Исследование посвящено " истории северных арабских племен в период до возникновения ислама. Впервые история северных арабских племен рассмотрена в целом, в их взаимной связи, в войне и в мире. Впервые отношения союзов арабских племен с Византией, Ираном, Химьяром были изучены в их последовательности, в зависимости от общей экономической и политической жизни Ближнего Востока. Для сравнительного и параллельного их изучения были не только вновь пересмотрены все источники, но и привлечены многие совершенно новые, до того не введенные в научный оборот документы. Это были сабейские и химьяритские эпиграфические памятники, сирийские и греческие хроники и исторические сочинения, арабские христианские и мусульманские летописи, греческие надписи, документы сирийских соборов, арабские стихотворения, греческие и сирийские жития и церковные истории.
Тщательный сравнительный анализ всех источников вместе позволил выделить и установить основные нити развития обществ и хронологическую последовательность событий.
Вместо разрозненных фактов, эпизодов из жизни отдельных княжеств для нас оказалось возможным воспроизвести общую историю северных арабских племен, показать, как постепенно происходили изменения в их отношениях с державами-гегемонами, как возникали, распадались их объединения, как ими делались попытки утвердиться у персидских и византийских границ. Существенным является и выявление культурного воздействия держав на их кочевых и полукочевых соседей."
ВВЕДЕНИЕ
Проблемы истории Ближнего Востока в период между III и VII в., веком арабских завоеваний, стали предметом наших исследований более тридцати лет тому назад. На пути в поисках нового стояло немало препятствий, связанных с ложными концепциями, как теория цикличности исторического процесса, европоцентризм, определявший "нормы" общественного развития, пресловутая теория "отсталости Востока".
Сравнительное изучение терминологии восточных источников позволило нам определить уровень развития обществ Передней Азии этого времени. Выявление особенностей как рабовладельческой, так и феодальной формаций на Ближнем Востоке явилось решением ключевой проблемы, которое позволило дать новое направление историческим разысканиям. Феодализм развивался здесь в условиях, где рабовладение не носило тотального, всепоглощающего характера, где сохраняла свое значение соседская община, где ремесло знало и свободного ремесленника, где сохранились города с их рынками, местной и транзитной торговлей, караванной и морской.
Новые выводы, к которым мы пришли, были сделаны на конкретном историческом материале, на длительном и тщательном изучении источников, остававшихся до того в неизвестности. Греческие хронографы, сирийские исторические и юридические памятники, пехлевийские законодательные акты позволили нам выявить новый характер собственности на землю и переходные формы эксплуатации крестьян, каким был колонат в Византии. В Иране, где рабовладение отступало постепенно, рабу предоставлялась возможность частично "работать на себя". Наличие соседской крестьянской общины является существенным элементом социального развития на Востоке.
Значительное место в наших исследованиях заняло изучение городов и торговых путей как некоей особенности этого периода на Востоке, которая наложила свой отпечаток на формы развития феодализма. Конечно, в те далекие годы, когда автор лишь начинал работу в этом направлении и "даль свободного" исследования "еще не ясно различал", монография, посвященная Эдессе, открыла новую страницу в исследовании византийского города на далекой восточной границе. Эта проблема была изучена нами в дальнейшем, как имеющая существенное значение в истории Ирана времен сасанидов, так как в слагавшемся феодальном строе город занял своеобразное положение.
Образование новых феодальных общественных отношений сопровождалось кризисом, обострением классовых противоречий, которые нашли отражение в борьбе "димов", партий Византии, и знаменовало глубокие изменения в жизни и строе ее городов. В Иране мощное маздакитское движение было в сущности сопротивлением крестьянских общин их феодальному закрепощению.
ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ ДОИСЛАМСКИХ АРАБОВ И ИСТОРИОГРАФИЯ ВОПРОСА
АРАБСКИЕ ИСТОЧНИКИ
История северных арабских племен до великого мусульманского движения может быть изучена лишь в сочетании многих разноязычных источников.
Из числа собственно арабских источников следует прежде всего отметить эпиграфические памятники, среди них тамудские и лихьянские, недостаточно изученные, содержащие мало данных, из которых можно было бы извлечь исторические сведения. Арабские и южноарабские датированные надписи имеют большое значение как аутентичный материал, превосходно сочетающийся с другими источниками. За исключением знаменитой эпитафии Амрулькайса (Марулькайса), в течение десятилетий привлекавшей исследователей и получившей детальные истолкования, другие эпиграфические памятники к истории северных арабских племен привлекались мало. Достаточно сказать, что наиболее замечательные южноарабские надписи были найдены в 50-х годах текущего века, а монографические исследования о северных арабских племенах написаны в конце прошлого столетия и в 20-х годах. Лишь издатели южноарабских надписей указывали на их связь с племенами арабов Неджда и более северных областей. В изучении южноарабских надписей, этого первоклассного источника для древности и средневековья, следует прежде всего отметить поиски и изыскания Глазера, труды Мордтмана, Млакера, Родоканакиса. Замечательные результаты дали исследования главы целой школы эпиграфистов проф. Г. Рикманса, его ученицы — палеографа и историка Ж. Пиренн, Ван ден Брандена и других. Филологически тонким и глубоким анализом надписей наука обязана проф. М. Хёфнер.
