердил мою решимость: утешение лобызать следы Спасителя мира на самых тех местах, где Он совершил тайну искупления человечества, заставило меня превозмочь многие препятствия.

Я направился чрез Вену в Триест, откуда сообщения с Египтом чаще, чем из других портов. В ожидании нагружения корабля, на котором я должен был отплыть, я посетил знакомую мне Венецию и всеми забытую Аквилею. Я отплыл из Триеста в последних числах ноября 1834 года и после бурного плаванья ступил на землю Африки декабря 7 числа, в Александрии. Имев поручения по службе, я пробыл более месяца в Каире. Оттуда я направился в Верхний Египет. Нил – и мечты завлекли меня в Нубию, до самых порогов Уади-Гальфа. На обратном пути я посетил Фаиум и Меридово озеро. Возвратясь в столицу Востока, я нашел ее в ужасном положении. Чума поглощала в Каире ежедневно до тысячи человек. Я предначертал свой путь в Палестину через Суэйс и Синайскую гору, но свирепствующая язва мне воспрепятствовала. Я должен был спуститься по Нилу в Дамьят – единственный город Египта, бывший тогда свободным от чумы. Отсюда начинается мое путешествие по Святой Земле, которое я издаю особенно потому, что оно было моею целью и что это утешает мое сердце.

Я найду теперь читателей, более уже знакомых с Палестиною: прекрасные страницы книги г-на Муравьева сблизили их со Святою Землею и, конечно, подвигнули сердца многих к страждущей под игом Церкви Иерусалимской.

Сказав читателю о пути, предпринятом мною из России, скажу также и о моем возвратном пути в отечество. Отплыв из Байрута с тем, чтобы прямо идти в Смирну, я по особенному случаю должен был, зайдя прежде в Кипр, выйти на берег Малой Азии в Саталии. Оттуда я достиг Смирны сухим путем чрез Бурдур и Сардис, видев одну из живописнейших стран в мире. Из Смирны прибыл я в Константинополь берегом Троады. Желая видеть отрасли родных славянских народов, я направился из Константинополя, чрез Адрианополь, Софию и Ниссу, в Сербию. Видел возрождающийся народ сербов; проехал Славонию и Венгрию и, наконец, чрез Галицию возвратился в Россию.

Мне остается прибавить несколько слов о видах, карте и планах, приложенных к моей книге. Места священнейших событий Ветхого и Нового Заветов были срисованы с натуры, со всевозможным тщанием; никакие живописные украшения, не существующие на месте, не были допущены в этих видах, из которых большая часть никем из новейших путешественников не были еще изданы. Вменяю себе в приятный долг засвидетельствовать мою искреннюю благодарность Российской Императорской Академии, которая доставила мне способ издать большее число видов, чем я предполагал. Остальные виды могут быть изданы особо.

Я отправлялся из Дамьята чрез озеро

Мензале

и пустыню Суэйзского перешейка в Палестину, куда меня так давно влекло сердце. Сквозь роскошные рощи пальм, по лугам яркой зелени достиг я тихих вод озера за час до захождения солнца. Мы отплыли на двух

джермах

в сопровождении двух старшин бедуинов, которым поручено было Дамьятским пашою, заготовить для меня верблюдов в

Сане.

Колоссальный рост моих проводников, потомков Енаковых, обращал невольно мое внимание; теперь, как и в древности, физическая сила присваивает себе власть посреди диких племен жителей пустыни. Косвенные лучи солнца золотили зеркальную поверхность озера; множество рыб выпрыгивали кругом нас, и быстрый бег их виден был на дне, по мелководью. Мы прошли группу островов, когда уже смеркалось; на них видны остатки развалин.

