— Идите смело… Только никуда не сворачивайте. Дорога тут прямая.

Молодой человек среднего роста, одетый в летнее пальто, поблагодарил станционного служащего и тронулся в путь.

Радостное чувство овладело им, когда он вышел на широкое асфальтированное шоссе. Темные силуэты пирамидальных тополей, теплый ласковый ветер казались ему необычными. Необычным казался и воздух, насыщенный запахами трав. «Вот он, юг! — мелькнуло в голове у Крымова. — Настоящая южная ночь…»

Со станции донесся резкий гудок. Затем послышалось глухое пыхтение и нарастающий шум. Остановившись, Крымов долго смотрел, как удаляются огоньки поезда, пока, наконец, они не исчезли совсем за поворотом.

— Все! — проговорил он вслух. — Начинается новая жизнь…

Проснувшись, Крымов оглядел комнату и убедился, что она такая же уютная, какой показалась ему вчера поздно вечером. Письменный стол, стулья, книжный шкаф — все подобрано строго, со вкусом. И в том, как эти вещи были расставлены, и в других мелочах чувствовалась чья-то заботливая рука.

Комнату заливало яркое утреннее солнце.

Крымов быстро вскочил с постели и распахнул окно. Бодрящий свежий воздух ворвался в комнату вместе с шумом, которым обычно наполнен по утрам двор большого дома.

— На практику, что ли, приехал? — послышался женский голос.

— Нет, не на практику. Работать тут будет. Только что окончил институт, отозвался другой женский голос.

Крымов вошел в просторный и светлый зал. Вдоль стен с огромными окнами тянулись ряды чертежных столов. На полу вдоль и поперек были разостланы мягкие ковровые дорожки. Сотрудники ходили по ним совершенно бесшумно. Только изредка раздавалось чье-либо осторожное слово или слышалось шуршание чертежной бумаги.

Олег Николаевич сел на свое место.

— Я к вам! — послышался мягкий и певучий голос.

Крымов повернул голову и увидел перед собой стройного юношу с мечтательными глазами, конструктора Катушкина, с которым он только что познакомился в кабинете начальника.

— Как я рад, что мне удалось встретиться с вами, — Катушкин приветливо улыбнулся. — Это так неожиданно! Вы приехали из Ленинграда?

В кабинет секретаря комсомольской организации Катушкин вошел с торжественным видом.

— Здравствуйте, товарищ Ермолов! — проговорил он, переступая порог.

— Приветствую вас, Валентин Дмитриевич, — ответил смуглый юноша, поднимаясь и протягивая руку. — Вот хорошо, что зашли!

— Как же я мог не зайти, когда творятся такие чудеса? — конструктор потряс в воздухе журналами.

— Что такое? Садитесь.

Крымов лег на диван и предался размышлениям.

Успешный опыт с маленькой моделью открывал широкую дорогу к осуществлению большой, настоящей машины, «подземной лодки», бороздящей глубины земли. Теперь ничто не остановит и ничто не изменит хода событий.

Олег Николаевич уже представлял себя сидящим за штурвалом большой «подземной лодки». На телевизионном экране звукового локатора проходит сказочная картина подземного мира. «Кстати, о локаторе… — подумал Крымов. — Что-то задерживает окончание работы над ним в лаборатории Цесарского. Нельзя же отправляться путешествовать под землю, не имея в машине радиолокатора! Надо поинтересоваться, как идут дела у Модеста Никандровича…»

В это время раздался осторожный стук в дверь. Олег Николаевич вскочил и направился к двери. На пороге показалась Зоя Владимировна.

— Простите меня за поздний визит, — начала она. — Мне нужно поговорить с вами по одному важному делу…

Сегодня инженер Цесарский пришел домой значительно позже обычного.

Наспех поужинав, он сослался на срочное дело и немедленно заперся в своем рабочем кабинете.

В действительности никакого срочного дела у него не было. Он принялся ходить из угла в угол, мучительно размышляя. Его постоянно жизнерадостное лицо приняло грустное выражение.

Подойдя к окну, чтобы задернуть штору, Модест Никандрович на минуту остановился. С высоты четвертого этажа было видно поле, залитое лунным светом, и забор испытательной площадки, посреди которой чернел силуэт шахтного бура.

— Да, вот оно что… — промолвил инженер, отходя от окна.

В течение дня Крымова успело навестить много друзей. Он лежал в постели с забинтованной ногой и почти не мог двигаться.

Приходившие выражали свое сочувствие и удивлялись нелепому случаю.

Действительно, было чему удивляться.

По рассказу Крымова выходило, что он вышел вечером в парк, споткнулся в темноте о какой-то предмет, затем провалился в яму, в результате чего и получил растяжение жил левой ноги. Панферыча, встретившего его после того, как ценой необычайных усилий ему удалось подняться на поверхность из шахты, Крымов попросил не говорить о посещении испытательной площадки.

Олег Николаевич считал, что рассказывать о том, что произошло в действительности, неудобно. Больше всего он боялся, что об этом узнает Трубнин. Каким глупым может показаться инженеру его поступок! Ведь если ему захотелось проверить свое предположение относительно неисправности экскаватора, нужно было дождаться утра, договориться с главным механиком института, который и организовал бы безопасный спуск при помощи лебедки.

— Странные бывают люди, — искоса посмотрев на внука, сказал Панферыч.

— А что такое, дедушка? — спросил тот, собираясь ложиться спать.

— Да вот иду я, а навстречу инженер Трубнин. «Здравствуй, Панферыч, говорит. — Как случилось, что Крымов чуть было ногу не сломал? Где это могло произойти?» Ну, а как я ему объясню, если это дело секретное!

— Да что ты, дедушка!

— Вот тебе и «что ты»… — недовольно забурчал Панферыч. — Идем дальше. Парк, говорю, у нас замечательный. Всякий раз с приходом весны дорожки песком посыпаются, подстригаются деревья на центральных аллеях. Случай с товарищем Крымовым из ряда вон выходящий. А вообще по парку можно ходить даже в самых глухих местах без опаски и спокойно наслаждаться природой. «А ты любишь природу?» — спрашивает он меня. «Известное дело, — отвечаю. — Сердце радуется, когда видишь, как все кругом живет и развивается!» — «А песни любишь?» — «Тоже люблю. Как же жить без песен? На большие дела готов человек, ежели у него песня в душе звенит…»