Cлавенские древности, или приключения славенских князей.

Попов Михаил Иванович

Книга Попова «Славенские древности, или Приключения славенских князей» содержит беллетризованный рассказ о приключениях князей дохристианской Руси, изложенный в жанре сказочно-рыцарского романа. В описании языческих обрядов использованы многочисленные недостоверные, но интересные легенды, фольклорные и этнографические источники. Хотя «Славянские древности» относятся к первым в русской литературе опытам псевдоисторической славянской сюжетики, многие читатели XVIII века воспринимали книгу как историческое сочинение.

Часть I

#Popov4s255.png Славен, родоначальник и праотец первых Славенских Князей, знаменитый именем, и преславный делами, был первый, по нашим древним

Летописцам,

который переселился со своим народом из Азии в Европу, и построил в память имени своего город Славенск, поблизости того места, где потом построен нынешний Новгород. Сей Государь, утвердив новую свою, столицу покорением соседственных народов, получил имя великого воина, и славного обладателя. Неизвестно, имя ли его собственное, или слава дел его снискала подданным его нарицание Славян; известно только то, что как при нем, так и при потомках его храбрые Славяне подтверждали имя свое множеством преславных побед и подвигов.

Потом

ство сего Князя процветало завсегда славою храбрых дел, и распространило свои

заво

евания наподобие древних Римлян.

Все

Государи искали их союза, и почитали Славенск

та

ким городом, где самая храбрость обитает. Один из сих потомков славеновых, именем Богослав, любя мир, и недавидя брани, прославился более своих предшественников; ибо он был столько добродетелен, что подданные

его еще в живе

начали его обожать, ду

ма

я, ч

то

челов

ек

не может иметь таких высоких качеств, какие имел сей

Князь. Со

вступления своего на

пре

стол не пролил он ни одной капли крови подданных своих

; ни

же воевал с своими соседями, почитая такое дело

зверством,

и думая, что человек более бесславится сим, нежели прославляется. Благочестие его было примером его подданным: он был со всеми искренен, кроток и приветлив, но наипаче всего правосуден, щедр и странноприемлив;

любил науки и художества, и украшал свою столицу всякими великолепиями и достопамятностями награждало достоинства и заслуги щедро, а пороки и преступлена Человеколюбно наказывал; повседневно пекся о пользе и тишине своих подданных, которых почитал не невольниками, но чадами своими

и,

наконец, до того довел благоденствие их, что не находилося ни одного такого человека в его державе, который бы жаловался на скудость.

Ибо в государстве его заведено было премножество разного рода заводов и фабрик, на коих делали всякие вещи; какие только были в употреблении в тогдашнее время. Также ткали парчи, бархаты, штофы, и другие шелковые материи; там делали сукна, полотна, и все то, что человеку для одеяния потребно. В других местах выкапывали из земных недр разные металлы, и по очищении их

Всякий житель сей благополучной страны любил Богослава искренне, и

История

Видостанова.

Я называюсь Видостан: отец мой был Царь некоторой части Индии; ц

арствование его текло весьма спокойно, 

и все

его увеселения составляли книги, которых он собрал превеликое множество, и другой я; ибо он любил меня тем, наипаче, что не имел других детей кроме меня.

Охота

ко чтению моего родителя, как будто бы по наследству вселилась, и в меня; но с большим его пристрастием. Некогда будучи в нашем книгохранилище, и пересматривая книги, нашел я такую, коей письмена были для меня незнакомы

хотя

я и много знал языков. Любопытство мое, будучи прельщено сею новизною, понудило меня искать в других книгах ей изъяснения. Я начал снова перебирать все книги, и по счастью моему нашел скоро другую в

по

добном ей переплете. Развернув ее увидел

я,

что это словарь, Ассирийского языка, которого, я не знал. Буквы его сходствовали во всем с

теми,

коих я в объявленной книге не разумел. Сей случай заставил меня искать такого, человека, который бы мог меня научить сему нареч

ию,

что мне

в

скором времени и удалось.

