В предвоенную третью пятилетку страна, освободившись от карточной системы, вошла с относительно благоприятными экономическими показателями. Однако усиливающиеся диспропорции в развитии экономики и сельского хозяйства, а также совокупность многих других причин привели к тому, что в 1939 году в стране вновь обострилось промышленно-продовольственное положение.

Приоритетными сферами развития по-прежнему оставались тяжёлая индустрия и оборонная промышленность.

Наиболее сложная ситуация складывалась на селе. Во второй половине 30-х годов темпы роста государственных заготовок и закупок сельхозпродукции превышали темпы роста её производства. Количество зерна и продуктов животноводства, которые оставались в деревне после того, как метла госзаготовок проходила по колхозным и личным закромам, было меньше того, что оставалось в деревне на производственные и личные цели в дореволюционное время 

[11]

.

Государство изымало всю товарную продукцию свёклы и хлопка, 94 % зерновых, до 70 % картофеля, половину мяса, сала, яиц, около 60 % молока. Поскольку более половины товарной продукции мяса, молока и почти все яйца в стране производились в личных подсобных хозяйствах крестьян, эти цифры свидетельствуют, что государственные заготовки изымали не только колхозную продукцию, но и то, что производилось крестьянином в его личном подсобном хозяйстве 

[12]

.

После отгрузки зерна государству и создания семенных фондов колхозы оставались без хлеба. (Статистика показывает, что остаток хлеба в деревнях был меньше, чем в голодные 1931—1932 годы.) 

[13]

Максимальная выдача на трудодень по недородным районам не превысила 1—1,5 кг зерна. Во многих колхозах крестьяне получили по 300—600, а то и вовсе по 100—200 г зерна на трудодень 

[14]

,

 

[15]

. В Ярославской области те, кто выработал 600 трудодней, получили за весь год только 50 рублей! В Республике немцев Поволжья и Саратовской области среди голодавших были семьи, заработавшие более 300—400 трудодней. В сводках НКВД рассказывалось о случае опухания от голода семьи ударника, заработавшего 800 трудодней (средняя выработка в 1937 году составляла 194 трудодня) 

[16]

.

Многие крестьяне саботировали работу в колхозе. По официальным данным, в 1937 году более 10 % колхозников не выработали ни одного трудодня, в 1938-м — 6,5 %. 16 % колхозников вырабатывали менее 50 трудодней в год 

[17]

.

В конце зимы и весной 1937 года в целом ряде районов начался голод. «Ели кошек, собак, трупы павших, больных животных. Люди нищенствовали, пухли от голода, умирали. Зарегистрированы случаи самоубийства от голода… Наиболее тяжёлое положение сложилось на Волге. В 36 районах (Куйбышевской области) НКВД отмечал случаи употребления в пищу суррогатов, в 25 — опухания от голода, в 7 — зарегистрировано 40 случаев смерти от голода» 

Как уже отмечалось, государственная торговля подчинялась централизованному распределению. При распределении наиболее дефицитных продуктов, таких, например, как мясо и жиры, Российская Федерация получала более 80 % рыночных фондов (при численности населения немногим более 60 %), в то время как Средняя Азия вместе с Казахстаном, Закавказьем (около 15 % населения) получала всего 1—2 % 

[30]

.

Внутри республик приоритеты отдавались крупным индустриальным городам. Москва, где проживало немногим более 2 % населения страны, в 1939—1940 годах получала около 40 % мяса и яиц, более четверти всех рыночных фондов жиров, сыра, шерстяных тканей, порядка 15 % сахара, крупы, керосина, резиновой обуви, трикотажа. Фонды других товаров тоже не соответствовали доле столицы в общей численности населения страны и составляли порядка 7—10 %. Москва и Ленинград «съедали» более половины всего рыночного фонда мяса, жиров и яиц 

[31]

.

Всё это способствовало тому, что в крупные города хлынул поток покупателей со всей страны. О том, что творилось в магазинах Москвы, можно судить по следующим донесениям НКВД.

