— Кружку эля? Значит, сэр пришел повидать старика Томаса — Уэйда? И бродил по грязным улицам, выслушивал ругань всей шпаны Бетнал Грин, не обращал внимания на красные фонари Уайтчепеля, чтобы встретиться с чокнутым Томасом Уэйдом в его вонючей конторе на Бау?

Ваш номер не пройдет, как сказал бы месье Прево, наш французский корреспондент!

Вечер, отвратительный лондонский вечер, пропитанный смогом. Готов поспорить на полкроны, что он сейчас ползет по реке, желтый, жирный, медленный и величественный, как джонка на китайской реке. Может, уже добрался до Дептфорда?

Добрался, бьюсь об заклад…

Мне бродяги не причиняют ни малейшего зла. Видите эту стену, которая тянется вдоль коксовых заводов и теряется в ночи, запятнанной портовыми огнями? Уверен, в ее провалах прячется пара-тройка этих господ. Вы оставите там кошелек и часы, если не шкуру. Вам нужны сведения?.. Я действительно могу их дать. Фирма «Халетт энд Гилхрист» занимается всеми экспедиторскими делами, касающимися портов Египта и Индии. Именно так… Мистер Гилхрист?.. Ничего не могу сообщить о нем. Я продолжаю вести дела по распоряжению господ Памса и Пилли, адвокатов из Стренда. Прощайте… Продолжать?.. Мистер Халетт скончался семь лет назад, но его имя оставили на оловянной табличке. Клиенты часто называли мистера Гилхриста по имени его покойного компаньона, но это не меняло сути. Он все равно отвечал им.

Как только пробило полночь, в мою комнату вошел призрак.

Я сидел спиной к двери, лампа затухала, и только бутылка виски сияла богатым, чистым и радостным светом в этом тараканьем логове.

Сердце мое ощутило гостя из мрака.

— Тень Питеркина Додда, матроса, которого я прикончил на Эйронделл-стрит в тот вечер, когда он обозвал меня дамским пуделем, — возгласил я вслух, — но я не боюсь ни Питеркина Додда, ни его отвратительную тень. Разве можно обзывать джентльмена дамским пуделем?

Я не осмеливался повернуть голову, но ничто не шелохнулось.

Это было в то время, когда Хильдесхайм, Бобби Моос, Петрус Снеппе и я шли вниз по Длинному Пантей-Каналу на угнанной барже.

Поскольку это дьявольское судно принадлежало Аарону Сташельбину, ростовщику, наши души и совесть были спокойны.

Думаю, что в момент, когда Петрус Снеппе обрубил причальный трос, мы заметили отвратительную башку Аарона Сташельбина, вынырнувшую из плавучей кучи гнилых лимонов, водорослей, дохлых собак и пустых коробок. Но этого хватило, чтобы Бобби Моос плюнул ему в харю…

Впрочем, это не имеет никакого значения.

Мы пристали к берегу, чтобы отнести в бар Волшебный Город часы и воскресный костюм Аарона Сташельбина. В обмен на них хозяин бара Кавендиш дал нам шесть бутылок вполне приличного виски. Потом буксир забросил нам стальной трос и обеспечил нам увеселительную прогулку мимо доков.

Порядочные дамы, которые сталкивались на улице с Присциллой Мальвертон, отворачивали глаза и обменивались полными ненависти словами.

— Боже, дорогая, какая стыдоба, а мужчины!..

— Фу!

Уверен, что эти дамы врали по поводу своей верности, когда ночью вдыхали резкий запах пота мужей — мелких служащих Сити или лавочников из Баттерси.

Я уважаю Присциллу Мальвертон, ибо она предпочитает переходить из мощных лап матроса с лайнера «Кунард-лейн» в привыкшие к утонченным ласкам руки какого-нибудь загорелого эфеба из солнечных стран, чтобы потом наслаждаться прекрасными серыми глазами студентов из Саус Кенсингтон Колледжа.

Проснувшись, Герберт услышал треск рвущейся простыни.

Он раздраженно дернул головой, вспомнив о драконовском регламенте, который миссис Байсон вывесила в каждой комнате своего пансиона. Двенадцатый параграф недвусмысленно гласил:

«Дырка на простыне — 8 пенсов.

Дыра — 1 шиллинг.

Прореха — 1 шиллинг 6 пенсов».

Когда прибыла телеграмма: «Кубок Сифелл будет разыгрываться в 36 лунок», а мячик лежал у девятнадцатой лунки на поле клуба Блю Сэндз, в клуб-хаузе возник шум.

— Если обезьянничать, так уж лучше по-людски, — промолвил полковник Ридинг.

