«Да, пожалуй, в Лондоне мне все удалось неплохо, даже лучше, чем рассчитывал Алан Льюис», — размышляла Джуди, в то время как ее самолет оторвался от взлетно-посадочной полосы, взмыл над Ла-Маншем и взял курс на Милан. Достав из портфеля свой деловой блокнот, она еще раз просмотрела вчерашние записи и удовлетворенно кивнула: почти все намеченное было выполнено. Ей не удалось лишь связаться с Шейном. Как только самолет набрал высоту, Джуди отстегнула ремень, наброшенный поверх сшитого на заказ костюма, который она носила на протяжении двух напряженных дней переговоров, отложила в сторону блокнот и откинула кресло. Бизнес-класс, с его просторными удобными сиденьями, все еще казался ей роскошью. Небо было безоблачным и в иллюминаторе открывался вид на скалистую береговую линию Франции.

Сейчас, в самолете, она смогла наконец расслабиться впервые с того момента, как в Вашингтоне, за завтраком, ее босс сообщил, что на следующий вечер ей предстоит сесть на лайнер компании «Бритиш Эйрвэйз».

— Если мы и вправду хотим провернуть эту сделку, — пояснил Алан, поручая ей представлять компанию «Бэнкорп» при реализации Европейского проекта, — то необходимо посадить вас на завтрашний рейс, чтобы вы произвели покупку как можно быстрее. Чем быстрее, тем лучше. Зная ваши способности, не сомневаюсь: вы управитесь не больше чем за неделю.

И Джуди не только оправдала, но и превзошла его ожидания: порученная ей покупка акций была успешно совершена даже раньше намеченного срока, что случалось нечасто. Партнеры по переговорам настаивали на том, чтобы первая встреча непременно состоялась в ее отеле, и в Вашингтоне решили, что в Лондоне для этой цели лучше всего подойдет «Беркли». Просторный, снабженный кондиционерами холл гостиницы с помощью искусно сгруппированных элегантных кожаных кушеток и кресел был разбит на отдельные зоны, как нельзя лучше подходившие для ведения переговоров. Многие американские фирмы фактически использовали холл «Беркли» в качестве временного офиса, и в стенах отеля было заключено немало весьма важных сделок.

— А почему папа больше не забирает меня по уикэндам? — спросил Шейн, отводя глаза и уныло ковыряясь в своей каше.

Поначалу Боб четко придерживался договоренности и раз в две недели, на выходные, непременно заезжал за Шейном, однако через несколько месяцев у него все чаще стали появляться всякого рода отговорки. Мальчика это огорчало и заставляло с недоумением спрашивать:

— Я что-то сделал не так, ма? Почему папа меня больше не любит?

Поставив чашку с кофе, она взяла маленькие ручонки сына в свои ладони и заставила его взглянуть ей в глаза. — Что ты, милый, папа любит тебя так же, как и я. Но ты ведь знаешь, теперь он живет в Филадельфии и поэтому не может приезжать к тебе так часто, как бы ему хотелось.

— А Майк говорит, что он завел новый «ягуар» и новую жену. Почему ты мне не сказала?

Однако позвонив по телефону в Юридический Центр Джорджтауна, Джуди услышала не совсем то, на что рассчитывала.

— Когда, говорите, вас приняли? Тринадцать лет назад? Да, вообще-то у нас сохраняются документы за этот период, но вам, наверное, следует обратиться в архив. Я соединю.

Вместо женского голоса в трубке зазвучал мужской:

— Дэвис слушает.

— Меня приняли на обучение тринадцать лет назад. Не будете ли любезны сказать, что мне следует сделать, чтобы приступить к занятиям?

Барбекю, устроенное с целью знакомства поступивших на первый курс новичков, состоялось в погожий августовский, солнечный, но не знойный день. Джуди, направлявшаяся по лужайке перед Хили Билдинг на встречу с теми, с кем ей предстояло учиться следующие три года, сочла это доброй приметой.

Найдя среди разложенных на пластиковом столике значков свой, она заметила там не только имя и фамилию, но и слова «секция С» — название потока из 125 человек, в составе которого она будет пребывать в течение первого года. Нацепив значок, Джуди оглядела собравшихся, отметив, что среди них немало девушек. Атмосфера царила непринужденная, чем-то напоминавшая прекрасно организованную службой знакомств вечеринку для одиноких. Никто не оделся официально, все были в джинсах или шортах, в кроссовках и ярких топиках.