«Магазин „Ростекстильшвейторга“ (Кузнецкий мост). К 8 часам утра покупателей насчитывалось до 3500 человек. В момент открытия магазина в 8 час. 30 мин. насчитывалось 4000—4500 человек. Установленная в 8 часов утра очередь проходила внизу по Кузнецкому мосту, Неглинному проезду и оканчивалась наверху Пушечной улицы».

«Ленинградский универмаг. К 8 часам утра установилась очередь (тысяча человек), но нарядом милиции было поставлено 10 грузовых автомашин, с расчётом недопущения публики к магазину со стороны мостовой… К открытию очередь у магазина составляла 5 тыс. человек».

В условиях острого кризиса снабжения партийное и советское руководство на местах пыталось восстановить сеть закрытых распределителей, аналогичных тем, которые существовали в период карточной системы 1928—1935 годов. Эта система снабжения получила такое широкое развитие, что Политбюро специальным решением потребовало ликвидации закрытых распределителей для местной номенклатуры (сохранив их, разумеется, для номенклатуры высших рангов). «Наше Правительство (судя по контексту, под «правительством» здесь имелись в виду органы власти вообще.—

В. Р.

) себя обеспечивает больше, чем того требует хорошая жизнь,— писал Зайченко из Казани Молотову.— К 1 мая в Областкоме получили в своих закрытых распределителях (т. е. у них нет официально закрытых распределителей, но они превратили буфеты в закрытые распределители и великолепно снабжаются) всё, что ни пожелает твоя душа, и кур, и консервы, и колбасы, и икры, печенье, пирожные и конфеты. В автомобилях развозили всё по домам. Одним словом, всё, о чём мы забыли даже думать… Даже в колхозах стали говорить, что „попал в депутаты и брюха стал растить“… Каждый снабжается по возможности» 

[44]

.

На протяжении всех 30-х годов сохранялась система закрытой торговли и общественного питания для работников НКВД, рабочих и служащих, занятых на строительстве промышленных объектов и в отраслях, добывающих стратегическое сырьё. Постановлением ЦК и СНК от 29 мая 1939 года была создана закрытая система военторгов для обслуживания командного состава армии и флота, а также рабочих и служащих военных строек. Для военных расширилась система льгот по налогам и сборам, в социальном страховании, обеспечении жильём, медицинском обслуживании, образовании. Постановление ЦК и СНК от 17 декабря 1939 года ввело закрытую торговлю для рабочих и служащих железнодорожного транспорта 

[45]

.

Сохраняла своё привилегированное положение культурная и научная элита. Никакая другая страна не могла сравниться с СССР по обилию рангов, званий и орденов. Внутри каждой большой социальной группы возникала глубокая дифференциация, связанная с различиями в доходе, образе жизни, престиже и социальном сознании.

Реформирование условий наследования на протяжении 30—40-х годов привело к тому, что высокие оклады и премии не только обеспечивали их владельцам неизмеримо лучшие условия жизни, но и вели к образованию капитала и передаче его по наследству.

За псевдофразами о всеобщем равенстве в стране нарастало неравенство. Выделился слой, у которого были дополнительные возможности обеспечить себе высокие жизненные стандарты за счёт более высокой по сравнению с другими группами населения зарплаты, различных государственных дотаций на питание в столовых, отдых в санаториях, оплату квартир, транспорт и т. д. Расширилось строительство специальных номенклатурных жилых домов, санаториев, домов отдыха и дач.

Одним из ценных источников, характеризующих кризис снабжения в городах, является собранная в партийно-государственных архивах подборка писем трудящихся в высшие органы власти, в том числе Сталину и другим «вождям». В этих письмах рисуется не только невыносимое положение советских людей, но и их растущее недовольство своим положением. Характерно, что из 18 писем в подборке, опубликованной в журнале «Вопросы истории», всего два анонимных, что свидетельствует о смелости их авторов в описании обостряющихся социальных конфликтов.

