Мемфис

,

штат Теннесси

Июнь 1862 года

Самый долгий день в году с его невыносимой летней жарой наконец подошел к концу, но даже ночь не радовала прохладой. Влажный воздух, казалось, лип к коже. Шторы из дамасского шелка, обрамлявшие высокие, до самого потолка, окна, висели неподвижно, словно картонные. Даже река, протекая внизу, не дарила спасительной свежести. Невыносимо душный день сменился невыносимо душной черной ночью.

Еще немного, и эта черная духота убьет ее, решила Мэри Эллен Пребл – она не может больше здесь находиться ни одной минуты.

Остановившись посреди тускло освещенной гостиной, Мэри круто повернулась и бегом бросилась к двери, а затем миновала коридор с прохладным мраморным полом и огромные двустворчатые, с веерными витражами парадные двери.

Мемфис

,

Теннесси

Жаркий августовский день 1840 года

– Клей! Клей Найт!

Девятилетняя Мэри Эллен Пребл мчалась вниз по ступеням Лонгвуда; светлые, цвета льна, волосы развевались на ветру, нарядная яркая юбка на лямках надулась колоколом.

– Клей, где ты? – позвала она своего товарища по играм, тихого темноволосого Клея Найта.

Мэри Эллен и Клей тут же стали друзьями.

Клей часто бывал в Лонгвуде, как и его мать, которая теперь обшивала только избранных. Заказчицы Анны считали, что им крупно повезло, и одной из этих привилегированных особ была Джулия Пребл, так что Анне приходилось много времени проводить с хозяйкой Лонгвуда, обсуждая фасоны новых нарядов и делая примерки.

Джулия Пребл относилась к талантливой портнихе скорее как к почетной гостье, нежели как к прислуге – вот почему в Лонгвуде Анне не приходилось пользоваться служебным входом, как в других богатых домах. Джулия дала наказ слугам, чтобы Анну всегда пропускали через парадный вход и провожали в роскошную гостиную на первом этаже.

Джон Томас и Джулия Пребл испытывали к терпеливой и незлобивой Анне Найт искреннюю симпатию и жалели ее. Если бы Анна Тайгарт более разумно подошла к выбору мужа, и жизнь ее, и общественное положение могли бы быть совсем иными.

Также хозяевам особняка нравился воспитанный и вежливый сын Анны. Никто не возражал против того, чтобы неугомонные дети свободно бегали по саду и по дому, никому и в голову не приходило за ними присматривать. Все соглашались в том, что ребятишки на редкость хорошо ладят. Джон и Джулия знали, что им не о чем беспокоиться, если их единственная дочь находится в обществе Клея, поскольку Клейтон Найт был ответственным молодым человеком и всегда следил за тем, чтобы с Мэри Эллен ничего не случилось.

Почти год их отношения продолжали оставаться на стадии нежной невинности: они то и дело держали друг друга за руки и обменивались неловкими торопливыми поцелуями. Никаких попыток скрыть свои чувства от окружающих они не предпринимали, и, поскольку отношения их были у всех на виду, родители Мэри Эллен не слишком на этот счет беспокоились. Преблы, в особенности Джон Пребл, были убеждены в том, что, если бы между юными влюбленными что-то произошло, их поведение сразу бы их выдало. В результате Мэри и Клей оставались столь же открыты друг другу и так же свободны в проявлениях своих эмоций, как в ту пору, когда были детьми.

Джон Томас Пребл считал, что скорее было бы странно, если бы события развивались иначе. Эти двое детей росли вместе, Клей присматривал за Мэри Эллен, был ее лучшим другом и ярым защитником, она всегда с уважением относилась к Клею, полагалась на него, доверяла ему. Теперь, когда девочка выросла и, следуя примеру своих подруг, захотела иметь поклонника, выбор ее самым естественным образом пал на молодого человека.

На время.

– Она ведь перерастет это чувство, не так ли, дорогой? – тревожно спрашивала мужа Джулия Пребл.

– Конечно, перерастет, дорогая, – уверенно отвечал Джон Томас.

Суббота

,

27 июня

Шестнадцатый день рождения Мэри Эллен Пребл

Долгожданный день настал.

За месяц до великого события были разосланы приглашения, выгравированные золотом на гербовой бумаге, а за несколько недель до события составлено меню. Из Нового Орлеана выписали двух самых знаменитых поваров, и в помощники им были нанят целый сонм поварят. Ранним субботним вечером прямо из гэмбилловской пекарни привезли огромный белоснежный торт и сотни других сладостей, которые предполагалось подать на десерт – достойное завершение грандиозного пира.

В серебряных ведерках со льдом остывало шампанское, из винных кладовых подняли множество бутылок с мадерой, хересом и португальским сладким вином. Для мужчин готовили напитки покрепче, для дам – персиковые и черносмородиновые настойки. И конечно же, для молодежи был приготовлен великолепный фруктовый пунш.

– Клей Найт! – Мэри Эллен не верила своим глазам.

– Да. – Это все, что он сказал.

