В новый том собрания сочинений бельгийского классика фантастики, детектива и хоррора Жана Рэя, — справедливо именуемого «европейским Эдгаром По», — полностью вошли его романы «Святой Иуда-ночной» и «Джек-полуночник», а также сборник рассказов «Странные истории Билока» и несколько новелл из других сборников, — почти все перечисленное печатается по-русски впервые.
Жан Рэй (псевдоним Реймона Жана Мари де Кремера) известен не только как плодовитый виртуоз своего жанра, но и как великий мистификатор, писавший на двух языках, французском и фламандском, к тому же под множеством псевдонимов (Гарри Диксон, Джон Фландерс и др.); значительная часть его наследия до сих пор не издана или не выявлена.
Настоящей книгой издательство «Престиж Бук» продолжает знакомить русских читателей с творчеством этого без преувеличения великого писателя.
СВЯТОЙ ИУДА-НОЧНОЙ
(Saint-Judas-de-la-nuit)
Роман
Несколько слов о посвящении
Я сочинял посвящение истории Святого Иуды-Ночного моему большому другу Анри Верну, когда он неожиданно остановил мое перо, сказав:
— Послушай, Жан Рэй, говорят, что ты заменил свое воображение чем-то вроде суперлогики; твои коллеги, математики, утверждают, что она близка воображению… Впрочем, какое мне до этого дело!.. Но мне кажется, что история святого Иуды-Ночного усеяна множеством реальностей, вызывающих замешательство. Добавь об этом пару слов в твое доброжелательное посвящение.
И Жан Рэй ответил:
— Гримуар Штайна действительно существует, но хранители, как религиозные, так и светские, оберегают его от праздного любопытства.
Иуда Штайн фон Зиегенфельзен не маг, не придуманный кем-то колдун. Он автор гримуара, носящего его имя, по крайней мере, значительной его части. Порицки, автор знаменитой Gespenstergeschichte
[1]
часто цитирует его.
Предупреждение
Существуют истории, наполненные вымыслом, от которого они освобождаются по мере того, как их рассказывают, достигая в итоге приводящей в замешательство реалистичности.
Тот, кто хотя бы временно пользуется легендарным гримуаром Штайна, неизбежно оказывается втянутым в адский круговорот.
Почти с абсолютной уверенностью можно утверждать, что эта проклятая книга хранится в Бодлианской библиотеке в Оксфорде.
Однако, вы не найдете в Англии ученого, библиофила или высокопоставленное университетское лицо, которое подтвердило бы это мнение; напротив, они всячески будут стараться опровергнуть его.
Иная ситуация существует в таких приморских странах, как Франция, Германия и Голландия.
I
Расстановка действующих лиц на шахматной доске
Деброш
(
изучает окрестности с помощью очков
): — Так вот! Насколько я могу верить своему слабому зрению, это весьма приятное местечко!
Делиль
: — А что я тебе говорил? Посмотри на этот городок, расположенный на косогоре…
Деброш
: — Кажется, что его нарисовали на склоне холма.
Делиль
: — А эта речка, омывающая его стены!
Деброш
: — Как она струится по этим чудным лугам!
II
Добрый день, господин Помель!
Отец Транквиллен оставил свой кабриолет на попечение слуги кабачка «Оловянный горшок», пересек под дождем аллею и толкнул дверь в аптеку Помеля, вывеска которой с надписью «Сладкая горечь» поскрипывала на ветру.
— Рогоносец! — заорал кто-то хриплым голосом, и священник едва не наткнулся на клетку, за медными прутьями которой забавно топтался попугай.
— Он явно ошибся, простите его!
Фармацевт улыбнулся своему бывшему университетскому товарищу.
— Какое оскорбление вместо приветствия! Конечно, оно не имеет отношения к тебе, Даниель. Или ты предпочитаешь, чтобы я обращался к тебе, используя твое церковное имя? Я не знал, что монахи встают раньше монашенок; тем не менее, я ожидал тебя спозаранку, и кофе уже на столе!
III
Все, что уцелело от огня
В то время, как Альдеберт всегда с нетерпением ожидал начала занятий в классе, старательно выполнял домашние задания и с блеском отвечал на уроках, я проявлял необъяснимое отвращение ко всему, имевшему отношение к школе.
Я был плохим учеником, классическим лодырем. Тетради с моими домашними заданиями были усеяны чернильными кляксами и жирными пятнами; моя память категорически отказывалась запомнить самое простое двустишие, и я никогда не мог усвоить правила и законы, обязательные для школьной братии.