Судя по письмам из разных городов, рыночные цены на мясо составляли 20—60 руб. за килограмм, на масло — 75—90 руб. за килограмм, на картофель — 5—8 руб. за килограмм, на яйца — 15—35 руб. за десяток, на пшеничную муку — 80—85 руб. за пуд. «При такой цене на хлеб,— подчёркивалось в письмах,— вся заработная плата уходит на покупку хлеба; ведь, если купить 1 кило картофеля на 1 день, то в месяц выйдет до 150 руб. только на картофель, по одной штуке на человека (при семье из пяти человек.—

В. Р.

), а на что покупать остальное?.. В чём виноваты наши дети, что они не видят ни булки, ни сладкое, ни жиров, даже грудные дети не имеют манной каши» 

[53]

.

Н. С. Неугасов писал в Наркомторг СССР: «Город Алапаевск Свердловской области переживает кризис в хлебном и мучном снабжении, небывалый в истории. Люди, дети мёрзнут в очередях с вечера и до утра в 40-градусные морозы за 2 или 4 килограмма хлеба» 

[54]

. «Если продукты имеются в магазине по твёрдой цене,— писал т. Макаренко из Севастополя Сталину,— то не достать работающему, так как здесь давка и один ужас делается, драки. Какое озверение человека… В одном из магазинов за то, что рабочий хотел достать колбасы, его задавили самым настоящим образом… Очереди создают с вечера, и на 6 часов утра очередь принимает колоссальные размеры» 

[55]

.

Во многих письмах рисуются страшные картины таких эксцессов, которые возникали в очередях.

Член ВКП(б) Игнатьева писала в ЦК ВКП(б): «В Сталинграде в 2 часа ночи занимают очереди за хлебом, в 5—6 часов утра в очереди у магазинов — 500—700—1000 человек… На рынке у нас творится что-то ужасное… Мы не видели за всю зиму в магазинах Сталинграда мяса, капусты, картофеля, моркови, свёклы, лука и других овощей, молока по государственной цене… Стирать нечем и детей мыть нечем. Вошь одолевает, запаршивели все. Если в городе у нас, на поселке что появится в магазине, то там всю ночь дежурят на холоде, на ветру матери с детьми на руках, мужчины, старики по 6—7 тысяч человек… Одним словом, люди точно с ума сошли. Знаете, товарищи, страшно видеть безумные, остервенелые лица, лезущие друг на друга в свалке за чем-нибудь в магазине, и уже нередки у нас случаи избиения и удушения насмерть» 

Первого сентября 1939 г. фашистская Германия напала на Польшу, наглядно показав, что советско-германский пакт не способствовал укреплению мира. И хотя заключение пакта происходило в обстановке эйфории 

[209]

, любому сколько-нибудь проницательному политику было ясно, что спустя несколько дней после его подписания последует вторжение Гитлера в Польшу.

Сам Гитлер надеялся, что перед лицом совместных военных действий Германии и СССР против Польши Англия и Франция откажутся от гарантий, данных ими Польше в апреле 1939 года. Однако правительство Англии, надеясь удержать Гитлера от нападения на Польшу, уже 25 августа подписало договор о взаимной помощи с Польшей, который придал гарантиям, данным ею Польше, форму военного союза, обязательства взаимной военной помощи в случае агрессии против любого из этих государств 

[210]

.

3 сентября 1939 года Англия и Франция объявили войну Германии. Вторая мировая война началась. Германское нападение на Польшу вызвало негодование во всём мире, прежде всего в антифашистских кругах. Предпринимались попытки создания воинских подразделений из числа эмигрантов-антифашистов, желавших сражаться на стороне Польши. Однако 15 сентября Исполком Коминтерна принял решение, выражавшее резко отрицательное отношение к добровольному вступлению коммунистов в такого рода иностранные легионы 

[211]

.

