– Я же тебе сказал. Русским языком сказал, да? Я же тебе поручил! И что слышу? - толстая морда с удивлённо вытаращенными глазами подалась через стол вперёд, словно прислушиваясь. - А я слышу… Да ничего я не слышу!

Рявкнув и грязно выругавшись, обладатель морды огромной ручищей хватанул компьютерное кресло и через стол запустил его в собеседника.

– Вот так! - вновь перешёл он на вкрадчивый тон, но уже обращаясь ко второму, стоящему на вытяжку подручному. Первый лежал на полу, толи оглушённый, толи претворившийся таковым.

– Может и ты мне скажешь, что хана, пора о вечном думать? Ну так я вас всех вперёд себя пущу! Ну!

– Есть, шеф, один эээ чудотворец, - начал второй.

Размышления прервали два здоровенных джипа, с рёвом продирающиеся по лесной дорожке. Поравнявшись с отшельником, первый остановился.

– Он? - спросил огромный, под стать автомобилю, мужчина, кого - то в салоне. Получив положительный ответ, кивнул на открывшуюся заднюю дверку. - Садись, святой отец, быстрее приедем.

– Здесь ездить запрещено, - хмуро возразил отшельник.

– Кем? - поинтересовался великан. - Если не Господом Богом, то садись и поехали.

– Нельзя на автомобиле к скиту. Какая с него потом святость?

– Всё-всё, дочушка. Всё хорошо. Ну-ну, ачинайся, всё хорошо. - Добрые руки матери растирали с какой- то водкой кожу на висках, затем в нос ударил гадкий запах нашатыря, и Алёна окончательно пришла в себя. Она лежала дома, на диване в зале. Яркие лучи солнца пробивались сквозь занавески, давая понять, что летний день в самом разгаре.

– Ну вот и молодец, дочечка. Вот и умничка.

– А почему я…?

– Ты главное, полежи и не волнуйся. Всё хорошо.

– Что хорошо, мама?

– Умаялась, помощница. Но всё равно будить надо. Просыпайся, девочка. Вечерние процедуры, ужин. Потом доспишь, ночью.

Добрый голос санитарки вернул Алёну к действительности. Но сразу встать она не смогла, приподнялась и тут же вновь откинулась на подушку.

– Да что же это с тобой, милочка моя? На тебе лица нет! И бледненькая какая! Плохо тебе? Побегу за врачом. И не слушая возражений, испуганная "тётя Мария" кинулась за врачом.

Веру Ивановну уже сменил Карл Петрович (сокращенно среди больных детей - " Карапет"). Низенький, рано лысеющий и обострённо болезненно к этому относящийся, жёлчный с персоналом и неразговорчивый с больными, он держался в больнице за счёт высочайшего профессионализма. Быстро послушав девушку и измерив ей давление, он буркнул: "Истощение", и обратившись к санитарке, добавил:

– Мне говорила Тимошенко, что у нас здесь о-о-очень трудолюбивая девушка поступила. Запомните, - она больная. Если увижу её работающей за вас, - накажу. Обоих. Полюбуйтесь на результат! Немедленно капельницу! - это он уже медсестре, когда санитарка выскочила прочь.

– У тебя мать очень хорошая. Добрая. Я наблюдала. Только какая - то… несчастная она. Тень на ней нехорошая. Ты бы берегла её. Смотрела за ней больше. А как отец?

– Он добрый. Пока не выпьет.

– И сильно пьёт? Ну, ничего. Ты сможешь вылечить.

– Правда?!

– Да, доча моя лечила. А сегодня, если ты не против, мы с тобой пройдёмся в соседнюю палату. Там…

Полосатый жезл в руках милиционера прервал воспоминания. Джип останавливался долго. Милиционер не подходил, ждал. Алёна развернулась и поехала в обратном направлении. Теперь и остановивший её направился навстречу. Не спеша, помахивая жезлом. Этакий властелин шоссейных дорог.

– Старинсталеповава? - поинтересовался он.

– Что? - изумилась Алёна.

– Старший инспектор старший лейтенант Попов. Ваши права? - более раздельно произнёс старший лейтенант в открытое девушкой окто.

– Мне… дядя дал покататься.

Алёна проснулась от того, что кто-то тряс её за плечё. Ошалелым взглядом девушка посмотрела на бескрайнее, усыпанное яркими звёздами небо, сливающееся где-то вдали с океанскими водами, на невиданно огромную Луну. Приподнявшись и сев, она увидела ещё неестественно серебристый песок берега. А затем - худую хмурую старуху, держащую её за плечё. Вскочив, Алена увидела, что старая женщина была довольно низенькой, коричневой, седоволосой и с большим крючковатым носом. В общем, такой, какой рисуют у нас Бабу - ягу. На немой вопрос девушки, старуха мотнула головой в сторону окраинных домов и бросила короткое слово.