Мой преподаватель, Сидуан Кюх, не любил ни меня, ни моего брата; я частенько замечал, как он бросал на нас людоедские взгляды. Ходили слухи, что эта лысая жирная обезьяна в молодости была безумно влюблена в нашу матушку. Конечно, во время школьных торжеств он был вынужден водружать венок из фальшивых лавровых листьев на напоминавшую мочало шевелюру Альдеберта, так как ничто не могло затмить его прилежание и его знания. Тем паче, он со свирепой радостью обрушивался на меня за мои многочисленные прегрешения и недостатки.
Неплохой полиглот, Сидуан Кюх обзывал меня на разных языках: дурная башка, Schafskopf
[9]
, Оruga
[10]
, Monkey
[11]
. Таким образом, я становился на немецком, испанском и английском попеременно то бараном, то червяком, то обезьяной…
Он обязательно побил бы меня, не пригрози я воткнуть ему в живот циркуль. Поэтому он, человек весьма хитрый, добился того, что занятия в школе стали для меня невыносимыми, превратившись в ежедневную пытку.
ДЖЕК-ПОЛУНОЧНИК
(Jack-de-Minuit)
Роман
Предисловие
Я считал, что мои исследования закончены, что в искрящемся талантом, огромном по объему творчестве Жана Рэя не осталось белых пятен. Я был уверен, что за исключением отдельных среднего качества новелл Джона Фландерса или Джона Сейлора великое черное солнце Жана Рэя никогда больше не выбросит обнаруженные в архивах протуберанцы, способные поразить и восхитить нас.
Конечно, жизненный опыт должен был сделать меня мудрее. Ведь мне уже случалось встречаться с неожиданными подарками волшебника из Гента! Прежде всего, это был, конечно, Гарри Диксон! «Гарри Диксон — ведь это я!» — когда-то бросил мне Жан Рэй, сверкнув тигриным взглядом. Я вспоминаю, с каким восторгом и трепетом когда-то погружался в чудо узнавания Гарри Диксона, чьи приключения были описаны человеком, позднее ставшим моим другом.
Потом без какого-либо предупреждения появились черные истории про гольф. Миниатюрные шедевры фантастики и черного юмора, достойные пера О'Генри или Джона Кольера. Наконец — по крайней мере мы тогда так считали — на закате жизни Жана Рэя вспыхнул зеленый луч Святого Иуды-ночного.
Потом Жан Рэй скончался, и мы решили, что Неожиданность (с прописного
Н
) умерла вместе с ним. Конечно, то тут, то там обнаруживали какой-нибудь рассказик, затерявшийся на страницах французской или голландской малотиражной газетенки; конечно, то и дело вспоминали про Жана Рэя либреттиста, критика или поэта, что, разумеется, ничего не добавляло к его славе. Но ничего серьезного давно не встречалось, если не считать черновика «На границе мрака», романа, являющегося прообразом «Мальпертюи» и «Великого Ночного», который я обнаружил в старых, давно заброшенных Жаном Рэем тетрадях. Добавлю, что «На границе мрака» до сих пор не изданы.
И вот появился этот Джек-полуночник, через двадцать пять с лишним лет после смерти Жана Рэя всплывший на поверхность подобно неоднократно описанным писателем останкам кораблекрушения. Сначала я не поверил. Я сразу подумал про апокриф, про перевод с нидерландского какого-нибудь давно известного произведения. Но вскоре, после того, как я увидел в печати в «Бьен пюблик»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава I
Ночь в Адене
Роуланд Харлисон готовился к смерти.
У него не оставалось ни малейшей надежды; тонкая, но прочная как стальная проволока веревка связывала его, словно саксонское филе.
Два араба, минуту назад склонившиеся над ним — он все еще ощущал их тошнотворное дыхание, насыщенное запахом чеснока и прогорклого растительного масла — отошли в сторону, продолжая то и дело окидывать его злобными взглядами, откровенно говорившими о дальнейшей судьбе пленника.
Один из них перебирал неопытной, не привыкшей к бумажкам рукой банкноты, плотно заполнявшие бумажник пленника; второй проверял остроту кинжала на ногте большого пальца руки. Это занятие сопровождалось тонким, еле слышным металлическим поскрипыванием.
— Я… я-я… — произнес первый араб, закончив считать. Его сообщник вернулся к неподвижному Харлисону и принялся неторопливо нащупывать кончиком кинжала положение его сердца под шелковой рубашкой.
Глава II
Судьба мистера Теда Соумза
Пароходы, почтовые суда и суда со смешанным грузом, прибывающие в Лондон, освобождаются от пассажиров во время короткой остановки в Саутгемптоне. Отсюда за пару часов поезд доставляет их в центр Лондона; таким образом, они экономят целый день и одновременно избавляются от пересечения Ламанша и неудобной высадки в Грейвзенде.
Поэтому задолго до конца путешествия пассажиры «Джервис Бея» завалили палубу и коридоры судна сумками и чемоданами.