Ещё будучи в августе 1939 года в Москве, Риббентроп договорился со Сталиным о выступлении СССР против Польши почти одновременно с Германией. 30 августа Советское правительство официально заявило, что «ввиду обострения положения в восточных районах Европы и ввиду возможности всяких неожиданностей советское командование решило усилить численный состав гарнизонов западных границ СССР» 

[212]

. Эта мера сковала значительную часть польских войск на востоке. Однако Советское правительство не спешило с вторжением в Польшу, ожидая, как будет развёртываться там наступление германских войск. С 3 сентября Шуленбург в переговорах с Молотовым настаивал, чтобы Советское правительство как можно скорее сообщило срок вторжения советских войск 

Тем временем германская армия одерживала ошеломляющие победы над польскими войсками. По численности сухопутных сил Германия имела превосходство перед Польшей в 1,5 раза, по артиллерии — в 2,8 раза, по танкам — в 5,3 раза 

27 сентября, т. е. за день до капитуляции Польши, в Москву прибыл Риббентроп. На следующий день был подписан «Договор о дружбе и границе между СССР и Германией». В статье 1 договора указывалось, что правительства СССР и Германии «устанавливают в качестве границы между обоюдными государственными интересами на территории бывшего Польского государства линию, которая нанесена на прилагаемую при сем карту и более подробно будет описана в дополнительном протоколе». Эту линию, означавшую по сути новую государственную границу между СССР и Германией, провёл на карте Сталин, поставив рядом свою подпись. Вслед за этим в знак согласия расписался на карте и Риббентроп. Карта раздела Польши появилась вместе с текстом договора на страницах советских газет (разумеется, без подписей Сталина и Риббентропа) 

[257]

.

По инициативе советской стороны были внесены некоторые территориальные изменения «сфер влияния» по сравнению с секретным протоколом, подписанным 23 августа. Главное из них касалось Литвы, рассматривавшейся в этом протоколе как сфера интересов Германии. Ещё 20 сентября был подготовлен проект «договора о защите между Германским рейхом и Литовской республикой», в котором говорилось: «1. Не в ущерб своей самостоятельности Литва становится под защиту Германского рейха. 2. Для осуществления этой защиты Германия и Литва заключают между собой военную конвенцию» 

[258]

. Однако при обсуждении договора о дружбе и границе Сталин высказал желание включить территорию Литвы в сферу государственных интересов СССР, взамен предложив включить в сферу германских интересов, т. е., попросту говоря, передать Германии, территории Люблинского и части Варшавского воеводств. Это предложение, принятое германской стороной, нашло отражение в первом секретном дополнительном протоколе к договору о дружбе и границе, где указывалось, что территория Литовского государства (за исключением её небольшой части, отходящей к Германии) включается в сферу интересов СССР и на ней должны быть проведены «особые меры для охраны интересов СССР».

От небольшого куска Литвы, оставшегося у Германии, последняя после долгих переговоров отказалась в обмен на денежную компенсацию со стороны СССР в размере 7,5 миллиона золотых долларов, или 31,5 миллиона германских марок, что было закреплено в специальном протоколе, подписанном Молотовым и Шуленбургом 10 января 1941 года 

В договоре указывалось, что новая граница признаётся окончательной и каждая из договаривающихся сторон производит «в своей зоне» «необходимое государственное переустройство». Причём оба правительства рассматривают это переустройство «исключительно как свою задачу», как «надёжный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между своими народами» 

Как вспоминал Риббентроп во время своего второго визита в Москву, который продолжался 3 дня, он «нашёл у Сталина и Молотова ярко выраженный, почти дружеский приём… Когда я стал зондировать возможность более тесного союза, Сталин отвечал: „Я никогда не допущу ослабления Германии!“» 

«Ни один народ,— писал немецкий историк Типпельскирх,— даже немецкий, не испытывал ничего похожего на то воодушевление, которое в 1914 г. охватило все народы Европы. Всего лишь двадцать лет прошло со времен первой катастрофы в Европе, а ещё никто не забыл перенесённых страданий и огромных жертв» 

[268]

.

