Утро пробралось в комнату осторожно — в узкую щелочку плотных гардин, скрывающих от солнечных лучей высокую кровать с узорчатым пологом, небольшой столик, на котором притаились разные милые вещицы.

На кровати спала светловолосая девочка — раскинув руки, словно там, во сне, она летала, парила, словно маленькая птица, свободная от печали и открытая для радости.

Солнечный луч осторожно коснулся ее щеки, потом, осмелев, подобрался ближе — к длинным ресницам.

Девочка почувствовала прикосновение, но ей не хотелось просыпаться, и она сморщила носик, вздохнула, и перевернулась на другой бок.

Солнечный луч не желал сдаваться.

— Просыпайся, Принц!

Ах, до чего же ему не хотелось возвращаться из своего Царства! Царские покои под воздействием пинка рассыпались, как карточная колода.

Превратились в скрипящую телегу.

— Дальше не поедем. В этот Город только безумец, вроде тебя, пойдет…

Хелин вздохнул, и открыл глаза.

Огонь уютно горел в печи, на столе стоял свежевыпеченный хлеб, да кувшин козьего молока…

Анна задумчиво смотрела на огонь, поглаживая кошку, свернувшуюся клубочком на ее коленях.

Ах, как танцевали огоньки, и звали Анну с собой — топнуть ножкой и пуститься с ними в пляс!

Анне казалось, что она слышит музыку — и сами огоньки вдруг обрели форму, как крошечные эльфы с крылышками, водили хоровод… Вот самый крошечный с дудочкой вышел в центр круга, и — огненные эльфы притихли, угомонились… Музыка зазвучала грустная, и Анне стало грустно, но — и хорошо… Почему все красивое всегда печально? — подумала она. И посмотрела за окно, где ночная метель кружилась по лесу.

— Скучно тебе, Аннушка? — появилась на пороге няня.

Странный был вчера день, и странная ночь… Кто-то взял, да добавил черной краски в радостный цвет. Вроде бы ничего дурного со мной не случилось — а словно все время вороны стаей кружили над моей головой.

Впрочем, теперь на небе сияло солнце, как весной, и птицы пели, зазывая Анну в лес. И Анне казалось, что все тревожное растаяло от солнечных лучей.

— Наверное, дело все в снах, а я эти сны и не помню… — сказала девочка, спрыгивая с кровати. — Если я их не помню, значит, они были пустыми. Не вещими… Да впрочем, нянюшка говорит, что вещих снов не бывает! Страшные сны нам бесы посылают, чтобы радости дня Божьего лишить!

Конечно, рассуждения были здравыми, и Анна даже немножко загордилась — посмотрела на себя в зеркало с важным видом — вот я какая умная-разумная!

Да и сама рассмеялась — такой забавной показалась ей маленькая девочка с волосами белее снега. Щеки от важности надуты, губки сложены бантиком — ни дать ни взять Растаманова Полинка!

— Пора, — сказал Андрей.

Хелину совершенно не хотелось подниматься с кровати.

— Рано еще, — недовольно пробормотал он.

Где-то на заднем дворе бормотал заклинания Жрец.

— Рано? — удивленно переспросил Андрей. — Куда же как рано! Солнце взошло…

Солнце еще касалось верхушек деревьев, но все меньше было тепла в воздухе. Да и холодом эту погоду не назовешь, — подумал Хелин. — Промозглость и сырость, съедающая тебя изнутри, как туман.

— Кажется, мы никогда не дойдем до Истукана, — грустно сказала Анна и села на сваленное дерево.

Никогда еще не видел Хелин в ее глазах такой безнадежности.

— Анна, ты просто устала…

Он присел перед ней на колени, взял ее руки в свои. Девочка отвела глаза, словно не хотела, чтобы ее настроение передалось и ему.

Она была красивой.