– "Пойдём!" - догадалась Алена. "А почему бы и нет? В коне концов куда- то идти надо". И когда незнакомка, взяв её за руку, повела за собой, девушка не упиралась.

Один, второй переулок, и вот уже восхитительный морской воздух сменился вонючестью плохо вычищенной или вообще забитой канализации. Сами дома были какими-то серыми и неухоженными. Или это просто казалось Алёне из-за узости улочки, оттеняющей серебристый лунный свет?

Дом, в который они пришли, ни чем не отличался от остальных. Старуха включила свет - тускловатую лампу, и Алёна осмотрелась. Комната была довольно большой. Вероятнее всего - зал. Кресла, диван, даже телевизор. Старомодныё шкафы, журнальный столик. Несколько дверей. Через одну из них хозяйка провела Алёну в кухню. Молча усадила за широкий стол, наложила в миску из стоящей на плите здоровенной кастрюли какой - то каши, поставила перед гостьей, протянула ложку.

– Ешь! - поняла Алёна произнесенное слово.

Алёна пришла в себя от ужасающей духоты и от очередного укуса. Было где-то после полудня, но солнце не заглядывало в окна. Вспомнив сеансы солнечных ванн на скамейке с Даниловной, девушка поднялась было попросить Умайту провести её к морю, но вспомнив вчерашнюю телепередачу и обыск, она отказалась от этой мысли. Взгляд опять остановился на злобной крысе. Та, словно собираясь броситься, ощерилась и шевеля острым носом, принюхивалась к незнакомым запахам новой постоялицы. Вспомнив домашние опыты, Алёна сосредоточилась на чувствах Шушары, а через неё - на всей семье, вяло копошащейся в подполье. Проникнув в клубок крысиных аур, сплетающихся в единый пульсирующий шар, она ударила по нему острым разрядом. Это было что - то похожее на удар тока. Как и дома, этот сюрприз пришёлся серой братии весьма не по вкусу. Даже здесь был слышен негодующий писк. Девушка добавила напряжения своего поля. Бодрствующая Алёнина визави встав на задние лапки, передними чисто по человечески схватилась за голову, затем прокатилась по полу и исчезла в дыре. Алёна продолжала стегать крыс своим мысленным хлыстом до той поры, пока не перестала их почувствовать. Затем, вспомнив дом, взялась за насекомых. Не вникая в их видовые особенности, мысленно отстегала всю ползающую, летающую и прыгающую братию. Закончив "санобработку", девушка вновь задремала, но тут её разбудили крики на улице. Обеспокоенная, она метнулась на кухню, где хозяйничала Умайта. Старуха с посветлевшим лицом что - то стряпала, но увидев Алёну, бросив всё, низко склонилась перед своей гостьей.

– Вы что? - изумилась девушка. - Что случилось? Почему кричат? - она кивком показала в сторону улицы. Вновь поклонившись, хозяйка выскочила их дома. Вскоре она вернулась и потерянно села на стул.

– Ну что там? Что? - тормошила её Алёна. - Опять облава?

– Ратас, - ответила женщина.

– Что???

– Молодец. Теперь обед, сиеста, а вечером - дело.

Есть Алёне совсем не хотелось, но, не желая обижать старую хозяйку, она вновь съела каких-то напоминающих картошку разваренных клубней. Зато ребята не заставляли себя упрашивать, уминая суп и что - то мясное.

– Ты мало ешь. А Умайта старается. Суп из черепахи - это у нас не каждый день. Это - для тебя.

– Нет, спасибо. Я не ем… Не могу есть мясо.

– Ты что, вообще? - изумился Фернандо. Он тут же перевёл сказанное остальным и те тоже недоумённо уставились на девушку.

Марта оказалась старой, в отличие от Умайты - действительно очень старой женщиной. И жила она в очень старом доме. Правда, с оградой и внутренним двориком-патио, то есть вроде как в зажиточном доме. Но всё вокруг, хотя и ухоженное, давало понять, что дом знавал гораздо лучшие времена.

Стучать долго не пришлось. Слушая недосказанные объяснения ребят, старуха фонарём осветила лежащую в сетях парочку и молча кивнула вносить их в дом.

– В прихожую. И убирайтесь. Сама справлюсь. Если Бог даст, - отрывисто скомандовала она. Привыкшие к властному тону хозяйки, рыбаки занесли своих товарищей через дворик в просторную, тёмную сейчас прихожую.

– И он тоже, - подвели они к Марте крепящегося Уго.

– Вижу - осветила она раненого и бесцеремонно подняв его окровавленную майку, осмотрела рану.