При дворе отца моего находился один Халдеянин, который совершенно разумел этот язык: он охотно соглашался меня ему учить; но объявил мне притом, что сей язык весьма труден и скучен для учения. Си

e

несчастное объявление, хотя от желания моего меня и не отвратило, но для охотного в нем упражнения, подало мне мысль пригласить, к тому сего мерзкого карла, которого щедрость моя извлекла из бедности, и из самого низкого состояния в великолепнейшее; ибо он был сын конюха моего двора: он

мне понравился по причине малого своего роста, и черного

цвета;

ибо он был родом Эфиоп. Сей Мурянин, став осыпан моими благодеяниями, заплатил мне вместо благодарности злом. Но я, любя его чрезвычайно, не примечал злобных его склонностей;

и

старался его делать соучастником

во

всех моих упражнениях и так начал с ним учиться вместе и Ассирийскому языку. Я учился ему не

более

года, и завсегда перестигал Карачуна, который, от лености ль то, или имея тупее моего понятие, весьма учился медленно.

Первые плоды моего учения употребил

Сие объявление, продолжал Видостан, заставило меня с жадностью

Некогда вздумалось

Приключения

Вельдюзевы.

Сей крылатый змей, продолжал Видостан; подхватив его поднялся столь высоко: что он потерял из вида землю, и летел столь быстро, что

ско

рое стремление воздуха и притомужас, захватили у него дыхание и лишили чувств; Напоследок, когда он опамятовался,

то

увидел

себя" в

про

странной каменистой степи, коей конца

 не мог он усмотреть.

Сие

зрелище в такой привело

его

страх, что он опять упал 

в

обморок. Наконец, пришед в чувство, рассуждал, что ему зачать, в сей крайности: сие размышление завело его в глубокую задумчивость, из которой извлекло его стенание. Он оглянулся туда, откуда оное происходило, но

только не мог ничего усмотреть, что страх его еще более умножило. Между тем стенание продолжалось, к коему мало помалу Вельдюз привыкая; осмелился наконец у ведать его причину.

Чего

ради следуя на сей жалобный голос пришел он к зеленому камню, на котором сидела преужасной величины ядовитая жаба. Камень, который она покрывала, трепетал под нею, и испуская стон, произносил иногда жалобы человеческим голосом.

Сие

ч

удо

опять привело в ужас Полоцкого Князя, однако ж любопытство его одержало над оным верх. Отважился он

изведать

сию

тайну: но не знал каким образом то учинить; сомневался он спрашивать о том у камня, думая, что он ему ответствовать не может, хотя и произносил некоторые слова на Персидском языке, но другой дороги к узнанию сего чуда

ему

не оставалось. Персидский язык он разумел, и так не трудно ему было на оном изъясниться: чего ради приступа к нему, спрашивал его, что он такое, и о чем приносит жалобы. Я был подобный тебе человек, ответствовал ему камень,

и

жалуюсь на несчастное мое состояние, в которое привел меня лютый волшебник со всеми моими подданными. Ежели сердце твое, присовокупил он, удобно к жалости, если человеколюбие природно тебе незнакомец! так избавь несчастного Владетеля от сего ужасного бремени, которое его терзает, и очарование его удерживает. Как же я могу это сделать, спрашивал его Вельдюз, коего робость при каждом камневе слове усугублялась? Это ни мало не мудрено: ответствовал ему камень; вооружись только бесстрашием,

Просьба сия весьма поколебала

Утвердясь в сих мыслях, и призвав на помощь Чернобога, подошел он смело к Жабе, дабы сорвать ее с Камня. Лягушка усмотрев его намерение, начала ужасным образом дуться, и бросая на него пламенные свои взгляды, устрашала его изблеванием на него яда, которым она вся была наполнена. Сие несколько было его поостановило, но Белый его Дух, приставленный к нему для побуждения на добрые дела, умножая в нем сожаление, возбуждал его к бесстрашному исполнению его предприятия. Воспаленный поощрением его Вельдюз, бросился без страха на Жабу, и схватив ее тащил с камня, за который она весьма крепко держалась. Сколько употреблял Полочанин силы на сорвание ее, столько она его грызла и зияла на него пламенем для отогнания его. Однако же Вельдюз сколько ни был ею терзаем, не оставлял ее: а наконец ополчася всеми силами, сорвал ее с камня. Тогда лягушка, превратись в превеликого слона, вскричала к нем

Великодушный Вельдюз, хотя

Окончание истории Видостановой

Несчастья Вельдюзевы тронули меня, и возбудили во мне к нему любовь и сожаление. Я вознамерился ему помочь чего ради прибегнул я к кольцу, которое ты видишь у меня на руке:

я

его сделал с помощью моей книги; оно заключает в себе, такого Духа, который уведомляет меня обо всем, о чем я ни спрошу. Сей Дух, будучи мною

во

прошен о неприятеле твоего зятя; ответствовал мне, что хотя об нем он и ведает, но не смеет мне объявить.

