Современные ученые утверждают, что знания прошлого канули в лету. Сегодня есть только наука. Что наукой не доказано, того в природе не существует.
Возьму на себя смелость или сумасшествие, утверждать, что знание прошлого живо до сих пор. И есть люди, которые в полной мере этим знанием владеют. Иногда их называют Посвященными. С ними мне и довелось встретиться. Не берусь утверждать, что стремился к этому, но и предотвратить это было невозможно. Из этических соображений я решил изменить события и имена людей, чтобы никому не пришло в голову все проверить.
С чего начать? Лучше с самого начала…
В начале пути
Современные ученые утверждают, что знания прошлого канули в лету. Сегодня есть только наука. Что наукой не доказано, того в природе не существует.
Возьму на себя смелость или сумасшествие, утверждать, что знание прошлого живо до сих пор. И есть люди, которые в полной мере этим знанием владеют. Иногда их называют Посвященными. С ними мне и довелось встретиться. Не берусь утверждать, что стремился к этому, но и предотвратить это было невозможно. Из этических соображений я решил изменить события и имена людей, чтобы никому не пришло в голову все проверить.
С чего начать? Лучше с самого начала…
Часть 1. Калейдоскоп
Я родился в ассимилированной еврейской семье. Кто такие евреи, узнал в шестом классе, когда поехал с отцом на Украину в его родной городок Шаргород. Во время прогулки со своим двоюродным братом и еще одним парнем из Москвы мы натолкнулись на местного парнишку лет восьми, который начал нам кричать — «Жиды, жиды!» А затем он побежал. Мы пошли за ним. Парень добежал до своего дома. Во дворе был его отец, который возился с дровами. Мы стали у калитки. «Что встали, хлопцы?» — спросил отец парня — «чикайте отседова».
Потом в школе мой лучший друг рассказывал мне анекдоты про евреев. А в восьмом классе, когда гуляли по улице с этим самым другом, мы стали свидетелями сцены, где ребята из младших классов издевались над своим одноклассником. «Еврей, еврей!» — кричали они и толкали его в грудь — «Бей жидов!» Я увидел небольшого пухленького паренька с горбатым носом. Мы не выдержали и вмешались.
Если вы подумали, что я решил написать про несчастных евреев, то вы ошиблись. Но это было частью большого «сценария», именуемого жизнью. Каждый элемент этого сценария упорно подводил меня к неизбежной кульминации.
До 5 лет я был худым. Мой вес составлял 17,5 кг. В пять меня отдали в ведомственный детский садик. Там нас силой заставляли много есть. Тех, кто отказывался, наказывали, а иногда жестоко избивали. Больше всего мы не любили кипяченое молоко и геркулесовую кашу. В молоке всегда плавали жирные и очень плотные пенки, а геркулес застревал в глотке. И то и другое вызывало рвотный рефлекс. И не у меня одного. Одного мальчика по имени Максим вырвало прямо за столом. Марфа Мироновна, наш воспитатель, по доброте душевной, заставила Максима съесть содержимое его тарелки вместе с тем, что он вырвал. Не пропадать же добру. И пусть другие смотрят и наматывают на ус. Прекрасные воспитательные меры привели к тому, что все дети в садике были толстыми. Если ребенок худой — значит это хулиган. Так я впервые познал страх. В семь лет весил 54 кг и был на голову выше своих одноклассников. Выглядел я на третий класс. В современные времена дети гораздо крупнее, чем это было в начале 70х 20 столетия.
«Андрей, иди к нам, мы покачаем тебя на качелях!» — кричали мне девчонки. Я подбежал к качелям и вдруг, бух. Все потемнело. Потом выяснилось, что я слишком близко подошел. В результате легкое сотрясение мозга и едва не потерял левый глаз. Через полгода появилась сосудистая опухоль. Лечили криоприжиганием в Морозовской больнице. Не очень приятная процедура. Я плакал перед сеансами.