По улицам крупного европейского города (это Берлин) движутся советские танки Т-34. Несколько человек бросают в них камни. Именно эта фотография стала символом событий в ГДР 17 июня 1953 года. Удачно снятые фото пишут историю лучше, чем десятки исследователей. Остается только придумать для фотографии удачный слоган. В отношении июня 1953 года в ГДР он звучит примерно следующим образом: рабочее (или народное) восстание против тоталитаризма, жестоко подавленное советскими войсками.

Но так ли это было на самом деле? Почему произошли тогда массовые волнения на территории ГДР? Какова была роль в их возникновении и развитии обоих лагерей «холодной войны»? Какие цели преследовали политики в Берлине, Бонне, Москве, Вашингтоне и других ведущих столицах мира того периода?

Многие могут спросить: а зачем собственно нужно знать ответы на эти вопросы сегодня, когда уже нет ни ГДР, ни СССР и кончилась «холодная война»? Да потому, что события тех времен до сих пор используются для формирования общественного мнения о нашей стране, особенно среди молодежи, не пережившей Второй мировой войны и всего того, что сразу за ней последовало.

Если на смену исторической правде приходят полутона и белые пятна, особенно сейчас, когда, казалось, исчезли все табу и сняты покровы с самых надежно хранимых тайн 40-x—50-x годов, то, значит «холодная война» еще не закончилась в умах многих людей. Возможно, кому-то захочется переписать ее историю задним числом, увидеть себя в новом зеркале истории, которое послушно отретуширует в правильном свете все, о чем не очень-то приятно вспоминать.

Подчас прошлое хочется вытравить из памяти, иногда хочется, чтобы память выхватывала из череды прошедших лет только те моменты, которые не заставляют напрягаться совесть в поисках оправданий тех или иных поступков. Это применимо к отдельным людям, так же как и к целым государствам.

Некоторые западные ученые называют ГДР «нелюбимым ребенком Сталина». Это определение как нельзя точно отражает цели германской политики СССР в конце 40-х — начале 50-х годов. Советский Союз всеми силами пытался предотвратить раскол Германии, руководствуясь двумя основными, весьма прагматичными причинами. Во-первых, опыт Версальского договора 1919 года ясно показывал, что немцы как великая нация никогда не смирятся с унижением, и любые попытки диктовать Германии жесткие условия ведут только к росту националистических настроений. Без Версаля (с которым были несогласны 99 % немцев) Гитлер был бы невозможен. В свою очередь, германский национализм представлял угрозу прежде всего для СССР. Получались парадоксальные вещи: версальское унижение было продуктом США, Великобритании и Франции, а расплачиваться за ошибки западных держав пришлось Москве, которая, кстати, была против заключения Версальского договора. Вторая причина, определявшая стратегию и тактику СССР в германском вопросе 1949–1952 годов, была относительно новой. Советский Союз всеми силами пытался сорвать ремилитаризацию Западной Германии и включение ее в западный антисоветский блок. Причем тогдашняя логика Кремля и сегодня кажется абсолютно понятной: если одна Германия смогла опустошить в 1941–1945 годы половину СССР, то при помощи США (и особенно американского ядерного оружия) ФРГ могла бы добиться более «впечатляющих» результатов. И что характерно, опасения Советского Союза были отнюдь не беспочвенными: правительство ФРГ сразу же после своего образования 15 сентября 1949 года заявило о непризнании восточной границы Германии по рекам Одеру и Нейсе. Это означало, по сути дела, оспаривание прав СССР на часть Восточной Пруссии, которая с 1946 года была областью в составе РСФСР. И эту ревизионистскую линию Аденауэра полностью поддерживали западные державы-победительницы, особенно США.

В этих условиях СССР пошел на создание «своей» Германии в лице ГДР только в качестве ответной меры на учреждение ФРГ. Москва хотела лишь уравновесить западное преимущество, чтобы на равных продолжать игру на германском поле.

Если западные державы создавали ФРГ в тесном контакте с политическими деятелями только «своих» зон, то Советский Союз избрал здесь иную тактику.

На базе Восточной Германии было организовано движение Немецкого народного конгресса за единство и справедливый мир. Эта организация должна была представлять интересы всех немцев. Однако в Западной Германии деятельность Конгресса была сорвана оккупационными властями, считавшими эту затею «коммунистической подрывной пропагандой». Поэтому Конгресс постепенно превращался в предпарламент будущего восточногерманского государства, через который СССР отвечал на сепаратные действия США, Великобритании и Франции.

