29 марта, воскресенье

От холода усы стали жесткими. Настолько жесткими, что, сядь на них, к примеру, муха, они даже не дрогнули бы. Вот только нет на свете такой мухи, которая смогла бы выжить в морозильной камере при тридцати градусах ниже нуля. Вряд ли удастся это и обладателю смерзшихся усов пшеничного цвета по имени Нестор Чаффино, шеф-повару, знаменитому кондитеру, который мастерски умеет готовить шоколадные трюфели. Скорее всего найдут его через несколько часов с широко раскрытыми глазами, в которых застыло легкое недоумение. Пальцы, естественно, скрючены. Из-за пояса фартука живописно свисает кухонное полотенце. Впрочем, какое там кокетство, когда за твоей спиной только что со щелчком захлопнулась автоматическая дверца морозильной камеры «Вестингауз» размером два на полтора метра восьмидесятого года выпуска.

Нестор даже не успел испугаться, просто не поверил несчастью («Не может быть, черт возьми!»), страх всегда приходит после осознания невероятности случившегося («Святая Мадонна, такого со мной еще не было!»), ведь и сторожа перед уходом предупреждали его, и на самом видном месте висит список («На трех языках!») уже наскучивших правил, призывающих в том числе поднимать язычок предохранителя замка, прежде чем заходить внутрь камеры. Одни проблемы с этим устаревшим оборудованием! Но Боже мой, Нестору понадобилось каких-нибудь две-три минуты, чтобы сложить в камеру с десяток коробок с шоколадными трюфелями. Вот тут-то дверца и захлопнулась,

«Нельзя пренебрегать правилами, Нестор! Что будешь теперь делать? Ты только посмотри на часы!»

Светящиеся стрелки показывали четыре утра, а дверца была заперта, и вот он стоял в полной темноте внутри большой морозильной камеры на загородной вилле, теперь почти безлюдной, после того как уехали, напраздновавшись, около трех десятков гостей… Однако надо что-то делать.

Именно Карел, доброжелательный чех Карел, нашел Нестора, только гораздо позже, ближе к семи утра.

Карел Плиг всегда вставал спозаранок вопреки принятой у испанцев традиции поздно ложиться спать и поздно просыпаться.

– Уверяю тебя, Нестор, это нэпрылычнэ, – бывало, говорил он, от волнения коверкая язык, – Нельзя ложиться так поздно, не хватает времени для отдыха.

Карелу, выросшему в Москве, было трудно изменить своей привычке вскакивать с постели с утра пораньше. Сначала его приучали к дисциплине в пионерском лагере, затем на военно-спортивной базе в Лефортово, где он тренировался вместе с другими юношами из стран-сателлитов СССР. На базе Карел значился под номером 4563-С. Он, избранник судьбы (и Общества чехословацко-советской дружбы имени Юлиуса Фучика), подавал большие надежды в тяжелой атлетике, считался будущей звездой Восточной Европы. Через десять лет, в тот самый месяц, когда ему исполнится восемнадцать лет, он должен был блестяще выступить на Олимпийских играх в Атланте.

Однако прежде чем грянул долгожданный июль 1996 года, произошло много непредвиденных событий, важнейшим из которых явилось падение Берлинской стены в 1989 году. Оно ознаменовало поворот в мировой истории и сначала помешало Карелу вернуться на родину. Сколько ни говори о бескорыстных отношениях между братскими чешским и советским народами, инвестиции остаются инвестициями, включая средства, затраченные на подготовку спортсменов. Тем не менее спустя несколько месяцев у русских возникли более неотложные проблемы, чем завоевание олимпийских медалей, и они были только рады сократить издержки. Тогда-то Карелу и его товарищам из Чехословакии, Польши и Румынии не только разрешили вернуться домой, но недвусмысленно дали понять о необходимости поторопиться. В Праге Карел легко нашел более актуальное для приближающихся новых времен занятие, чем поднятие тяжестей. «Культуризм» – так, кажется, называлось оно в Восточной Европе. По словам приятелей Карела из пражской спортивной школы, в капиталистических странах проводили весьма популярные конкурсы культуристов и давали премии тем, у кого бицепсы и трицепсы были как у Аполлона.