Каждый понял резкую реплику, но никто его не поддержал. Ридинг намекал на знаменитый Кубок Принца Уэлльского, который некогда разыгрывался в 72 лунки, а теперь в 36…

Произнося эти оскорбительные для многих слова, Ридинг думал не о себе, а о своем друге Джильберте Хее.

Шансы Джила Хея были весьма высоки, если предстояло совершить четыре круга. Он относился к тем классным гольфистам, которые не в силах показать истинную форму в начале соревнования. Он был даже психологом гольфа и во время выступлений вышучивал соперников:

Содержимое небольшого пакета, которое вручил мне почтальон, не очень удивило меня: ключ и карточка из бристоля со следующими словами:

«Ред Чамрок-стрит 3.

26 октября, вечером».

Моя торговля руанским ситцем всего лишь прикрытие; она скрывает дела, требующие осторожности и тайны. А потому я не стану ломать голову, пытаясь отыскать того, кто послал почтовую посылку — в моем сумеречном ремесле меня окружают только те люди, которым можно доверять, и они очень сдержанны в своих поступках.

Клуб-хауз был пуст. Лист бумаги, прикрепленный к дверям, извещал, что доступ на поле закрыт на целый день, поскольку следует рассыпать чернозем и обильно полить траву.

Старейший член клуба в одиночестве сидел в баре с самого утра и, поскольку бармен Джим отсутствовал, сам себе наливал безобидный для здоровья напиток. Такое одиночество не раздражало старого игрока, ибо он мог немного помечтать.

Погода стояла чудесная, бриз, легкий, словно касание нежных губ, колыхал траву; лежащий рядом с клуб-хаузом пруд блестел в утреннем солнце, как зеркало; ласточки выделывали в воздухе тысячи акробатических кульбитов.

— Как жаль, — вслух подумал старейший член, — что сегодняшние работы отняли у гольфистов такой славный день.

Он видел, как уехал тренер, с какой радостью разошлись кэдди — все они были в воскресных одеждах и направлялись на праздник в соседнюю деревню.

Я знал, что вижу сон, ибо лежу в своей постели и перед моими глазами проходят пустые образы. Однако, будучи в полу-сознании, я опасался, что сон перейдет в кошмар.

Пространство было очерчено резко, хотя цвета путались; но известно, что во сне цвета ощущаются плохо.

Я стоял на поле для гольфа. Вдали в лунках трепыхались два или три флажка. Поле пересекал длинный, заросший травой холм, из-за которого виднелась крыша. Наверно, там находился клуб-хауз, но я спрашивал себя, почему конек его изогнут, как у сиамской пагоды. «Я спрашивал?» — сказал я… Ответ был мне известен — эти пагоды возвели бонзы, уверяя, что они защищают от тигров. И я оказался перед таким маленьким храмом, совершенно лишним на поле для гольфа. Правда, во сне особого удивления никогда не испытываешь.

Надо мной нависало низкое и серое небо, а позади холма, на горизонте, угадывалась огромная пустая равнина или темное волнующееся море, над которым опускалась ночь.

Поле было пустым. Ничто не двигалось на нем. Все казалось застывшим, и не будь ощущения трехмерного пространства, я бы решил, что разглядываю огромную гравюру.

Мячик рядом с лункой. Я глазом измеряю расстояние с точностью до дюйма. Тщательно прицеливаюсь. Самый бесталанный биллиардист загонит такой шар в лузу своим кием. Мячик катится. И прокатывается мимо лунки, удаляется на десять дюймов, на пятнадцать… Я краснею, рука дрожит, крик сойки похож на издевательство над моей неловкостью. Мой кэдди с трудом удерживается от ухмылки. У меня горят ладони от желания влепить ему пару пощечин. Я сдерживаюсь и снова прицеливаюсь. Мячик буквально перепрыгивает лунку. Я отказываюсь продолжать игру. Весьма возможно, что меня будут в этом упрекать, но я готов крикнуть, что мне наплевать, архинаплевать. К черту!.. А ведь такие выражения редко слетают с моих уст. Бутсу, мой противник в игре, рвет на клочки мою карточку, поворачивается и уходит. Плечи его подрагивают. Он смеется… Надо мной…

Я — неплохой игрок; посмотрите в справочники последних лет, и вы убедитесь в этом.

А вот имени Боба Бутсу вы там не отыщете. Он — мазила, он — позор нашего древнего клуба, но его дед, Сэмюель Бутсу — знаменитый «Эль Бутсу», — был одним из его учредителей. И когда Боб Бутсу появляется на поле, я начинаю играть отвратительно, а он…

Так вот! Когда он играет со мной, то оканчивает партию с великолепным результатом, иногда достойным для квалификации в чемпионате.