Набивая огромный кожаный кофр вперемешку пижамами, бельем и книгами, Харлисон чувствовал, как в его сердце возникает пустота. Бездомный бродяга, он быстро, даже слишком быстро привязывался к людям и местам, и на протяжении последних дней путешествия почувствовал смутную нежность к «Джервис Бею».
Он не осмеливался признаться самому себе, что Нэнси Уорд что-то значит для него, потому что он почти не видел прелестную стюардессу после их короткой и эмоциональной ночной беседы. Девушка, к тому же, всегда проявляла сдержанность, и Роуланд понял, что возможность приятного приключения исчезнет с концом путешествия.
Приближался берег, с которого неизвестное махало ему рукой; инженер смотрел на побережье с непонятным чувством если не страха, то досады.
Глава III
«Сердце Бхавани»
Несмотря на тысячу и одно уродство, у Лондона есть и один положительный момент: он сохранил в своих границах нетронутыми пятачки уцелевшего прошлого, незаметно приютившиеся у подножья многоэтажных гигантов в пятнадцать этажей, скопированных с чикагских небоскребов и жилых казарм прусского образца.
В этих заповедных уголках, таких, к примеру, как Ковент Гарден и его ближайшие окрестности, продолжают существовать небольшие домики и даже сады с лилиями и настурциями.
Можно только поблагодарить за это Господа, потому что иначе гигантский город стал бы, подобно Нью-Йорку, творением без души, гигантским трупом, которому только кошмарная аккумуляторная батарея обеспечивает внешние признаки живого существа.
Здесь дух Диккенса все еще носится над водами, подобно духу на время задремавшего божества. Мистер Пиквик опять возбуждает дело о водевиле перед большими париками Центрального уголовного суда. Сквирз
[39]
продолжает заглядывать в харчевню «Голова сарацина», и это достойное заведение все еще освещается масляными лампами и свечами. Микобер
[40]
с удивлением соображает, что его не собираются посадить в Маршалси
[41]
за то, что он задолжал своему булочнику семь шиллингов. Тоби Вэк
[42]
продолжает разносить письма с поздравлениями по случаю Рождества или Нового года. Грайд
[43]
продолжает обворовывать папенькиных сыночков, а Монтегю Тигт
[44]
все еще пытается стрельнуть монету в полкроны, подпрыгивая в своем рединготе из Вероны.
Сказанное выше вполне могло объяснить неожиданное ощущение покоя, родившееся в тревожном сердце Харлисона, когда он швырнул свою шляпу на великолепный сервант из черного дерева, полки которого заполняли вереницы фламандских пивных кружек из голубоватой глины, а потом осмотрел идеально, до блеска, чистую столовую, радушно встретившую его в доме на Найтрайдер-стрит. На столике стоял графин, точнее, кувшин, наполовину заполненный вином, сохранившим игру солнечных лучей. Это оказался великолепный портвейн, и Харлисон опрокинул, один за другим, два стакана.
Глава IV
Дама под вуалью
Как вы думаете, много ли лгали о новом Скотленд Ярде, главной полицейской цитадели Англии?
Детективные истории обеспечили этой организации громкую славу, изображая ее подлинным воплощением добра и справедливости, всегда и везде побеждавшей зло.
Если когда-либо вам придет в голову отложить в сторону книги Конан Дойля, Уоллеса или Сакса Ромера, выбросив их из своих библиотек, обратитесь к Скотленд Ярду.
Это некрасивое мрачное здание, заметно пострадавшее от времени, как и все остальное, имеющее отношение к британскому правосудию.
Вы можете надеяться, что увидите выходящими из его дверей, пропахших канцелярским клеем, Шерлока Холмса с его острым профилем, или олицетворяющий справедливость силуэт Гарри Диксона; не исключено, что за вашей спиной мелькнет тревожная тень знаменитого историка, основателя Сингапура сэра Стэмфорда Раффлза.
Глава V
Долина царей
Едва лорд Карнарвон нашел усыпальницу Тутанхамона, как индустрия развлечений немедленно ухватилась за эту новинку тысячелетней давности. Появились фокстрот, духи, галстуки и шляпы в стиле Тутанхамон, а заодно и бары с этим же названием.
Мода преходяща, и фокстроты вскоре получили другие названия, не более и не менее дурацкие, духи в очередной раз стали называться «Вечер в Сингапуре» или «Розы любви».
Но заведение «Долина царей» в Лондоне сохранилось — это был шикарный дансинг, расположившийся в глубине одного из дворов Ковент Гардена, сияющий тысячей электрических лампочек, окруженный зеленой стеной лавролистной калины, бересклета и разных экзотических растений. Ходили слухи, что принцы королевской крови не стеснялись проникнуть за зеленую стену и отдать свой вечерний плащ портье из Африки или из Бирмы.