Но несмотря на дух праздника, Джуди держалась в стороне и, в отличие от большинства прочих, не решалась сама заводить разговоры. Но более раскованные молодые сокурсники подходили и обращались к ней без раздумий. Все разговоры вертелись вокруг одного и того же:

— Меня зачислили в прошлом месяце. А когда ты получила извещение?

— А ты училась где-нибудь раньше?

За шесть недель отсутствия в почтовом ящике собралось немало корреспонденции. Когда Джуди открыла его, оттуда вывалился целый ворох писем. Шейн подобрал их и подал матери, внимание которой привлекли пять довольно похожих с виду серо-голубых конвертов. Не откладывая, она вскрыла первый из них.

«Уважаемая миссис Крюгер!

По поручению редакции „Юридического журнала“ Джорджтауна предлагаю Вам сотрудничество с нашим изданием. Превосходные результаты, продемонстрированные Вами в течение первого года обучения в Юридическом Центре, не оставляют сомнения в Вашей подготовленности к участию в работе одного из авторитетнейших научных журналов страны.

Опыт, приобретенный Вами в процессе сотрудничества, не останется незамеченным работодателями и Вашими коллегами, что безусловно откроет перед вами перспективы…»

Не дочитав довольно длинное письмо до конца, она вскрыла следующий конверт и пробежала шапку, представлявшую собой аналогичное приглашение из «Международного делового обозрения Политики и Права». В двух остальных содержались точно такие же — из «Американского обозрения Уголовного права» и сборника «Юридические аспекты проблем налогообложения». Таким образом, ни одно из юридических изданий Джорджтауна не обошло ее вниманием. Джуди просто не понимала, как такое могло случиться, ведь она даже не участвовала в письменном конкурсе. Скорее всего произошла какая-то ошибка…

Единственное такси, которое Джуди удалось поймать на вокзале в Комо, свернув, остановилось перед трехэтажной, окрашенной в персиковый цвет виллой. Перед ней выстроились в идеальный ряд магнолии: их листья сверкали в лучах полуденного солнца так, словно каждый был отполирован вручную. Сквозь вращающиеся стеклянные двери и овальные окна Джуди увидела не только интерьер, но и — за точно такой же дверью на противоположной стороне узкого фойе — темную синь озера и поднимающиеся над ним покрытые густой зеленью пологие холмы. С лепного потолка между двумя снежно-белыми мраморными колоннами свисала вычурная хрустальная люстра в форме тюльпана. Заинтригованная этим зрелищем, Джуди вышла из «фиата» и вошла в здание.

Консьерж был занят с очередной гостьей.

— Нет, я и слышать не хочу о номерах, которые не выходят прямо на озеро! Это совершенно неприемлемо! Будь со мной муж, вам бы и в голову не пришло предложить мне что-нибудь в этом роде. Я хочу видеть менеджера!

Эти слова принадлежали черноволосой женщине с округлыми формами, простоватыми чертами лица и не отличавшимся богатством оттенков голосом. Одета она было в экстравагантное модное и дорогое платье из ярко-красного крепа, ее шею обвивало тяжелое золотое ожерелье. Раздраженные жесты ее правой руки сопровождались позвякиванием золотого браслета о мраморную стойку. Позади нее выстроились колонной дамская сумка и три внушительных чемодана, принадлежавшие к одному дорожному гарнитуру. Рельефный золотой листок, вытисненный на каждом предмете багажа, превосходил блеском золоченые ключики, красовавшиеся на лацканах стоявшего напротив человека в униформе. С дорожным набором от Лу Ваттона соседствовал небрежно брошенный на стойку глянцевый пакет от Валентино со скрепленными лентой ручками. Длинные красные ногти постукивали по полированной поверхности.

— Прошу прощения, мадам, менеджер отеля отсутствует… — ответ прозвучал сдержанно и спокойно: видимо, человек за стойкой привык к подобным требованиям, и лишь легкий румянец на щеках выдавал некоторую досаду. — У меня есть план отеля: если синьоре будет угодно выбрать другой номер, я могу показать.

На второй неделе занятий, во вторник, в 8.45 вечера, прослушав лекцию по искусству и археологии эпохи Возрождения, Диди возвращалась к себе в Тэйер. Путь ее пролегал мимо библиотеки. Июльский вечер выдался особенно душным, из числа тех, с помощью которых лето возвещает о своем приходе в город, и на ступеньках Виденер собралось даже больше студентов, чем обычно. Взглянув на эту толпу, Диди решила, что спальные корпуса, должно быть, совершенно обезлюдели.