Еще долго стояли они неподвижно, залитые лунным светом, пока наконец, обхватив молча смуглыми пальцами по-девичьи узкое запястье, капитан Клей Найт, командир оккупационного корпуса северян, не прижал Мэри Эллен Пребл к своему мокрому телу; он смотрел ей в глаза, и Мэри Эллен, глядя на этого смуглого, устрашающего своей непостижимостью знакомого незнакомца, пребывала во власти весьма противоречивых эмоций. Ярость, гнев и непреодолимое влечение разрывали ее, кровь, бросившись в голову, шумела в ушах, а в глазах щипало от жгучих слез.

Клей. Клей Найт.

Она мгновенно вспомнила все: мальчик с ангельским лицом и черной душой, он взял ее любящее сердце, доверчиво протянутое ему, и превратил его в трамплин для вожделенной военной карьеры. Теперь этот мальчик подрос, возмужал и стал бравым капитаном с жестоким взглядом и зловеще красивым лицом.

Мэри Эллен с упавшим сердцем смотрела на то, как самоуверенный капитан и его моряки устраиваются на постой в ее родном доме.

Янки мгновенно разбрелись по всем комнатам нижнего этажа, осматривая свой новый бивак и каждую минуту окликая друг друга. Мэри Эллен скрежетала зубами, глядя на то, как они топчутся в гостиной, разглядывают драгоценные предметы искусства, водят немытыми руками по мебели из розового дерева. В музыкальном салоне один из матросов начал барабанить по клавишам пианино, кто-то принялся щипать струны арфы.

В конце концов Мэри Эллен приказала себе молчать. Она стояла посреди фойе, не говоря ни слова и лишь в отчаянии покачивая головой в безнадежной ярости. Однако когда кто-то из новых постояльцев вышел из гостиной и направился к лестнице на второй этаж, в святая святых, она не выдержала и схватилась рукой за горло.

– Нет! – выкрикнула Мэри, но тут же сменила тон и повторила просительно: – Пожалуйста, туда не надо...

Крепкого сложения матрос не обратил на нее ровно никакого внимания. Тяжелые солдатские сапоги уже ступили на ковровую дорожку лестницы, когда Мэри Эллен, едва не подпрыгнув от неожиданности, услышала за своей спиной спокойный голос:

Каждый день Мэри Эллен со страхом ожидала вечера, а ночью лежала без сна, остро ощущая присутствие капитана-янки в спальне напротив. Каждую ночь она ожидала услышать стук в дверь и настойчивое требование впустить его.

Но время шло, а никаких перемен в их отношениях не происходило.

Ночь за ночью проходила без всяких волнующих событий. Вскоре Мэри начала чувствовать себя глупо из-за своих страхов. На самом деле капитан пока не сделал ничего такого, что бы заставило ее подозревать, что он вообще хочет оказаться у нее в спальне. Когда бы она с ним ни столкнулась, он вел себя с подчеркнуто холодной вежливостью и ни разу не попытался ее удержать, не сделал ни одной попытки оказаться с ней наедине. Он вообще едва ее замечал. Часто Мэри чувствовала на себе мимолетный взгляд его льдисто-серых холодных глаз, но он быстро отводил глаза.

Особенно досаждало Мэри Эллен то, что загадочный капитан был неизменно добр и терпелив в общении с кухаркой и дворецким. Они тоже относились к нему с теплотой и участием, словно этот янки все еще оставался тем самым обходительным мальчуганом, который столько времени проводил в Лонгвуде.

Впрочем, Мэри Эллен не могла их за это винить: ни Тайтус, ни Мэтти не знали о том, что на самом деле случилось многие годы назад. К тому же теперь оба были стариками и почти впали в детство. Не так уж и удивительно, что парочка старых негров не испытывала к капитану Найту никакой неприязни.

Клей снова крепко, грубо поцеловал Мэри Эллен в полураскрытые губы и почувствовал, что все ее тело напряглось. Она его боится!

Впрочем, ему было все равно.

Он не отпускал ее губ, и как ни старалась она высвободиться, ей это так и не удалось. Он ни за что не желал ее отпускать и, слегка изменив позу, прижал спиной к стене, перегородив путь к спасению.

И он продолжал ее целовать.

Мэри Эллен хотела возмутиться, но вместо слов получалось только мычание. Волосы ее намотались на его сильные пальцы, и он так и держал голову запрокинутой, продолжая целовать Мэри.

– Ты не понимаешь, – сказала она тихо, слишком ослабев для того, чтобы пошевельнуться. – Я не могу и не буду...

Клей улыбнулся, и его ставшие почти черными глаза наполовину закрылись. Он не спеша скользнул ладонью по ее бедру и сомкнул пальцы с обратной стороны ее колена, а затем повернул и закинул ногу Мэри себе на спину. Накрыв ладонью обнаженную ягодицу, он прижал ее лоно к своему напряженному члену.

У Мэри Эллен перехватило дыхание, когда она почувствовала его низом живота. Он слегка изменил позу, и она ощутила его жар и твердость там, где светлые завитки были еще влажными от действий обжигающего языка.

– Поцелуй меня.

Он продолжал держать ее за ягодицы, прижимая к мраморной твердости своего наполненного кровью члена. От тепла, исходящего от ее лона, он пульсировал и набухал еще сильнее.