Между повествованиями о государственных делах, войнах и деяниях королей счел я нужным поместить и эту историю, в правдивости которой можно не сомневаться и отзвуки которой дошли и до наших дней. Я записал ее, пользуясь как источниками хрониками Куртиса и Жана Лепелетье, а те, в свою очередь, ссылаются на сочинения аббата Мангрена, не дошедшие до нас, но обладавшие несомненной ценностью: все, что было зафиксировано в них, записывалось со слов очевидцев, в данном случае — со слов священника деревни Итурис отца Тебио. Есть еще много косвенных свидетельств, которые до сих пор к услугам каждого, кто пожелает исследовать это дело, и жители прибрежных селений не дают утихнуть преданию о русалке Инджи из деревни Итурис.

Это случилось примерно через пятьдесят лет после бунта герцога Лейтарского и отделения юго-западных провинций от Крамии. В то время в Крамии правил Дангрид Белый, внук Этельреда Неистового, а мятежным герцогством Лейтарским, принявшим название королевства Лейтарии, управлял внучатый племянник Дэвида Эмбери, незаконно взявший титул Генриха 1, короля Лейтарии. Именно он, движимый жаждой наживы и власти, начал проводить политику, которой будут придерживаться и трое его потомков и которая через восемьдесят лет приведет к покорению мятежных провинций королем Генрихом III воссоединению герцогства Лейтарского с Крамией…

В то время главной прибрежной крепостью юго-запада, вокруг которой вскоре разросся город, был Кормингстон. О его могуществе и неприступности говорит хотя бы то, что он единственный из всех северных городов и селений ни разу не был взят и разграблен кеттами, в то время как многие поселения и города Маринары сжигались ими до основания по десять-пятнадцать раз только за полстолетия.

Но едва кетты уходили, как селения отстраивались вновь, и все шло по-прежнему до следующего набега свирепых морских язычников.

Самой дальней деревней у южной границы Лейтарского герцогства была деревня Итурис, лежащая у подножья Синих Гор. Уже одно ее местоположение служило ей хорошей защитой от кеттов, которые к тому же частенько с презрением проводили свои корабли мимо кучки покосившихся домишек, едва заметных над скалистым обрывом. Не страдая особенно от грабежей, жители Итурис все же считали за благо при появлении драккаров кеттов заблаговременно укрыться в горах и переждать там, пока опасность не минует.

— Разве может человек жить в море вместе с рыбами? Человек так устроен, что ему потребен огонь, чтобы обогреться и поджарить пищу, потребна твердая земля, чтобы по ней ходить и спать на ней, потребно общество других людей, чтобы не потерять дар речи и человеческий облик…

— Твои слова верны, — ответила Мать Русалок, — но знай, что все это у меня есть, и сверх того имеется многое, чего вы, люди, лишены. Далеко в море лежит остров, где поселился мой народ и основал свое государство. Вообще-то слово «государство» не совсем здесь уместно, — поправилась Инджи, — ибо у нас на острове нет ни правителей, ни подданных, ни богатых, ни бедных, ни армии, ни полиции, нет и соседних государств, которые хотели бы воевать или торговать с нами. Нас немного, и остров дает нам все, что потребно для жизни: фрукты с деревьев и воду из ручьев, а рыбу мы ловим в море…

— А но что будет, когда вас станет так много, что вам начнет не хватать на всех еды? — спросила девочка.

— Этого никогда не случится, — успокоила ее Инджи, — только неразумные народы полагают, будто чем больше у них рождается детей, тем лучше. Возможно, для них, живущих на материке и постоянно страдающих от войн и болезней, это действительно благо, но мы, живущие на острове, относимся к рождению детей по-другому… Только со смертью кого-либо из русалок на острове появляется новый ребенок. Это случается крайне редко, ведь мы, русалки, живем очень долго, поэтому рождение ребенка для нас всегда большое событие. У нас не рожают детей в перерывах между приготовлением обеда и стиркой, как поступают матери у вас, на большой земле. Появление ребенка для нас — большой праздник, хотя и притупленный болью недавней утраты. Живущие на материке люди забывают, что материк — по сути, тоже остров, и хотя он очень велик, размеры его все же ограничены. Однажды люди расселятся по земле так густо, что начнут убивать друга только ради того, чтобы освободить немного места для себя и своих детей. Нас же, русалок, так мало, что каждая жизнь для нас — величайшая ценность.

— А мне говорили, что век у вас очень короткий, — сказала девочка, спустившись ниже к воде. — Ведь еще никто из матросов или рыбаков не видел старой русалки?