Если доисламская поэзия арабов и дошла в более поздних записях, то как размер стихов, так и содержание их не подвергались особым изменениям, они являются "верным эхом, в целом, этой эпохи и этой жизни", — таково мнение наиболее выдающихся ее исследователей. Некоторые поэмы способствуют возможности углубить и понять отдельные явления в жизни бедуинов, в их судьбе, отражают родовые связи и межплеменную вражду. Лирика поэтов-номадов передает общий колорит кочевой жизни бедуинов, которая выработала в них своеобразные черты, выявляет их психический облик. В поэмах не отражена политическая жизнь, нет намеков на события, но живое представление о складе, обычаях, порядках они передают доподлинно.1 Большой интерес представляет в этой связи диван Амрулькайса, последнего царственного киндита.2
Своеобразной формой являются ahbar. Это не хроники и не истории, а рассказы, повести. Они могут быть привлечены в качестве исторических источников, но должны быть предварительно подвергнуты тщательному критическому анализу. Даже лучший их образец Ayam al?Arab требует крайней осторожности.3 "Дни арабов" — это дни битв арабов, дни сражений, в которых участвовали те или другие племена, в известной мере это эпический элемент доисламской литературы, так как некоторые дни относятся к раннему периоду. Так, день Зу Кар повествует о битвах с таалабитами, а день Зу Наджаб — о сражении между киндитами Хасана ибн Моавии с Ханзалой ибн Малик-Тамим.4 Записанные много позднее, они хранят достоверные бытовые сведения, которые нельзя извлечь из других источников.
Географические и исторические сочинения мусульманского периода являются результатом более поздней обработки материала, часто легендарного характера. Их характеризует особый интерес к генеалогии, к вопросам родственности племен, далеко не всегда отвечавшим действительному происхождению того или другого рода. Чтобы найти опору для искусственно составленной генеалогии, ее искали в связях, фактически не существовавших. Только тщательная аналитическая работа может привести к относительно надежным результатам. Хронологические указания арабских географов и историков также требуют исследований. В ряде случаев их следует отвергнуть, и только путем синхронистических сопоставлений можно установить время того или иного события. Для доисламского периода исторические и географические сочинения арабов переписывают сведения друг у друга, с незначительными вариантами. Но данные некоторых авторов представляют большой интерес при сопоставлении их с материалами византийских историков, хронологические и политические сведения которых сомнений не вызывают. В настоящее время мы имеем возможность также указать на связи, которые можно обнаружить между традицией, сохранившейся у арабских историков (Хамза Испаганский, Табари), и тем, что сообщают недавно открытые южноарабские надписи.
ГРЕЧЕСКИЕ И ЛАТИНСКИЕ ИСТОЧНИКИ
До настоящего времени греческие и сирийские источники недостаточно использовались для истории доисламских арабов, между тем их привлечение для истории химьяритов, как показали наши исследования, помогло разрешить вопросы, не находившие до того ответа.
У византийских писателей IV и V вв. можно найти немало сведений об арабах.
Спутник Юлиана Отступника в его походе за Евфрат в 363 г., Аммиан Марцеллин, выявил характерные черты сношений с арабами, необходимость для империи поддерживать с ними добрые отношения.11 Гибель Юлиана 26 июня 363 г., как сообщает Аммиан, последовала от стрелы, которую метнул в него араб. Его история носит все черты римской традиции летописания: спокойный эпический тон, объективность и последовательность изложения, стилистически тщательно отделанный язык упрочили за ней славу классического памятника. Одним из главных устремлений церкви было обращение в христианство язычников. Нельзя забывать, что для Константинополя христианизация играла известную политическую роль и новая идеология проникала в арабскую среду при официальной поддержке империи. Византийские церковные историки оставили в своих трудах сведения об арабах, которые могут быть дополнены тем, что можно извлечь из агиологических памятников.
Руфин, около 370 г. ставший монахом в Аквилее, жил в кругах, близких Блаженному Иерониму, Вслед за ним он отправился в Египет, а затем жил в Иерусалиме. Около 397 г. он вернулся в Италию и начал свою литературную деятельность в Риме. Ему принадлежат многочисленные переводы на латинский язык трудов Оригена. "Достопочтенный отец Хроматий" из Аквилеи побудил его "ut ecclesiasticam historiam, quam vir eruditissimus Eusebius Caesariensis Graeco sermone conscripserat, in Latinum verterem", что он и выполнил, добавив две книги и доведя историю до смерти императора Феодосия (395 г.).12 Писал Руфин после 402 г. Добавленные им от себя две книги, десятая и одиннадцатая, представляют большую ценность, так как они включили "часть из старейших традиций, часть из того, что удержала наша память".13
История "царицы сарацин Мавии",14 известная Руфину, знакома и Сократу, светскому человеку, жившему в Константинополе, автору церковной истории в 7 книгах, изложившему события с 305 по 439 г. Сократ использовал утерянное собрание соборных документов, принадлежавших Савину, епископу Гераклеи.15 Об арабских племенах он упоминал в связи с политическими и военными событиями в империи.