На первых выборах в бундестаг (парламент) ФРГ 14 августа 1949 года 31 % голосов и 139 мест получил блок ХДС/ХСС. Христианско-демократический союз (ХДС) к тому времени еще собственно не существовал на федеральном уровне, а был конгломератом земельных организаций. В этой партии (так же как и в ее «сестринской» организации в Баварии — Христианско-социальном союзе) объединились буржуазные и клерикальные круги (находившиеся под влиянием прежде всего католической церкви), не желавшие движения Германии к социализму в любой его форме. На первых порах, правда, в ХДС было сильное социальное крыло, в которое входили многие видные деятели католических профсоюзов времен Веймарской республики. Представители этой части ХДС намеревались осуществить развернутые социальные реформы, чтобы окончательно примирить пролетариат с капитализмом. Отвращение к этому строю после войны в Германии было настолько сильным (в крупных предпринимателях справедливо видели пособников Гитлера), что в так называемой Аленской программе ХДС британской оккупационной зоны (1947 год) была зафиксирована необходимость планирования экономики

[22]

.

Однако все эксперименты в ХДС прекратились, когда его лидером стал Конрад Аденауэр. Он родился в 1876 году под Кёльном, что во многом определило его политические взгляды. Рейнская область до 1815 года не имела ничего общего с Пруссией, и ее мелкие государства даже неоднократно участвовали в войнах против Берлина. Правящий класс этой части Германии состоял не из помещиков, крупных чиновников и офицеров, как в Пруссии, а из либерально мыслящих предпринимателей и лиц свободных профессий. Не случайно, что именно эта часть Германии была родиной Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Однако Аденауэр при всей своей ненависти к прусскому военно-казарменому образу мышления вовсе не был либералом или, тем более, социалистом. Он был представителем так называемого политического католицизма. Это течение западногерманской политической мысли недолюбливало пруссаков за слишком активное вмешательство государства в общественную жизнь (это называли «прусским социализмом») и, главным образом, за неприязнь протестантской Пруссии к католической церкви. В Рейнской области была сильна католическая партия Центра, возникшая в качестве ответной реакции на «культурную борьбу» Бисмарка (так называлась политика «железного канцлера», направленная на вытеснение «отсталого» католицизма из сферы образования и культуры).

Аденауэр начал в 1906 году карьеру чиновника и уже в 1917 году стал обер-бургомистром крупнейшего города Западной Германии — Кёльна. В этом же году он попал в тяжелую автомобильную аварию, которая придала его лицу «тигриное» выражение. После поражения Германии в Первой мировой войне Аденауэр был готов провозгласить сепаратную Рейнскую республику, чтобы отделиться от «революционной Пруссии» и перейти под французский протекторат

В 1933 году нацисты отстранили Аденауэра от должности главы Кёльна как активного деятеля партии «Центра» (в 1926 году его даже прочили на пост канцлера Германии от этой партии), но преследовать не стали. Гестапо, для порядка последив за бывшим бургомистром и почитав его письма, сделало однозначный вывод: никакой опасности для режима не представляет. А в 1936 году Аденауэр получил щедрую государственную пенсию, которая позволила ему выстроить собственный дом. Чтобы еще более приблизиться к режиму, Аденауэр вступил в нацистскую благотворительную организацию, а в 1940 году затребовал себе нескольких французских военнопленных для строительства дома, не забыв получить от государства деньги на их содержание

Основной проблемой послевоенной политики в Европе был германский вопрос. Он, в свою очередь, сводился к следующей альтернативе: быть Германии единой, но нейтральной (подход Советского Союза и ГДР) или разделенной, но включенной в военные блоки (подход Аденауэра и США).

Мировое общественное мнение в 1945–1949 годах вне зависимости от того, как оно относилось к СССР или социализму в целом, просто не могло себе представить, что немцы когда-нибудь снова будут носить оружие. Слишком свежи еще были раны Второй мировой войны. Между тем Аденауэр еще в октябре 1945 года, когда отношения между СССР и США казались еще вполне дружественными, писал в одном из писем, что раскол Европы стал реальностью

[82]

. Став канцлером, он сразу же направил все усилия на ремилитаризацию ФРГ под лозунгом достижения реального суверенитета Западной Германии, в том числе и в военных вопросах.