Учитывая эти настроения, советское и германское правительства во время пребывания Риббентропа в Москве сформулировали «миротворческую» концепцию, изложенную в совместном «Заявлении правительства Германского Рейха и правительства СССР», где говорилось: «После того, как германское правительство и правительство СССР подписанным сегодня договором («О дружбе и границе».—

В. Р.

) окончательно урегулировали вопросы, возникшие в результате распада Польского государства, и тем самым создали прочный фундамент для длительного мира в Восточной Европе (sic! —

В. Р.

), они в обоюдном согласии выражают мнение, что ликвидация настоящей войны между Германией, с одной стороны, и Англией и Францией, с другой стороны, отвечала бы интересам всех народов. Поэтому оба правительства направят свои общие усилия в случае нужды совместно с другими дружественными державами, чтобы возможно скорее достигнуть этой цели. Если, однако, эти усилия обоих правительств останутся безуспешными, то таким образом будет установлен факт, что Англия и Франция несут ответственность за продолжение войны» 

[269]

.

Эта «миротворческая» концепция получила оформление в выступлении Гитлера 6 октября в рейхстаге с декларацией, в которой он предложил Англии и Франции «мир», разумеется, при условии признания ими аннексии Польши. На следующий день в «Правде» была опубликована эта декларация Гитлера, а также изложение беседы Риббентропа с японским журналистом, в которой Риббентроп заявил: «Германия всегда хотела мира, а не войны. Война с Польшей была нам навязана вопреки всем предложениям фюрера. Также и на Западе объявила войну не Германия, а Англия и Франция. Если Германия всё ещё готова заключить мир, то это не новость». К этому Риббентроп добавил, что «Германия и Советский Союз в своём совместном заявлении предложили Англии и Франции выбор: хотят они войны или мира. Решение зависит от западных держав» 

Согласиться заключить с Гитлером мир, признав захват им Польши, значило совершить намного более тяжкое преступление, чем даже заключение мюнхенского соглашения. Естественно, что английское и французское правительства отвергли предложение Гитлера, что дало основание советской и коминтерновской пропаганде в унисон с гитлеровской пропагандой объявить Англию и Францию агрессорами и поджигателями войны против Германии.

31 октября 1939 года на сессии Верховного Совета СССР, созванной для ратификации нового советско-германского договора, Молотов заявил, что «наши отношения с Германией… улучшились коренным образом. Здесь дело развивалось по линии укрепления дружественных отношений, практического сотрудничества и политической поддержки Германии в её стремлении к миру».

В первые недели второй мировой войны коммунистические партии большинства европейских стран, а также США и Канады выступили в поддержку войны против Германии и выдвинули лозунг превращения войны в антифашистскую, направленную на разгром гитлеризма. Первоначально такую позицию занимало и руководство Коминтерна. После известия о визите Риббентропа в Советский Союз для подписания пакта о ненападении Секретариат ИККИ 22 августа принял постановление, в котором компартиям предлагалось «продолжать с ещё большей энергией борьбу против агрессоров, в особенности, против германского фашизма» 

[274]

.

В первые дни после начала мировой войны ЦК Компартии Бельгии утверждал, что «агрессию против Польши осуждают все народы» 

[275]

, и требовал «твёрдости» со стороны Парижа, Лондона и Варшавы, чтобы «спасти независимость Польши» 

[276]

. Руководство Голландской компартии выступило за решительный отказ от любых уступок фашистским державам и призвало к широкой моральной, дипломатической и военной помощи польскому народу в защите независимости своей страны. ЦК Компартии Англии призывал «добиться наиболее полного сотрудничества» с СССР и демократическими странами «в победоносной войне против фашизма» 

[277]

. Орган Коммунистической партии Швеции подчёркивал, что «история человечества не знает более чёрного преступления, чем насильственные действия национал-социалистических безумцев против Польши, могущие вызвать всеобщую европейскую войну» 

[278]

. Компартия Канады продолжала отстаивать лозунги: «Превратить империалистическую войну в подлинную антифашистскую народную войну», «Война за спасение Польши» и т. п. 