Крик Карела Плига услышали пять человек.

Серафин Тоус, друг семьи

Человек, который всю ночь не сомкнул глаз, может совершенно непредсказуемо отреагировать на неожиданный мужской вопль. Серафину Тоусу померещилось, будто взревела фабричная сирена, возвещая о начале рабочего дня. Поскольку он всю жизнь занимался юриспруденцией и не имел никакого отношения к промышленности, то лишь повернулся на другой бок. Неукротимая бессонница отпустила его только под самое утро. Что же лишило Серафина ночного покоя? Тревожные мысли об этом типе, друге Аделы? Нестор – так, кажется, зовут его? Впрочем, имя не важно, главное – Серафин хорошо запомнил этого человека, особенно его усы, хотя видел их лишь мельком. Таких усов нет больше ни у кого. Самая неприятная встреча с поваром произошла около трех недель назад в клубе «Нуэво-Бачелино». Впервые он оказался там совершенно случайно, даже в мыслях не было искать его, просто попался по дороге, Бог тому свидетель. И как обычно при воспоминании об этом неприметном клубе, сеньор Тоус обратился в уме к покойной супруге: «Нора, любимая, почему ты ушла от меня так рано?» Он даже произнес вслух имя, поскольку созвучие этих четырех букв всегда оказывало на него усыпляющее действие.

На протяжении всей ночи, проведенной в доме Тельди, Серафин Тоус непрестанно говорил себе: будь Нора жива, ему и в голову не взбрело бы зайти в заведение с репутацией, как у клуба «Нуэво-Бачелино». Тогда его взору не предстали бы усы шеф-повара, который появился в дверях кухни и начал сплетничать с хозяином, причем оба держались как давнишние приятели, подвизающиеся в ресторанном бизнесе. А ведь если бы не усы, если бы не заметил их Серафин, то спал бы он сейчас за милую душу, а не мучился от ужасной бессонницы.

Пять часов тридцать одна минута, пять часов тридцать две минуты… Тик-так, тик-так… Серафин не находил себе места, его как будто подвергали изощренной китайской пытке, когда на голову мерно падают капли воды и не дают заснуть. Точно так же отсчитывал минуты будильник устаревшей конструкции, сменяли друг друга, словно листки календаря, квадратные светящиеся во мраке цифры.

Попугай в красных и синих перьях, с зеленой грудью и сильно потрепанным хвостом посмотрел на них одним глазом. Другой глаз, косой, вперился в совершенно гладкий, без каких-либо украшений и лепнины, потолок.

Они закрыли за собой входную дверь. Никто не встречал посетителей, но на стене висела табличка: «Проходите и ожидайте своей очереди в аквамариновом салоне, большое спасибо». Стрелка указывала на вторую дверь направо. Они вошли, поздоровались с тремя посетителями и приготовились терпеливо ожидать своей очереди.

Через некоторое время Карлос Гарсия взглянул на Нестора, словно спрашивая: как считаешь, можно взять газету из этого… как его?.. журнального ящика?

– Конечно, – шевельнулись в ответ усы его друга, которые прекрасно вписывались в окружающую обстановку.

Тем не менее Карлос сначала огляделся по сторонам, потом опустил руку в нечто, сделанное из раскрашенного алебастра и похожее на раскрытый саквояж, с которым врач посещает на дому пациентов, Помимо нескольких газет и пары дамских журналов, из ящика торчала голова римского трибуна.

– Ты можешь поверить, что кто-то всю жизнь ищет улыбку, которую никогда не видел? – поинтересовался Карлос для затравки. – А что скажешь, если я признаюсь, что на работе и в свободное время постоянно разглядываю женщин, особенно шеи или уши? Глупость, правда? Конечно, только одержимые ведут себя подобным образом. И я.

