— Привет, пилоты. Шаман на борту нужен?

Глядя в глаза капитану, которого он опознал по значку классности над черно-синим шевроном Союза вольных торговцев на рукаве комбинезона, Яр Гриднев улыбнулся и присел на траву. Сбросил с плеча ремень и пристроил чехол с посохом на коленях. Рослый мужчина, одетый в такой же летный комбинезон, сидевший рядом с капитаном, едва заметно насторожился и переместил руку поближе к кобуре.

— Где же твой бубен, шаман? — спросил капитан вместо приветствия, ощупав взглядом рюкзак за спиной Яра.

— Нет у меня бубна.

— А чем стучать будешь?

Это был небольшой корабль-торговец, из тех потрепанных судов, которые не принадлежат ни одной из торговых корпораций, но на страх и риск частного владельца могут пересекать всю исследованную часть Вселенной, от Солнечной системы до родных систем чужих, торгуя всем, чем можно, а порой и тем, чем нельзя. В трюме такого корабля можно было обнаружить всё что угодно: от необработанной урановой руды до кристаллов ирканской воды, в сохраняющих ее целебные свойства магнитных ловушках, от запрещенной в большинстве миров псило-сомы до партии подержанных армейских ремонтных дроидов, которые очень ценятся на осваиваемых планетах за неприхотливость и универсальность. Многие капитаны, которые сплошь и рядом сами были хозяевами своих судов, если и не опускались до обычного пиратства, то нередко торговали и рабами, и оружием, и наркотиками. Периодически очередной заигравшийся авантюрист вместе со всей командой отправлялся на тюремную планету, чтобы до конца дней своих, как любили говорить полицейские остряки, «делать из больших астероидов маленькие». Впрочем, не желавший подчиняться командам патрульного крейсера корабль нередко просто уничтожали — на необъятных пространствах, на которых существовало расселившееся по сотням планет человечество, хотя бы видимость порядка можно было поддерживать, только принимая жесткие меры к его нарушителям.

Капитан «Ленинграда-115» не был ни пиратом, ни контрабандистом. Корабль Ежи Чанга курсировал между несколькими галактиками Терранской федерации, в основном пробавляясь не слишком выгодными поставками оборудования и продовольствия на шахтерские планеты. Ежи Чанг был не склонен к риску, поэтому, волей случая оставшись без психотехника, продолжать рейс не торопился. Разумеется, внезапное появление недостающего специалиста с солидными рекомендациями его обрадовало. Но, как и большинство пилотов, к полицейским он относился с некоторым предубеждением. Естественно, самому приглашать на корабль человека, работающего на полицию, капитану не хотелось. Но парень вроде бы оказался ничего, нос не задирал и на жесткую койку в такой же, как у всех, узкой, как спасательная капсула, каюте жаловаться не стал. Надо приглядеться, может сгодиться и на постоянное место в экипаж. Да и сколько можно сидеть на этой захолустной планете, а тут такой случай… Вот сейчас закончит свой ритуал, и полетим.

Ежи Чанг сам себя подбадривал, чувствуя, что не может по-настоящему обрадоваться разрешению ситуации. Что-то мешало, неясное предчувствие заставило его забыть про остывавший перед ним кофе.

Перед тем как начать ритуал, Яр вежливо выгнал всех из корабля и попросил постоять в сторонке. И теперь, развернувшись на потрескавшемся пластиковом сиденье продавленного диванчика в кафе космопорта, Ежи Чанг смотрел и смотрел сквозь давно не протиравшееся оконное стекло, как работает психарь.

Парень с коротким посохом в правой руке медленно обходил «Ленинград-115» по часовой стрелке. Глаза шамана были полузакрыты, ярранский посох, несмотря на свой небольшой размер, издавал странный полустук-полушелест, который был вполне отчетливо слышен на бетонном пятачке между двух лавок рядом с кафе, где десяток человек из разных экипажей и обслуги космопорта курили после обеда. Сейчас пилоты закончили обсуждать, те или не те фильмы были закачаны в корабельные компьютеры на прошлых стоянках, кто и что успел посмотреть во время вынужденного безделья в течение гиперпрыжка, а также сколько и каких фильмов следует попробовать уломать капитанов закачать на следующей торговой станции. Разговор сам собой затих, только потусторонне постукивал посох. Все разглядывали нового психотехника с «Ленинграда-115». Ничего примечательного в нем не было. Джинсы, куртка, рост выше среднего, падающая на глаза челка.

Фигура с посохом прекратила перемещение по кругу, остановившись рядом с одной из опор корабля. Посох то медленней, то быстрей ходил вдоль нее, по-прежнему издавая свой странный стук и не касаясь нагретого на солнце металла.

— Клоун… — как-то кисло произнес один из механиков космопорта, щуплый молодой негр, выцарапывая из кармана полукомбинезона сигаретную пачку.