Все пространство озера Мензале было во времена библейские плодоносною равниною, где процветали города

Панефизис

или

Диосполис, Тенезус, Туна, Ираклеополис

малый и другие. Остатки Тенезуса, славного своими тканями, совершенно поглощенные волнами, образуют небольшой островок на середине озера; они состоят только из одной колонны, к которой причаливают рыбачьи ладьи. Наводнение этой страны объясняли разными предположениями, но никто, кажется, не заметил страшного пророчества Иезекииля: «Сия глаголет Адонаи Господь: погублю кумиры и испражню вельможи от

Мемфиса,

и старейшины от земли Египетския, и не будут ктому: и дам страх в земли Египетстей. И погублю землю

Фаворскую,

и дам огнь на

Таниса,

и сотворю отмщение в Диосполи, и излию ярость мою на

Саин

крепость Египетску и погублю множество

Мемфы.

И дам огнь на Египта, и мятежем возмятется

Саис, и в Диосполи будет разселина, и разлиются воды.

Юноши

Гелиополя

и

Вуваста

мечем падут, и жены в плен пойдут: и в

Тафнесе

помрачится день, егда сокрушу тамо скипетры Египетски» (Иез 30:13–18). В этих поразительных строках заключается история падения Нижнего Египта.

В глухую полночь достигли мы местечка

Матариа,

построенного против мыса, на прилежащих к нему островках. Здесь мы остановились до рассвета и переменили наши большие

Матариа, несколько менее населенное местечко, чем Мензале, важнее этого города, как средоточие многочисленного народонаселения рыбаков, рассеянных по берегам озера. Дикость и независимость этих рыбаков были всегда уважаемы правительством Египта. Они имеют в своем распоряжении около 600 джермов и в случае вражды с правительством делаются пиратами. Находясь в постоянной связи с бедуинами Суэйзского перешейка, которых они снабжают травами и рыбою, они всегда уверены в их помощи, – и эти два кочевые народа, с двух противоположных стихий, подымаются по каналам

Озеро Мензале ограждено со стороны моря узкою песчаною косою, которая прорвана в четырех местах; два главные прорыва судоходны; первый, который мы называем

…Здесь начинается царство бедуинов. Пастушеская кочевая жизнь укоренилась на пустынях суэйзских со времен великих царственных пастырей египетских XV династии. С Библиею в руках мы узнаем через три с половиною тысячи лет те же нравы и обычаи и видим в ней самые перевороты природы. Колена бедуинов напоминают колена израильские. Малое число колен бедуинов, называемых пастушескими, занимаются обрабатыванием полей, а остальные, вольные как воздух, гуляют с табунами коней, верблюдов, буйволов и со стадами, от степей Пальмиры до Атласа. В одном Египте считают до 50 колен, из которых 15 пастушеских; число бедуинов в Египте простирается до 40 тысяч; из них 7 тысяч наездников; а число тех, которые находятся на плате у Мегмета-Али, доходит до 10 тысяч; в этом счете албанцы и дели. Он платил доселе до 1200 кошельков

[2]

жалованья каждым пятистам бедуинам. Они остаются на службе только до той поры, пока сами хотят, и отходят по собственному их произволу, возвращая однако то, что забрали деньгами, потому что им платят всегда вперед за целый год. Паша подарил им некоторые земли на границе пустыни для удобности сзывать их, а еще более, чтобы привлечь их к земледелию и смягчить их независимый нрав. Мегмет-Али в сношениях своих с бедуинами показал много искусства; он приобрел их доверенность твердым исполнением своих обещаний и собственною своею доверительностью к ним.

Несмотря на строгий приказ паши Дамьятского, нам привели очень дурных верблюдов; мы не имели времени выбирать лучших, потому что табуны верблюдов рассеяны по далекому пространству до Суэйса. Мы направились на

Салахие

в 4 часа пополудни. Мы ехали частью вдоль озера, потом мимо многих водоемов и каналов, по дикой равнине, подернутой соляными частицами. Один из заглохших каналов, нами виденных, был знаменитый

Пелузский рукав;

он был еще судоходен при Александре Македонском, который проник в него с своею флотилиею из

Газы.

Этот рукав называют

Абуль-Манаджи.