– Не вешай нос, Карлетто, – отозвался Нестор, нимало не смутившись от странного заявления, – давай выкладывай все, что наболело! В жизни иной раз происходит такое – ерунда, думаешь, собачья, а на самом деле это судьба, за иголкой почти всегда тянется ниточка, понимаешь, Карлетто?

Но Карлос ничего не понял из-за итальянского акцента Нестора, который то усиливался, то ослабевал, в зависимости от умонастроения или благорасположения повара. Как бы там ни было, в сей знаменательный вечер, пребывая на кухне фирмы «Ла-Морера-и-эль-Му-эрдаго», где, кроме него и Нестора, никого не было, Карлос решил исповедаться. После столь эпохального решения ему было абсолютно все равно, почему меняется акцент собеседника и что тот говорит. Он помолчал, собираясь с мыслями, и приступил к рассказу.

С детства его преследует образ одной девушки, а в последние месяцы так просто не выходит из головы. Карлосу постоянно мерещатся нежные, почти детские губы, вернее, даже не губы, а необыкновенная улыбка, играющая на них. Эта улыбка – сущее наказание для Карлоса. Зато голубые глаза его мало трогают, они невыразительны, взгляд не то чтобы холодный, а скорее отсутствующий. Волосы светлые, с металлическим отливом, они подняты на затылок и открывают крошечные уши без всяких украшений и потому почти незаметные. Плечи можно созерцать вечно, однако внимание отвлекают руки, они сильно разнятся: правая рука – расслаблена, пальцы слегка раздвинуты, словно каждый приготовился хорошенько вздремнуть; левая рука согнута в локте возле груди, на ладони – что-то вроде камеи, сферическое, ярко-зеленого цвета.

Естественно, речь шла о портрете. Карлос не знал ни имени, ни истории нарисованной девушки. Картина висела у бабушки Терезы в Мадриде. До того как дом перешел к Карлосу по наследству три или четыре месяца назад, он был там не более двух раз. Он переселился в дом незадолго до начала работы у Нестора. И вот детское впечатление нахлынуло с новой силой.

За несколько недель до того, как Нестор был найден мертвым в доме Тельди, и раньше, чем это происшествие на манер дельфийской пифии предсказала (сфальсифицировала, скажут некоторые) мадам Лонгстаф, жизненные пути персонажей данной истории проходили вдалеке друг от друга. «Случайности – это шутки богов над смертными», – вот что заявила прорицательница друзьям. Они не придали значения словам ведьмы, дескать, пустая болтовня. Зато чрезвычайно внимательно выслушали все, что касалось нарисованной девушки, поэтому Карлос Гарсия выпивал по четыре капли любовного зелья каждую ночь полной луны: вдруг подействует?

Остальные пророчества постепенно стерлись в памяти под грузом повседневных мелочей и забот, связанных с управлением фирмой «Ла-Морера-и-эль-Муэрдаго». Жизнь на маленьком предприятии общественного питания протекала весьма неровно: всплески активности, особенно летом и весной, перемежались застоем, например в феврале и марте. Кадровыми работниками были трое: Нестор, Карлос и Карел, а с недавнего времени к ним присоединилась в качестве помощницы Хлоя Триас, немного неряшливая, зато не требующая никакой зарплаты, то есть обходившаяся фирме задешево.

Так и перебивалась «Ла-Морера-и-эль-Муэрдаго», то задыхаясь от нахлынувших заказов, то, по выражению Нестора, впадая в зимнюю спячку, выживая только благодаря мастерству хозяина в изготовлении десертов и уникальных тортов, которые покупали знаменитые столичные рестораны и подавали на стол клиентам в качестве фирменного блюда. Когда наступало время потуже затягивать пояс, когда заказчики почти переставали звонить, когда от безделья вечерняя скука становилась невыносимой, Нестор Чаффино со словами «роrса miseria»

[20]

опускал со стороны улицы металлическую штору, прощался с работниками до следующего дня и усаживался на кухне разглядывать белый кафель на стене.