— Клоун-то клоун, а вот скажи, Джоник, — обратился к механику старший смены, аккуратно туша окурок о край урны, — ты пневмосистему в стойках после посадки того корабля проверял?

Джоник принялся молча сплевывать, пытаясь попасть в трещину на бетоне.

«Ярмаркой» Нинель называла местный луна-парк. У нее с детства остались греющие душу воспоминания о поездках с отцом на ярмарки, о каруселях с лошадками и космическими кораблями, комнате смеха и Пещере Бабы-яги, глотающих огонь и клинки турских факирах и танцующих на силовых полях ирканских акробатах, бездонных пакетах попкорна и гигантских петушках на палочке и, конечно же, непременном сенсационном приезде очередного «Самого Свирепого Борца Галактики», готового помериться силой на ринге с любым из местных парней. Камински отслужила десять лет, из которых шесть она провела в десанте, прошла от звонка до звонка Беркский конфликт, а также достаточно нахлебалась просчетов земных политиков, которые командование затыкало десантными частями. Но вся кровь и грязь военной карьеры в частях быстрого реагирования не смогли убить в ней ту фермерскую дочку с периферийной планеты, которая в ответ на фразу «Нинка, в выходные едем на ярмарку!» начинала ходить вокруг отца колесом, теряя правую сандалету с вечно порванным ремешком и разбитым носком от ударов по футбольному мячу.

Об этой склонности ефрейтора десантных войск Камински («Знамя на штыке» третьей степени, «Серебряная звезда за храбрость», не говоря уже о медалях и бесчисленных благодарностях) к простым радостям жизни знали немногие. За шесть лет их романа Аккер только молча удивлялся, не подавая виду, и не переставал хвалить себя за то, что не проглядел такую девушку. Когда они вместе выходили в отставку, первым тостом, который он произнес, чокаясь с Нинель бокалами шампанского, был: «За жизнь!» Традиционный тост космического десанта для уходившего на гражданку Аккера приобрел двойное значение: они оба не только были живы, но и остались собой.

В десанте пилоты не были отдельной кастой, как в других родах войск. Аккер до сих пор иногда видел во сне ту неудачную высадку на заштатную планетку, не имевшую даже названия, а только важное стратегическое значение, да еще номер, который он вряд ли когда-нибудь забудет. В тот день оба крейсера поддержки и половину десантных транспортников берки сожгли еще в атмосфере, и наступление захлебнулось, не начавшись. При посадке борт Аккера как следует зацепило, и взлететь он уже не смог. Когда в паре курносых сдвоенных пушек корабля кончились плазменные заряды, Аккер встал за турель подбитого при выгрузке БТР, когда и ее боезапас иссяк, он выдернул из чьих-то мертвых рук базуку. А потом берки пошли врукопашную… Словом, Аккер на своей шкуре познал истинность не слишком веселой армейской поговорки, гласящей, что «десантура и пилот хлебают смерть из одного котелка». И слишком часто Аккер видел, как война превращает людей в спивающихся психов на грани самоубийства, живущих одним днем. Неудивительно, что если женщина задерживалась в десанте (а это случалось не так уж часто), то либо превращалась в «мужика в юбке», либо обладала особым «десантным» характером. В числе прочего Аккер ценил Нинель и за то, что она избежала первого варианта, а второй его вполне устраивал.

В тот вечер, насладившись «русскими горками» и выпив по паре кружек пива, они отправились проветриться, просто посидеть на скамейке под деревом у входа в парк, вдали от музыки и гуляющего народа. Тут-то они и увидели странную фигуру, возникшую в конце аллеи.

Вообще-то после поражения в Беркском конфликте беркам было запрещено где бы то ни было, кроме своих территорий и своих кораблей, пользоваться способностями к телепортации, свойственными всем представителям этой расы, но на окраинных планетах это правило не слишком соблюдалось. Поэтому, когда в конце зеленого тоннеля аллеи в центре неяркой вспышки появилась длинная, чуть сутулая фигура берка в одинаковом у всех гуманоидных рас мешковатом рабочем комбинезоне, быстро направившаяся к выходу из парка, особого фурора это не произвело. Лишь куривший на соседней скамейке изрядно набравшийся мужик проворчал: «Проклятые долгопятые!» — да гадливо поморщился и хрустнул пальцами Аккер. Чужой на первый взгляд отличался от человека только слишком длинными конечностями (хотя на самом деле руки и ноги берков имели по сравнению с «хомо сапиенс» по одному дополнительному суставу) да чуть вытянутым по сравнению с человеческим лицом с бледным, отдающим в синеву, как у покойника, оттенком кожи. И конечно, глаза — большие, светлые, выпуклые как фары, на человеческий взгляд не выражающие ничего. Тело каждого берка покрывали костяные пластины экзоскелета, пробить которые было под силу не каждому оружию. Несмотря на выпитое пиво, Нинель почти сразу увидела, что перетянутая бечевкой картонная коробка с прозрачным пластиковым окном, сквозь которое были видны пунцовые розы, в правой руке чужого качается чуть-чуть не в такт его шагам, словно живя собственной жизнью. Берк несет кому-то цветы? Ну-ну… А может, этот подрабатывает курьером? Она неспешно (все-таки выпивка давала о себе знать) соображала, что к чему, и берк уже подходил к воротам парка, когда путь ему заступила человеческая фигура. Из-под голографической маски-шлема с полицейской эмблемой прозвучал довольно молодой голос с едва ощутимым акцентом:

Все молча ждали, пока официантка соберет пустую посуду и разольет по кружкам кофе. Чувствуя общее напряжение, девица торопилась и думала о кнопке сигнализации под стойкой и о том, насколько быстро сможет приехать дежурный наряд, если начнется драка. Больно уж напряженно задумавшаяся компания сидела за столиком в углу.

У Нинели после повторного рассказа пересохло горло, и она, не дожидаясь, пока остынет кофе, отпила минералки прямо из пластиковой бутылки. Между пальцами левой руки она быстро крутила чайную ложку.

Аккер задумчиво наблюдал через окно, как Джоник возится с пневмосистемой.

Капитан Ежи философски рассматривал грязную столешницу.

Аккер, покосившись на сидевшего между ними Яра, спросил у Нинели:

— Здесь хороший воздух.

Человек в рясе, перегнувшись через балконные перила, вдохнул запах дождя и подгнившей листвы и удовлетворенно вздохнул. Его собеседник, несмотря на духовное звание предпочитавший вне официальных мероприятий строгую серую тройку, недовольно поморщился:

— Сергей, вы напоминаете мне шпиона из старого фильма. Почему вы так любите этот маскарад с переодеваниями? Взять, например, одежду духовных лиц. У вас что, несбывшаяся детская мечта? В семинарию хотели поступить?

Человек в рясе вышел с балкона и уселся в кресло перед низким столиком.

— В детстве у меня было много мечтаний. И все они сбылись. — Его неяркие полные губы изобразили улыбку, обнажив мелкие желтоватые зубы. Длинные и сильные, как у музыканта или профессионального киллера, пальцы вытянули из горки фруктов в широкой вазе продолговатый пурпурный плод и подняли на уровень глаз. — Одежда священника вызывает доверие у большинства людей, и это главное. Впрочем, сегодня главное совсем не это.

Лицо главы ордена раскраснелось от выпитого вина, и он то выговаривал слова медленнее обычного, то сбивался на скороговорку:

— Бекир, ты долж-жен меня понять: я не испытываю враждебности ни к кому… во всяком случае стараюсь… стараюсь опираться на факты и потребности человечества. Чуть было не сказал «землян», а какие мы теперь земляне, когда нас уже по стольким сотням планет разбросало… И как будто мало было нам этих психарей, этого расцвета язычества… в конце концов, я же не против того, что поклонение духам, природе и прочую ересь парламент давно уже признал наряду с традиционными конфессиями… и эти, волхвы с шаманами теперь поставлены на одну доску со священниками и муллами. Многие в ордене против этого, а я не против! Пусть расцветают все цветы, в конце концов! Но должны же быть какие-то пределы!

— Вы про дружбу с Яррой? — с едва заметной усталостью пробормотал Кемаль. Он не первый раз слушал нетрезвые монологи главы ордена и все более склонялся к мысли, что старику пора на покой. Так много рефлексирующий человек не может эффективно управлять одной из главных сил Терранской федерации и принимать верные решения. Заместитель главы ордена не скрывал от себя, кого он видит на должности Томео Хига, и собственных честолюбивых мыслей не стеснялся.

— Именно!

Хига поднял вверх указательный палец.

— Он сдает. — Кемаль взвесил на руке хрусталь наполненного вином бокала и посмотрел в небесное сияние глаз Вертуна. Ресторанная платформа парила над одним из городских парков Метрополиса, светившимся в сгущающихся сумерках гирляндами фонариков и великанским огненным глазом чертова колеса. Взгляд молодого человека скользнул по кронам лип и, поднимаясь все выше, застыл на Полярной звезде.

— С каждым днем он сдает все сильнее. Орден не может быть столь пассивен на пороге тех перемен, которые назрели внутри федерации… да чего там, эти перемены скоро захватят всю Галактику… И орден Креста и Полумесяца будет на острие этих перемен, вне зависимости от того, хочет этого Томео Хига или нет.

Помедлив, он отвел глаза и медленно произнес:

— После нашей сегодняшней беседы с ним я согласен с вами, Сергей: ордену нужен новый гроссмейстер.

— Разумеется.