СИРИЙСКИЕ ИСТОРИКИ И ХРОНИСТЫ
Сирийцы сохранили сведения об арабах того периода, когда те не имели своей письменности; живя в соседстве много веков, имея общие корни в языке, они понимали друг друга. Их связывали и общие интересы как в области экономики, так и в политике. Торговля, главным образом транзитная, объединяла их, так как водили и охраняли караваны по дорогам пустынь именно арабы. Политически существовала зависимость от византийских и персидских интересов, которым были вынуждены подчиняться как сирийцы, так и арабы. Их объединяла и общая идеология: в западных от Междуречья областях часть арабов, как и их учителя сирийцы, приняли монофизитство. Все "восточные" дружно придерживались его, вопреки великодержавию Константинополя. В областях, тяготевших к Ирану, в Междуречье было распространено несторианство, форма, в которой здесь приняла христианство часть арабов.
Зная арабов близко, сирийцы сохранили такие материалы, которые позволяют воссоздать социально-экономическую основу их жизни.
Написанная около 518 г. в Эдессе, сирийская хроника Иешу Стилита вплела в историю войн между Ираном и Византией сведения о лахмидах, полные непосредственности и наблюдательности. Автор знает, как стабилизуется лагерь кочевников и становится городом, обнесенным стеной, он учитывает воинственность арабов, легкость их кавалерии, решавшей не раз исход битвы.32
В хронике, известной под именем Захарии Митиленского, составленной в 60-х годах VI в., нет отдельной главы или раздела, посвященного арабам; у автора не было особого источника, но сведения о них разбросаны по всей книге. Сложный клубок политических отношений на Ближнем Востоке, войны и участие в них арабов, вражда, разжигаемая между гасанидами и лахмидами, выявлены на страницах хроники.33
В житии Map Абы I, патриарха несториан с 540 по 552 г., составленном в ближайшие после его смерти годы, имеются сведения о распространении несторианства и монофизитства среди арабов. Памятник этот во всех отношениях представляет выдающийся интерес.34
ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК
История арабов до ислама всегда рассматривалась как вопрос второстепенной важности. Пророк и Коран затмили все, что было до них, Мекка стала центром земли, рождение новой религии представлялось величественным, и, наконец, "мировое господство" арабов, покоривших необозримые пространства двух материков, были темами, привлекавшими самых выдающихся исследователей Востока. Блестящая литература арабов приобрела славу классической, ее изучали, ею зачитывались, но, быть может, презрение "правоверных мусульман" к языческому периоду жизни их предков осталось не без влияния на интересы исследователей. И, тем не менее, полулегендарное прошлое арабов стало предметом рассмотрения и анализа.
Трехтомный труд Коссена 46 построен на превосходном знании арабской литературы о племенах доисламской Аравии; в этом отношении, именно как собрание сведений, он остается непревзойденным. Но попытка свести воедино разноречивые данные, согласовать легендарные рассказы так, чтобы выделить из них исторические факты, конечно, ему не удалась и не могла привести к положительным результатам, по самому характеру используемых источников.
Как и во многих других отраслях науки, новое слово было сказано Т. Нельдеке.47 Он привлек к истории доисламских арабов сведения византийских хронографов. Это дало ему хронологическую канву событий, он смог установить целый ряд фактов из истории арабов, в чем ему помогли и сирийские источники. Путем сопоставления имен в их греческом, сирийском и арабском написании Нельдеке смог установить соответствие имен, лиц, сообщений и на этом основании написать очерк о княжении гасанидов, к которому постоянно обращаются и до наших дней.
Следующим по времени был труд Ротштейна, посвященный истории лахмидов, в котором им были использованы, по примеру Нельдеке, греческие источники, отчасти сирийские и критически рассмотрены арабские.48 Автору ясна зависимость лахмидов от сасанидов, их участие в войнах с Византией, их положение на Ближнем Востоке вообще. К заслугам Ротштейна принадлежит вывод, что в церковном архиве Хирты существовали записи и списки лахмидских царей, хронологически сопоставленные царствованию персидских шаханшахов; это позволило ему установить более точные даты. Особенно подробно он остановился на деятельности Мундара ибн Закики.
Прямого отношения к истории северных арабских племен работы Ламменса 49 не имеют, но его исследования "колыбели ислама" и целого комплекса явлений, связанных с возникновением новой идеологии, консолидацией арабских племен, их наступлением, глубоко воздействовали и дали новое направление работам арабистов.