Здание «Ла-Морера-и-эль-Муэрдаго» располагалось на бойком месте, оно состояло из двух помещений, сиявших чистотой, что радовало клиентов. Главным помещением являлась просторная кухня. Она была постоянно открыта взорам прохожих: три окна выходили на улицу наподобие витрины, и каждый мог по достоинству оценить порядок, царящий на фирме, Кухня, включая полки и перегородки, была выложена сверху донизу белой плиткой и служила, вне всякого сомнения, для производства кондитерских шедевров. На стенах висели медные сковороды и тазы с ручками. Посередине стоял большой стол с алюминиевой столешницей, на нем – последние новинки кухонной техники с краткими инструкциями по применению. Поддержание абсолютной чистоты и порядка, неукоснительное выполнение требований гигиены – вот как правил Нестор Чаффино в своем государстве.

Другая половина королевства, то есть второе помещение фирмы, предназначалась для приема посетителей, была оформлена в богемном стиле. Нестор не скупился на расходы, стремясь создать у клиентов соответствующее настроение… «Ritorna a Sorrento»

– Сиди прямо, дядя, вот так, убери руки, если не хочешь, чтобы я тебе бритвой горло порезала… Осторожно, дядя, и не смотри в зеркало, понял? Не дергайся, как овца под ножницами, дядя, не выводи меня из себя, тогда все получится тип-топ.

Карел Плиг обреченно опустил затылок на высокую спинку стула и, чтобы отвлечься от неприятного ощущения близости острейшей бритвы к нижней губе, принялся считать, сколько раз в монологе Хлои прозвучат слова «дядя» и «тип-топ». Сегодня ему выпала счастливая возможность убедиться, что превратить классическую бородищу, которую он носил со дня отъезда из Праги, в стильную бородку, – деликатная и далеко не простая процедура: занимает по меньшей мере двадцать пять минут.

Он насчитал шестьдесят три «дяди» и тридцать «тип-топов». Были вариации слова «хрен», но их Карел не подсчитывал. «Хорошо, – подумал он, – что испанский язык такой скудный. – И произнес «тип-топ» в ответ на оброненный Хлоей вопрос. – Этак я через два-три месяца смогу говорить не хуже испанцев».

Так оно и случилось. Благодаря сожительству с Хлоей Триас, а также неумирающей любви к латиноамериканским песням Карел через несколько месяцев пребывания на родине Сервантеса свободно владел современным сленгом, разбавленным словами, заимствованными из старинных шлягеров.

Гораздо труднее оказалось приспособиться к негласным законам, регулирующим отношения между мужчиной и женщиной на Западе. Испанские девушки врывались в его жизнь с прямолинейностью и скоростью метеорита. В этом, однако, не было ничего особенного, чешские подруги возникали так же неожиданно. И там и тут девушки отдавались ему прежде, чем он успевал об этом подумать. Никакого ухаживания, покорения женского сердца и тому подобного. Идешь на дискотеку, к тебе подходит девушка: – Танцуешь?

ИЗ КНИГИ «МАЛЕНЬКИЕ ПОДЛОСТИ»

Часть вторая.

Яичные десерты

Не разбив яйца, поджаришь яичницу.

(Народная мудрость)

Дорогой мой друг Антонио Рейг, вместе с рецептами направляю тебе это небольшое примечание.

Дону Антонио Рейгу

Пансион «Три Анчоуса» Сан– Фелиу-де-Гишольс

Мадрид, 14 марта…

Дражайший Антонио,

ИЗ КНИГИ «МАЛЕНЬКИЕ ПОДЛОСТИ»

Часть третья.

Шербеты и другие холодные десерты

Мадрид, 25марта,..