Я — Книжный знак, много лет украшающий книги в библиотечном собрании, состоящем из довольно разнообразных изданий. Как в смешанном лесу, чего только нет на полках! Руками развести можно! От «Азбуки» Ивана Федорова (она, разумеется, в копии) до газетных вырезок наших дней, составляющих обстоятельные тетради-фолианты; от «Антенорова путешествия», изданного Иваном Глазуновым, до «Очерков пером и карандашом из кругосветного плавания…» А. Вышеславцева; от первого путеводителя по Волге, отпечатанного пароходством «Самолет», до путевых дневников Николая Тихонова и Сергея Маркова… Любит собиратель толковые словари: с Далем никогда не расстается, читает запоем, к томам Срезневского, Фасмера и Преображенского обращается во время работы, «Словарь языка Пушкина» у него настольная книга, как и словарь-справочник «Слова о полку Игореве». Радуется, как дитяти, каждому тому выходящего в свет «Словаря русского языка XI–XVII веков», напоминающему золотоносный речной песок, которому нет конца… А старые букинистические каталоги? Цены им нет! А библиографические и справочные словари от Новикова до Геннади и Венгерова, до Масановых и Мацуева — с последними мой владелец увлеченно и дружески подолгу беседовал о книгах… Тома архивов Вяземских, Раевских, русского биографического словаря. Что еще? Книги, составлявшие круг чтения Пушкина. Прижизненные сборники пушкинской плеяды, поэзия начала XX столетия (самые причудливые издания с диковинными названиями!), обстоятельная современная «Библиотека поэта», торжественно разместившаяся на полках… Несть конца книгам-подаркам с автографами поэтов, прозаиков, драматургов, критиков — разливанное литературное море-океан.

Если глядеть правде в глаза, то следует сказать, что наш содруг, с головою погруженный в книги, большую часть жизни проводит за чтением, поэтому никогда не был на рыбалке и не посетил — о, ужас! — ни одного футбольного состязания. Надо ли жалеть беднягу? Не думаю. Поговаривают, что он отличает издания даже по запаху, будто перед ним не типографские издания, а букет шиповника или иван-чая. Любитель книг и родился в библиотеке, и первое его младенческое припоминание связано с книжными стеллажами и газетными подшивками. Он ухитрялся читать даже и на фронте: в дни и недели обороны, когда войска стояли, когда передовую линию обозначали траншеи и блиндажи, привязывал телефонную трубку к голове и, сидя в землянке, общался с книгой ночи напролет под музыку пушечной канонады. Да мало ли что еще было!..

Впрочем, заметки, этюды, маргиналии говорят сами за себя.

За дело, читатель!

1981 год.

Когда я вхожу в библиотеку, мною овладевает торжественное настроение. Величественные ряды изданий многое говорят сердцу и уму. «Певцы красноречивы, прозаики шутливы в порядке стали тут», — восторженно писал Пушкин-лицеист, любуясь книжными полками. Даже вид многоцветных корешков, кожаных переплетов, отливающих золотым тиснением, титульных листов, набранных старинными шрифтами, создает ощущение гостеприимного радушия. Фамилии же авторов заставляют мысленно преодолевать пространства и столетия. Читая книгу, изучая ее, постигая написанное, вызываешь к жизни образ не только Автора, но и всех тех, чьи мысли он выражал. Я протягиваю руку, перелистываю страницы — их шелест сладостен — и слышу: «В пещерах потайных, от всех людей далеких, о мире позабыв, я складывал стихи, и Эхо мне в ответ звучало…» Со мною говорит Ронсар — «король поэтов».

Бальзак считал, что книгопечатание приблизило будущее, ибо с появлением литер все выросло — кругозор, зрение, слово и человек. Но можно сказать и о том, что книгопечатание позволяет нам встречаться с теми, кто жил до нас, то есть путешествовать с увлекательнейшими собеседниками по близким и далеким эпохам.

Книги — путеводные огни памяти человечества. Николай Федоров, мыслитель-утопист, бывший, кстати говоря, библиотекарем Румянцевского музея, мечтал, что на зданиях будущего будет изображаться открытая книга, залитая лучезарным сиянием, ибо она, книга, содержит всю думу человеческого рода.

«Галактика Гутенберга» теперь равнозначна «расширяющейся Вселенной». Мне как-то пришлось любоваться книгами, выпущенными в течение одного дня в нашей стране. Перед глазами находилась библиотека, освоить которую было совсем нелегко. Читатель в самом деле находится перед Гималаями книг. Когда мы говорим о «книжном голоде», то все-таки не надо забывать, что понятие это сугубо условно. Мы — великая книжная держава мира. Никогда еще столько слов не предавалось печати. Никогда еще на прилавки не выбрасывались такие огромные кипы типографской продукции.

Книг много — и мало. Чем это вызвано? Причин много. Все умеют читать. В книге нуждается каждый. Редко встретишь квартиру, в которой отсутствует книжная полка. Не умолкают сетования на то, что не хватает бумаги, — потребность в ней безгранична. Но если бы мы даже в несколько раз увеличили бумажное довольство, пресловутый «книжный голод» не был бы преодолен. Верно ли мы обращаемся с напечатанным?