Танцевальный салон, хотя и уменьшенный до предела — танцующим приходилось тесниться на площадке в двадцать квадратных ярдов
[52]
, — выглядел весьма необычно.
Потолок салона вздымался на невероятную высоту, образуя сказочный свод, по периметру которого плясали языки багрового пламени.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава VIII
Перлмуттер вмешивается
А теперь, как когда-то говорили авторы, мы вернемся на несколько лет назад.
Многие читатели в этой ситуации сразу же закрывали книги с криком:
— Нет, ни за что!
Приключение требует, чтобы сюжет двигался вперед, не оборачиваясь на оставшийся позади текст.
Поэтому мы очень бегло вернемся к ушедшему из жизни мистеру Теду Соумзу, убитому, а затем брошенному в воды Реки, о чем говорилось в начале этого повествования.
Глава IX
Многоквартирный дом Стангерсона
В центральном уголовном суде судорожно занимались оформлением досье Харлисона, создавая множество его копий. Скотленд Ярд готовился отдать последние почести суперинтенданту Каннингу; весь Лондон впервые после многих месяцев ужасов наслаждался спокойной жизнью. И вот неожиданно разразилось дело Стангерсон-флит.
Стангерсон-флит — это великолепное многоквартирное здание на Фаррингтон-роуд, построенное в месте схождения двух старых улочек Клеркенвелла, сильно пострадавших во время эпидемии перестроек последних лет.
Его владелец Александр Стангерсон сдал десять этажей богатым клиентам за исключением первого этажа, где обосновались «Клуб восьми» и знаменитый гриль-бар.
Александр Стангерсон сохранил за собой одиннадцатый и последний двенадцатый этажи, что позволило ему устроить великолепные висячие сады на верхней террасе.
Этим утром, когда он дышал свежим воздухом перед изящным вечнозеленым кустиком, сохранившим листву несмотря на позднее время, он увидел письмо, лежавшее на скамейке, использовавшейся им для ежедневной сиесты.
Глава X
Странный господин Роуз
Завладев деньгами мистера Стангерсона — или, скорее, лорда Элмсфильда — мистер Роуз заставил еще дважды вспомнить о себе.
Уже больше месяца, как мистер Гленвиль, предприниматель (театр, цирк), оборудовал цирк-шапито вблизи Мит Гарден, и по вечерам там собиралось довольно много зрителей как из Бетнал Грина, так и из Степни и Уайтчепела.
Мистер Гленвиль, звезда коммерческого успеха которого близилась к закату, вдохновился неожиданным успехом, и был готов на все, лишь бы удержать интерес зрителей к цирку Гленвиль. Во время антракта публика могла свободно посещать — без дополнительной платы — соседнюю с цирком палатку, получившую помпезное название «Удивительный аттракцион»; зрелище, демонстрировавшееся в этой палатке, было весьма близким к тому, что в Соединенных Штатах показывал Барнум
[56]
.
Среди аттракционов мистера Гленвиля не было особенно уникальных чудес, но простая, неизбалованная зрелищами лондонская публика довольствовалась синим человеком, летучей лисицей, Лили, женщиной-деревом, сибирячкой Симлой с ногами верблюда и пожирателем стекла. Любопытный зритель мог также увидеть теленка с двумя головами, помещенного в самом темном углу, потому что вторая голова у него то и дело отклеивалась.
С наступлением ночи поток зрителей заметно поредел.
Глава XI
Сюрпризы мистера Смарта
Неожиданно мистер Роуз перестал подавать признаки жизни. Он исчез из жизни Лондона так же внезапно, как и появился, оставив в недоумении множество читателей газет, которые так и не поняли, чего он добивался.
Спасти Роуланда Харлисона от виселицы?
Как бы не так!
В камере Харлисона появился длинный список адресов. Это были адреса адвокатов, предлагавших свои услуги по защите преступников и правонарушителей Соединенного Королевства.
Роуланд сделал из пера и бумажного квадратика стрелу, и с расстояния в три фута послал ее в список.
Глава XII
Красная комната
Протоколы допросов обычно только увеличивают объем дела, не добавляя в него ничего существенного. К тому же, процесс Харлисона перестал оставаться в центре внимания публики, так как ее внимание переключилось на более интересные события.
Прежде всего, на горизонте появился новый Джек-потрошитель; сначала шум вокруг него поднялся в Девоншире; из Девоншира он перебрался в Кингстон, а из Кингстона — в предместья Лондона.
В прессе проскальзывали сообщения, что немецкие шпионы посещали арсеналы Вулвича, словно портовые таверны.
Неизвестный цеппелин блуждал безлунной ночью над спящим Сити.