Эрнста Шульца ничуть не интересовало мнение приемной комиссии. Он был старшим администратором и подчинялся только Францу Чизеку, который осуществлял надзор над Австрийской академией изящных искусств и гордился тем вкладом, который могли внести талантливые студенты в культуру нации. Сначала оценивались работы потенциальных студентов, созданные во время обучения в средней школе, потом кандидата должна была признать достойным приемная комиссия.

Шульц напряженно думал о том, как можно отменить вердикт комиссии, решившей большинством голосов отказать художнику в приеме в престижное учебное заведение. Судя по заявлению, кандидат оставил среднюю школу в Линце в 1905 году, переехал в Вену и жил в доме 29 по Стумперштрассе.

– Он, несомненно, талантлив, – сказал один член комиссии, – но представил только пейзажи.

– Не согласен, – сказал другой. – В изображении человеческого тела нет абсолютно никаких подтверждений таланта, именно по этой причине мы отказали ему в прошлом году.

– Это придет со временем, – возразил Шульц. – Зато есть чувство цвета, а сцены городской жизни и виды Дуная весьма интересны. Он определенно подает большие надежды.

День был ясным, и яркие лучи солнца освещали бескрайние заснеженные просторы Северо-Сибирской низменности. На голубом небе даже самый внимательный наблюдатель смог бы заметить лишь одно крошечное пятнышко – это на высоте почти в семь километров летел американский бомбардировщик-невидимка, похожий на летучую мышь, непонятно как оказавшийся на этих широтах. На гигантских просторах не был слышен даже грохот его двигателей. За его полетом при помощи «ящика Пандоры», установленного в подвале главного здания Агентства национальной безопасности (АНБ), внимательно следила спутниковая система слежения и регистрации данных США.

«Ящик Пандоры» представлял собой довольно большую многогранную коробку, на наружных поверхностях которой не было каких-либо измерительных приборов или дисплеев. Внутри находился компьютер, собранный на арсенид-галиевых чипах, в несколько раз превосходящий по быстродействию знаменитый суперкомпьютер «Gray-У/МР». Команда ученых и офицеров АНБ наблюдала за происходящим на огромных экранах, а компьютерные гении не спускали глаз с оборудования, которым были заставлены все столы.

За полетом невидимки следили также сорокатрехфутовый телескоп «Хаббл» и камера, предназначенная для передовых исследований, более мощная, чем «Хаббл Дип Филд». Она имела девяносточетырехдюймовый отражатель, изготовленный компанией «Корнинг Глас» из материала, называемого «стеклом со сверхнизким коэффициентом расширения». При направлении камеры на цель изображение передавалось на вторичное зеркало диаметром двенадцать с половиной дюймов, где делилось на сегменты для анализа.

Этой майской ночью в пустыне, раскинувшейся километрах в шестидесяти от Кабула, рядом с границей с Пакистаном, стояла самая лучшая погода, на которую только мог надеяться Абдул Расул Сайяф. Скоро накатится испепеляющий жар лета, запечет землю, лишив ее последней влаги. Но даже жар будет лучше зимы, проведенной в горах, когда единственным источником тепла являлся огонь, сопровождавшийся предательским дымом, позволявшим американцам, зорко следящим за этой пещеристой местностью, легко находить все убежища.

Час назад Сайяф, повернувшись в сторону Мекки, произнес пятую, последнюю из обязательных молитв, в которой он, как обычно, заверил Аллаха в том, что всегда останется его верным слугой, будет вести жизнь праведника и не нарушать заповеди Корана. За час до этого он навел прицел своего русского «Калашникова» на место, расположенное в двухстах шагах от своего укрытия, и плавно нажал на спусковой крючок. Пуля пробила каску американского солдата, которому было не больше девятнадцати лет от роду. Он умер, не почувствовав боли, и Сайяф считал, что пощадил неверного. Буквально через несколько минут после этого налетели вертолеты «блэкхоук», но Сайяф, естественно, успел уйти с чувством гордости за то, что внес свой вклад в дело мести за «Талибан», последние представители которого теперь вынуждены были скрываться в горах к востоку от Кабула и в Пакистане.

