Дом с этой загадочной комнатой находился, да и сейчас находится, на весьма известной в Москве улице. Некогда, в очень отдаленные времена, на ее месте, прямо за кремлевским посадом, раскинулось низменное, болотистое урочище, прозванное в народе Козьим болотом, или попросту Козихой. Место было гиблое, глухое. Часто безлунными ночами в Кремле открывались ворота, и телеги или сани, покрытые рогожами, тянулись сюда с телами замученных и казненных. Со всего посада свозили тайком на болото убиенных холопов, замерзших бродяг и пьяниц, зарезанных в драке или татями бедолаг, да и всех тех, которым церковь отказывала в куске московской земли для последнего успокоения. Со вздохами, хлюпаньем и причмокиванием Козиха принимала всех без разбору и счету. Привезли как-то и молодую красавицу — холопку с боярского двора по имени Анастасия. Скрученная веревками, вся в крови, она только тихо стонала, когда слезала с телеги и с жуткой тоской в глазах заглядывала в лица трем хмурым бородатым мужикам, привезшим ее. «Пощадите, дядечки, не губите, отпустите, Христа ради. Молода я, гляди, не жила еще», — еле слышно молила она разбитыми губами. Два мужика помоложе отворачивались и жалостливо терли слезящиеся глаза рукавами кафтанов. Третий, беззлобно толкнув ее в спину, проворчал: «Иди ужо, такова твоя судьбинушка. Не надо было боярину перечить — чай, холопка, не барыня какая. А мы что? Мы не кровопийцы какие. Нам что прикажут, то и делаем. Мы люди подневольные. Не сделаешь — сам в Козихе сгинешь». Бормоча, он подталкивал ее в спину, уводя в глубь болота, до тех пор, пока Анастасия не оступилась на кочке. Стараясь сохранить равновесие, она сделала шаг в сторону и сразу провалилась в трясину до пояса. Мужик, покряхтывая и крестясь, пошел назад к сотоварищам. Болото захлюпало и зашипело, выпуская пузырьки газа и засасывая жертву. Связанная девушка беспомощно подняла глаза к слепому небу и скороговоркой, местами нараспев, стала читать молитвы. Когда зловонная жижа коснулась ее губ, Анастасия жадно глотнула последний раз воздух и закричала: «Будьте же вы прокляты, душегубы!» Затем жуткий, леденящий кровь, предсмертный крик ее потряс ночь. Козиха шумно вздохнула, ухнула и приняла очередную жертву.

Трое мужиков истово перекрестились, глядя на то место, где только что была девушка, и попросили Бога, чтобы тот принял ее душу. Они уже стали поправлять сбившуюся рогожу, намереваясь

ехать назад, как вдруг то место, где утонула Анастасия, осветилось мерцающим бледно-голубым светом.

Оцепенев от страха, мужики увидели, как из болота поднялась во весь рост и зависла в воздухе, едва касаясь земли, одетая в белый саван холопка. Огромные черные глаза ее, источавшие свет, были полны укоризны и устремлены на них.

Природа щедро одарила Землю. Раскидистые леса бархатными обручами обхватили срединные широты ее северного полушария, от которых выше на север потянулись тундровые поля, сползающие в океан, а ниже на юг — степные, перетекающие в солончаковые пустыни. С северных хладных и с южных жарких равнин хочется под крону дерева, в бор хмельной, где воздуха терпкого вдоволь, где подстила мягкого немерено. И растянуться на перине мха у ствола в четыре обхвата и смотреть в разброс ветвей. Поражаться тому, как смогло это древесное растение мощным богатырем вознестись в небо, так широко расправить плечи и теперь парить над двухметровым — от головы до пят, от левой кисти до правой — человечьим размером. Грудь полнится от ощущения вековой мощи и, кажется, не подвержена ни времени, ни бурям, ни морозам такая вот крепь. И слышишь ухом, ловишь взглядом, вдыхаешь легкими — вечность.

Но по всей этой земле пробивается, лезет из всех щелей поросль с листвой глянцевой, бледно-зеленой, искусственной. Ее много, она напориста, ее упрямству можно только позавидовать, и не знаешь, кто уже вскоре осилит кого, кто покроет землю, кто заполонит — естественный лесной массив или эта татарва гибридная, напускная, долларовая.

Россию охватила банковская лихорадка. Куда ни брось взгляд, всюду одно. От государственных банков отпочковываются коммерческие. Они захватывают старинные особняки, целые архитектурные ансамбли. Возникают прямо на пустом месте и стремительно растут. Экраны телевизоров заполнены холеными лицами недавних заведующих магазинами, таксистов, партийных работников, только что освободившихся зэков — все новоявленных банкиров, и все в разнеможных костюмах, с граммовыми печатками на пальцах и бриллиантовыми зажимами на галстуках. Витрины магазинов, страницы газет, обложки журналов блестят колонками с процентными ставками. Рупоры радио со всех углов кричат о небывалых доходах, только вот открой дверь в разнеможный офис и доверь свои кровные (да пусть и не кровные, ворованные, какая разница!) финансовым операторам.

Спасибо, отец Александр, что согласились прийти и выслушать меня. Вы правы, я восемь лет не был на исповеди и не причащался. Но этот грех — ничто по сравнению… Когда вы меня выслушаете, то поймете… надеюсь.

Мне больше некому поведать историю своей жизни… или того, что принято называть жизнью. Марина давно ушла. С Леночкой у меня отношения сложные, особенно в последние годы. А внуки… Что внуки? У них свои дороги, с моей они не пересекаются, так получилось… Друзья? Были у меня друзья, но Господь прибрал их. Теперь моя очередь.