Я

хотел увидать о сем от книги моей, но и она мне тоже ответствовала; прибавляя к тому, что сделано на тайну сию такое заклятие, которому и сам Князь Духов противиться не в силах. Не мог

я

подумать на Карачуна; ибо привидение его, заколотое и сожженное мною, обнадеживало меня, что нет его более на свете; по чему я и заключил, что это был другой какой-нибудь волшебник.

Между тем, дня через три после сего приключения, некто из придворных

моих

объявил мне, что прохаживаясь в

роще,

 вне

моего дворца, сошелся он с молодым человеком, который, выспросив у него о господине замка, просил его уведомить меня о себе, и испросить дозволения перед меня предстать, объявляя притом, что впомощи моей имеет он превеликую нужду. Человеколюбиемое склонило меня тотчас согласиться на его просьбу, я приказал его привести к себе, что в тот же час и исполнено было. Как скоро он ко мне вошел, то повалясь мне в ноги, просил себе моего покровительства. Я его подняв, обнадеживал моею дружбою, и просил его сказать мне, в чем ему могу услужить. На что он мне ответствовал, что Историю свою желает мне рассказать наедине. Чего ради приведши его в сей кабинет, просил его вторично рассказать мне свою повесть, в чем он меня тотчас и удовольствовал.

Повествовани

е Хитраново.

Я

называюсь,

говорил он мне, Хитран, отечество мое Китай: а жизнью моей одолжен я Богдохану.

Я был один сын

у моего отца, и был завсегда благополучен, ежели б не имел 

у

себя сестры, которая всему моему несчастно причина. Не удивляйся, Государь, примолвил он, моим словам: следование моей повести докажет тебе,

что

я

имею

причину так говорить.

Сестра моя продолжал он, име

нем и свойствами Леста, имела у себя

многих женихов, подданных

и

союзных нам Государей: но только не хотела ни с кем из них вступить в брак. Я вопрошал ее иногда о причине её отвращения к замужеству, на что она ответствовала мне одними только слезами. Но некогда вздыхая мне говорила, что она и сама любит, но не из тех, которые к ней сватаются, а такого, который о любви ее к себе ничего не знает, и может быть сам прельщен уже другою. Я не зная совсем, о ком она говорила, спрашивал ее, кто он таков, и дозволяет ли его состояние вступить ей с ним в супружество. Сие то и при

чина

моей горести, ответствовала она

чт

о

не

могу

я ласкаться иметь его моим мужем; но что касается до его состояния, то он такой же знатной крови, как и я, и столь прекрасен, как ты. По сих словах она закраснелась, и потупила глаза

свои

в землю. Я старался дойти мысленно до того, предмета, которым сердце её воспламенилось; но не мог ни на кого помыслить потому описанию, какое она мне сделала.

Между тем приходил тот день в который мысли её к моему несчастью открылись. Я был влюблен в дочь первого Министра моего родителя: любовь моя была до тех пор тайна; но тогда открылась она к неблагополучно нашего дома. Некогда прохаживался я с моею любовницею в саду нашего дворца: наконец походя довольное время и устав, вошли мы в пещеру, которая разделялась на несколько жилищ. В одном из оных отдыхая, начал я любовнице моей изъяснять жар моей любви. Обыкновенные речи

люб

овников, ласкающихся к своим любезным. Долго бы я 

пробыл в сем упражнении, если б

причинившийся

шум, в другом покое пещеры,

не пресек

моих удовольствий, и не принудил туда пойти, дабы уведать оно

Сие приключение принудило нас оставить сад, и возвратиться в покой нашего дворца, куда должен был я проводить по благопристойности сестру мою. Во время нашей дороги старалась сестра моя отвратить меня от моей обладательницы всеми силами: то опорочивая любовь мою к ней, то осуждая качества её и поступки. Напоследок видя, что я не соглашаюсь с её желанием, сказала мне

Принеся ему тысячу благодарений, вышел я от него в превеликом восхищении, и побежал к моей любовнице сообщишь ей сию радостную