Скоро ему уже не придется применять столь не эффективную тактику. Его молодой протеже Мухаммед Хуссейн Насрала, которому было всего семнадцать, восхищался меткостью Сайяфа и прекрасно знал, что его герой обладал многолетним опытом. Еще мальчишкой он прекрасно проявил себя в качестве шпиона Северного альянса, внеся свой вклад в поражение советских оккупационных войск, а теперь воевал против американцев, которые пришли якобы помочь его народу, а на самом деле преследовали свои, сугубо империалистические цели. Сам Сайяф считал, что недавнее поражение не было бесполезным, потому что ему поручили то, что никогда не приходилось делать ни одному другому сунниту. Став избранным, он почувствовал спокойное удовлетворение. Через три дня он оставит это место и перелетит в город, который ему пока не назвали. Там он получит от «Хезболлы» достаточно денег, чтобы зафрахтовать уже подготовленный для него самолет.

Из предосторожности Елена Ванеева не взяла фамилию мужа, хотя ее брак с Алексеем ни для кого не был тайной. Она купила новое платье от Шанель в ЦУМе на Красной площади, вышла на переполненную народом улицу и тут же посмотрела на затянутое тучами небо в надежде, что дождя не будет. Елена, как и большинство москвичей в это время года, захватила с собой зонтик и сейчас держала его в руке вместе с большой сумкой и пакетом с покупками. Она шла быстро, иногда останавливаясь и проверяя, нет ли за ней хвоста.

Она была красивой двадцатишестилетней блондинкой, яркая внешность и уверенные манеры автоматически причисляли ее к категории «новых русских». Люди, спешившие непонятно куда, смотрели на Елену с завистью – вся одежда на ней была создана модными европейскими модельерами, за исключением лишь некоторых предметов, сотворенных американцами Келвином Кляйном и Биллом Блассом.

Она работала курьером Федеральной службы безопасности и по долгу службы часто бывала во Франции, где во время одной из поездок и была завербована. Конечно, у нее были на то собственные причины, как и у любого другого человека, решившего изменить родине.

Дождь, заливавший московские улицы, вдруг прекратился словно по приказанию вышестоящей инстанции как раз в тот момент, когда борт номер один – сделанный на заказ «Боинг-747-200В», принадлежавший восемьдесят девятому авиаполку базы ВВС Эндрюс, остановился точно в указанном месте аэропорта Внуково, в который по традиции прибывали все президенты, и к нему мгновенно подъехали трапы. «Старлифтеры» приземлились за час до этого, и из них уже выгрузили пуленепробиваемые лимузины, фургоны, оружие и все необходимое для кортежа президента.

Самолетом президента управляли полковники ВВС США, экипаж состоял из двадцати шести человек, которые размещались в носовой части, на удалении примерно в двести футов от административного персонала, сопровождавшего главу государства, и еще дальше от личных апартаментов президента, который даже здесь мог насладиться уединением. На самолете было установлено девятнадцать телевизоров, восемьдесят пять телефонов, несколько устройств двухсторонней радиосвязи, факсы, компьютеры и великое множество других электронных приборов, для подключения которых потребовалось двести тридцать восемь миль проводов. Был предусмотрен пункт оказания медицинской помощи, в котором командовал личный врач президента. В его распоряжении был набор необходимых лекарств и даже складной операционный стол. Все на борту носили матерчатые тапочки, чтобы не испачкать ковер, закрывавший весь пол. Таковы были правила. Прессу, как обычно, разместили в изолированном носовом отсеке самолета.

Красная ковровая дорожка была расстелена от самолета до небольшой площадки. У трапа стоял посол США, достопочтенный Уильям Фармер, седовласый мужчина с аристократической внешностью, рядом с ним – его жена Дора, пожилая женщина плотного телосложения, и несколько сотрудников протокольной службы, в обязанности которых входило обеспечение визита. Дипломат и его жена были одеты в официальные костюмы от лучших модельеров. Лейтенант ВВС открыл люк самолета, и на трапе мгновенно появились сотрудники секретной службы, сразу же принявшиеся настороженно осматриваться.