Большинство историков ФРГ считает, что для Аденауэра ремилитаризация была лишь ценой «покупки» у западных союзников полной независимости ФРГ и преодоления всех последствий оккупации. На самом деле ФРГ и США вместе вели тонкую дипломатическую игру по подготовке общественного мнения Великобритании и особенно Франции к появлению новой германской армии. Причем Бонн и Вашингтон разделили свои роли.

Прежде всего, следует отметить, что ФРГ сразу же после образования ГДР отказалась ее признать и постоянно подчеркивала, что только федеральное правительство в Бонне имеет право говорить от имени всех немцев. В кабинете Аденауэра было учреждено специальное министерство по «общегерманским вопросам», которое возглавил бежавший из советской зоны оккупации бывший председатель восточногерманского ХДС Якоб Кайзер. Аденауэр недолюбливал Кайзера, так как последний продолжал цепляться за свою концепцию Германии как «моста» между Востоком и Западом. Но канцлер прекрасно понимал, что как министру Кайзеру будет особенно нечем управлять и вся его роль будет сводиться к периодическим нападкам на ГДР. На всякий случай Аденауэр распускал слухи, что Кайзер поддерживает тайные контакты с советской военной администрацией в ГДР.

Считается, что «нотная война» вокруг Германии в 1952 году закончилась поражением СССР и победой Запада. На самом деле проиграла единая Германия, а победили Ульбрихт и Аденауэр. Руководство СЕПГ было весьма напугано «нотой Сталина». Позднее, уже после XX съезда КПСС, Ульбрихт говорил, что эта нота таила в себе большую опасность: «Немецкое рабоче-крестьянское государство» было в начале 1952 года еще слишком слабым и могло не выдержать испытания на прочность, если бы Запад всерьез воспринял советское предложение о заключении мирного договора и объединении Германии. Теперь, в мае 1952 года, после фактической ремилитаризации ФРГ, у СССР просто не оставалось другого выхода, кроме как всемерно укреплять ГДР в качестве противовеса Западной Германии, чтобы не утратить равного с Западом соотношения сил в дипломатической борьбе вокруг Германии. А это было на руку Ульбрихту и его сторонникам, которые давно тяготились тем, что Москва не дает «зеленый свет» строительству в ГДР социализма.

Примечательно, что аналитики в госдепартаменте США и министерстве иностранных дел Великобритании предсказывали, что заведомо неконструктивный ответ Запада на советские инициативы вынудит Москву укрепить ГДР, в том числе путем расширения властных полномочий СЕПГ и создания восточногерманской армии. Впрочем, для подобных прогнозов не требовалось особых провидческих способностей: если создавалась армия в ФРГ, причем интегрированная в ЕОС (а фактически — в НАТО), то СССР подвергал бы свою безопасность большому риску, не отвечая в таком же духе в ГДР.

Еще в конце февраля 1952 года ЦК СЕПГ принял решение созвать вторую конференцию партии. Однако ее тема объявлена не была, так как все зависело от результатов «нотных переговоров» СССР с западными державами. Еще в 1951 году Гротеволь и Пик говорили лидеру Итальянской социалистической партии Пьетро Ненни, что СССР требует от них «больших жертв» и что, возможно, вскоре СЕПГ окажется в единой Германии на том же положении, что и ИСП в Италии (то есть в роли парламентского меньшинства).

Однако уже первая ответная нота западных держав 25 марта 1952 года показала советскому руководству, что никакой серьезной надежды на прорыв в германском вопросе нет (это был совершенно правильный анализ). Лидеры СЕПГ решили приехать в Москву, чтобы на месте выяснить дальнейшие намерения Сталина и «пробить» наконец санкцию на строительство в ГДР полнокровного социализма.

1 и 7 апреля 1952 года Пик, Гротеволь и Ульбрихт встретились в советской столице со Сталиным, которого сопровождали Молотов, Маленков, Микоян и Булганин. Сталин сказал, что шансов создать единую демилитаризованную Германию практически не осталось. Договор по ЕОС практически готов, поэтому ГДР без лишнего шума следует немедленно приступить к укреплению казарменной народной полиции, чтобы в любой момент быть готовыми к развертыванию на ее основе «народной армии» в составе примерно 30 дивизий (то есть 300 тысяч человек, так как советские дивизии были почти в два раза меньше американских и будущих западноевропейских по численности