Маленький точеный нос, большие глаза, светлые короткие волосы. О, да, она была красивой…

Правда, ее движения были странными: у Анны создалось ощущение, что королева боится сделать лишнее движение. Словно бы выучила королева какие-то жесты, посчитала их вполне подходящими и старается теперь не нарушать созданного образа… Поэтому Анне она казалась немного деревянной. Ах, если бы она, эта прекрасная девушка, допустила оплошность, рискнула бы поддаться порыву! Один лишний жест — и из куклы она превратилась бы в действительно живую красавицу!

Но сейчас Анне подумала, что красота ее сродни болотной осоке — так же невыразительна… Даже в каменных статуях больше жизни!

Поначалу Анне и Хелину казалось, что королева и в самом деле их не видит — погруженная в собственные мысли, или мечты, просто движется по дорожке, иногда останавливаясь, чтобы полюбоваться бледными цветами… Но очень скоро это ощущение исчезло — наклонившись над цветком, королева метнула в них взгляд, и снова уткнулась в цветы.

Хелин даже не успел испугаться. Появление этого человека было так неожиданно! Он обернулся и встретился взглядом с ясными, голубыми глазами, в этих глазах не было пустоты, не было самоуверенности, как у болотных королев. Нет, глаза его собеседника были наполнены печалью.

— Быстрее же! — скомандовал нежданный спаситель и взял у Хелина из рук девочку. — Они могут вас догнать, и тогда уже ничего не поможет…

Он пошел вперед так быстро, что Хелин едва поспевал за ним.

Он и сам не мог объяснить, почему он с такой легкостью доверил этому человеку свое сокровище. Может быть, потому, что у него в глазах жила печаль, которой Хелин верил всегда больше, чем другим человеческим чувствам? Ведь если человек столкнулся со страданием, он способен любить! А может быть, Хелин поверил ему потому, что ему очень хотелось кому-то сейчас верить?

Они шли быстро, и очень скоро неожиданный помощник остановился перед высоким забором, разделяющим странный город и лес, отодвинул доску, не выпуская Анны из рук, и вылез в образовавшуюся щель.

Странно и трогательно они выглядели — Кика и Анна… Кика семенила рядом с княжной и даже рядом с девочкой казалась малюткой. Они прекрасно понимали друг друга — и это тоже было удивительным для Хелина, который так и не смог разгадать таинственного верещания Кики.

— Да, Кика, я и сама так думаю, — говорила Анна. — Живое существо — самое странное и самое прекрасное, что только есть на земле… Почему только они не вечны? Ведь не было для меня на свете ближе Марго, словно она была мне и подругой, и матерью, и Ангелом-Хранителем… Пусто! И в то же время мне все время кажется, что она совсем рядом со мной, просто я ее не вижу! Как ты думаешь, Кика, это важно — видеть? Или надо научиться ощущать?

Кика ласково прижалась лохматой головой к руке Анны, и что-то нежное пропела.

Анна улыбнулась.

— Конечно, милая Кика, так и есть… Важно действительно все, и видеть, и ощущать, потому что это, наверное, и значит жить? Кика, ведь и с тобой мы расстанемся: я уйду, ты останешься, но душой я буду помнить тебя всегда и ощущать твою любовь, а ты — мою… Может быть, точно так же происходит и с теми, кто умирает? Они просто уходят — в другие измерения, в другие миры, и мы когда-нибудь отправимся туда и встретим их!

Каждый шаг таил опасность.

Кика часто останавливалась, поджидая спутников. Это ей шаги давались легко, ведь она привыкла к болоту. Анна вела Каната, стараясь придерживаться середины. Канат, будто понимая опасность, слушался хозяйку.

— Ничего, Канат, — успокаивала его Анна. — Вот увидишь, все скоро закончится!

Канат не возражал ей. Он только смотрел на нее грустными, огромными глазами, точно не просто знал, что все действительно скоро закончиться, но и знал, чем.

На болоте по-прежнему царила зловещая тишина.