[279]

Наиболее противоречивую позицию по отношению к советско-германскому пакту и последовавшим за ним событиям занимали германские коммунисты. Так, в воззвании Берлин-Бранденбургского комитета КПГ, с одной стороны, утверждалось: «Наш лозунг гласит при всех обстоятельствах — как в военных условиях, так и в мирное время:

долой Гитлера и поджигателей войны в Германии!

.. За свержение Гитлера и за уничтожение „германских“ завоевателей, врагов нашей нации!» С другой стороны, в том же документе говорилось, что Гитлер пошёл на заключение пакта с СССР потому, что германским империалистам «известен неофициальный союз‹»› (? —

28 августа был разработан проект воззвания ЦК КПГ к немецкому народу, в котором содержался призыв «Свергни гитлеровский фашизм, который является твоим заклятым врагом» 

После заключения советско-германского пакта перед коммунистами Франции с особой остротой встал вопрос о том, как в новых условиях сохранить «верность» СССР, в котором, как указывалось в программе Коминтерна, рабочие всех стран видят «своё единственное отечество, важнейший оплот своих завоеваний и главнейший фактор своего международного освобождения» 

Советско-германская «дружба» нашла выражение в неуклонном росте экономических связей. Спустя две недели после заключения договора «О дружбе и границе между СССР и Германией» Молотов принял хозяйственных представителей Германии Риттера и Шнурре и договорился с ними о том, что СССР незамедлительно приступит к снабжению Германии сырьём, а Германия — к поставкам товаров для СССР 

[316]

.

О значении, которое придавала сталинская клика экономическим отношениям с Германией, говорит тот факт, что несколько раз (в том числе в ночь на 1 января 1940 года) Сталин вместе с лицами из своего ближайшего окружения встречался с послом по особым поручениям, главным экономическим экспертом МИД Германии Риттером и вёл с ним самый настоящий торг по поводу условий заключения широкого хозяйственного соглашения 

[317]

. Такое соглашение было подписано 11 февраля 1940 года 

[318]

.

Комментируя заключение германо-советского торгового договора, эссенская газета «Национальцайтунг» писала: «Для Германии это больше, чем выигранное сражение, это безусловно решающая победа… Благодаря раскрывающимся в этом договоре с Советским Союзом неисчерпаемым сырьевым источникам для Германии последствия английской торговой блокады должны быть сведены на нет. Германо-советский договор уничтожил блокаду как сильнейшее оружие англичан против Германии» 

[319]

.

Выполнение этого договора обеспечивало поставки в Германию в огромных масштабах зерна, хлопка, льна, лесоматериалов, платины, никеля, меди, марганцевой и хромовой руды и т. д. Согласно германским источникам, с октября 1939 года и вплоть до начала войны Германия получила из Советского Союза не менее 2 млн 200 тыс. тонн зерна, кукурузы и бобовых культур, 1 млн тонн нефти, свыше 100 тыс. тонн хлопка и большое количество фосфатов, никеля, марганцевой руды и других стратегически важных металлов 

[320]

.

Помимо этого в значительных объёмах советские закупки товаров для продажи их Германии осуществлялись в третьих странах, в том числе отказывавшихся торговать с Германией. Перевозки закупленных товаров производились на советских кораблях, которые завозили их в советские порты для последующей переправки по суше в Германию. Все попытки английского правительства уговорить Советское правительство не продавать Германии стратегическое сырьё, служащее нуждам войны, отвергались. 23 мая 1940 года Геббельс с удовлетворением записывал в своём дневнике: «Англия потребовала в Москве ограничения германо-русской торговли. Получила заслуженный твёрдый отпор… Тяжёлые времена для Альбиона»