Он выходит неподалеку от склонения Нила в рукав Дамьятский, направляясь мимо Гелиополиса и Белбеиса к пустынной долине

Еще не доезжая Салахие, нас застигла темная ночь. Утомленные пустынным путем, мы радостно въехали под кров густого пальмового леса, окружающего местечко Салахие; но провожатые наши сбились с пути: более двух часов скитались мы в чаще этого леса по разным направлениям, с тяжелыми верблюдами; один из моих людей едва не погиб, упав вместе с своим огромным животным в водоем. Наконец около полуночи въехали мы в дом к кашефу, на двор, обнесенный высокими мазаными стенами. Арабы, предуведомленные о нашем прибытии посланным вперед

Местечко Салахие напомнило мне Нубию: оно состоит из жилищ, разбросанных по далекому пространству пальмового леса. На другой день правитель Салахие, очень молодой человек, пришел ко мне пить кофе и чрезвычайно был доволен, что в моем присутствии жители Салахие подходили к нему целовать его руку. Верблюды были пригнаны, но недоставало мехов для воды. Я объявил кашефу, что я без того не выеду, пока он не снабдит меня этою необходимою потребностью для пустыни. Сборы взяли у нас много времени.

Должно заметить, что путь израильтян из Египта ошибочно полагают на картах от

Мы выехали из Салахие не прежде десяти часов утра. Мы проехали поле сражения между французами и мамелюками. Тут начинаются разливы и болота. Сильный дождь – первый со времени моего прибытия в Африку – застиг нас возле песчаных холмов противу развалин

Тафнеса;

остатки Тафнеса почти совсем скрылись в болоте и в песках. Их называют арабы доселе:

Сафнас.

Грозные глаголы Иезекииля продолжают указывать путь: «И в Тафнесе помрачится день, егда сокрушу тамо скипетры Египетски, и погибнет тамо укоризна крепости его, и того покрыет облак, и дщери его во пленение отведутся» (Иез 30:18). Небо было мрачно, ветер клубил песок, и мы напрасно искали защиты в терновых кустах. «И бысть слово Господне ко Иеремии во Тафнасе, глаголя: возьми себе камени велики и скрый я пред враты дому Фараона в Тафнасе, пред очима мужей Иудиных, и речеши к ним: тако глаголет Господь сил, Бог Израилев: се, Аз послю и приведу Навуходоносора Царя Вавилонска раба Моего, и поставив престол свой на камениях сих, их же скрыл еси, и воздвигнет оружие свое на ня, и внидет и поразит землю Египетску… и покрыет землю Египетску, якоже покрывается пастух ризою своею» (Иер 43:8–12). Прочтите на этом холме, скрывающем последние камни Тафнеса, ужасную, великолепную, воинственную песнь Иеремии противу фараона Нехао (Иер 46:13–25). Иеремия, призванный к пророчеству в тринадцатое лето Иосии, запечатлел здесь своею кровию пророческие глаголы свои. Тафнитяне, по свидетельству святого Епифания

[3]

, побили камением великого Пророка, возвещавшего им суд Божий и путь Пресвятой Богородицы с младенцем Искупителем в Египет, через эту самую пустыню. Тот же святой Епифаний говорит, что он слышал сам от престарелых людей, потомков Антигона и Птоломея, что когда Александр Великий узнал в Тафнесе о судьбе Иеремии и о таинстве его пророчества, то велел перенести его останки в Александрию

[4]

.

Необозримая степь, которая расстилалась перед нами, состояла из песку, сквозь который изредка пробивались терния и другие колючие растения. Молча, мы погружались далее и далее. Отдалившись от озера, двое из наших бедуинов оставили своих верблюдов и убежали от нас. Опасаясь остаться без проводников, я велел одному из моих вооруженных людей ехать в арьергарде нашего каравана. Недалеко от двора, называемого

К двору Канатир ведет между озером Мензале и озерком

В окрестности озера

Отправясь в путь в 6 часов утра, сначала мы ехали вдоль озера