Среди собравшихся во дворе преобладали вовсе не энтузиасты учения. Сидевших на ступеньках или траве больше интересовало общение и приятное времяпрепровождение. Здесь завязывались знакомства, и, проходя мимо, Диди беспрерывно слышала обрывки фраз:

— Тебя как зовут? — Ты откуда? — Что изучаешь?

Сегодняшняя лекция ее основательно утомила. Прошла она как обычно — два с половиной часа доктор Гролин демонстрировал в тесном полуосвещенном помещении слайды и монотонно бубнил, комментируя показанное. Дабы привлечь внимание студентов к местам, казавшимся ему особо важными, он пользовался деревянной указкой длиной в три фута — в последний раз Диди видела нечто подобное в первом классе, когда только-только начала изучать алфавит. Неприятной неожиданностью стала жара. Кондиционеры в этом учебном корпусе не работали, дверь была закрыта, чтобы свет из коридора не мешал просмотру слайдов, и в результате маленькая, с низким потолком, аудитория превратилась в настоящую душегубку. От жары Диди так разомлела, что не чувствовала даже тяги к общению.

Она вяло размышляла: пойти ей поискать в толпе Сьюзен или отправиться прямиком к спальному корпусу, когда над ее ухом прозвучал незнакомый мужской голос:

Начавшийся с осени последний год пребывания Диди в Райерсоне стал для нее сезоном непрестанных развлечений. Чем реже она посещала лекции, тем чаще бывала на вечеринках, взяв за правило не пропускать ни одного мало-мальски стоящего мероприятия. Ее можно было увидеть и на танцульках, устраивавшихся в честь футбольной команды Торонто на стадионе Варсити, после которых участники, как правило, продолжали веселиться всю ночь в каком-нибудь из студенческих клубов, а по пятницам на сборищах в баре Литературного и Спортивного общества университетского колледжа, причем в полночь, когда Малая Гостиная закрывалась, вся компания перебиралась в заведение попроще — таверну «Подкова» в Батхерст и Квин. Частые попойки, для которых даже не придумывали повода вроде чьего-нибудь дня рождения, вошли у нее в привычку. Она ежедневно пила вино в Фи Лам или Дельта Эпсилон, участвовала в ночных посиделках, куда было принято являться в черной одежде и без макияжа, и частенько заглядывала в кофейни в подвальчиках Йорквилля. И уж, конечно, никогда не отказывалась от возможности в обществе случайного знакомого посмотреть кинофильм из окна автомобиля или прокатиться с ним ночью на «корвете» к Ниагарскому водопаду, чтобы полюбоваться восходом солнца.

Все это позволяло забыться, отгоняло невеселые мысли. Диди никогда не делилась воспоминаниями о прошедшем лете с теми, с кем теперь проводила время, а если ее спрашивали о Гарварде, отделывалась общими словами, какие могли бы подойти к любому летнему сезону.

И дело было даже не в том, что ее больше не интересовал Тони. Скорее, она не интересовала себя сама.

В апреле, после одной из буйных вечеринок, Диди в изрядном подпитии вернулась со своим новым спутником в общежитие на Сент-Джордж Стрит. Он предложил выпить еще, и она поднялась с ним по ветхой, с шаткими перилами лестнице в пустую комнату.

Диди помнила, как он повалил ее на кровать, помнила его грубость, тяжесть его тела, скрип изношенных пружин и неожиданный пронзительный телефонный звонок. Этот звонок и вернул ее к действительности.

— Ребенок опустился. Теперь это может произойти в любое время. Как только почувствуете первые схватки, сразу звоните в мою дежурную службу, — предупредил доктор Саттон третьего января на последнем осмотре. — Повторяю: сразу, без промедления. Если начнется буря, которую предсказывают метеорологи, нам обоим потребуется время, чтобы добраться до клиники.

Диди уже давно отказалась от вождения автомобиля — живот просто не позволял ей втиснуться между сиденьем и рулем. Не желая беспокоить Джорджа, она приехала на консультацию на такси. К счастью, поймать машину удалось немедленно: ветер и наливавшееся свинцом небо и впрямь предвещали зимнюю бурю.

Около трех утра она проснулась от боли, но услышав, как снаружи завывает и ломится в оконную раму ветер, решила, что из дому не выйдет. Лучше подождать до утра.

Следующий спазм заставил ее пересмотреть это решение. Пришлось разбудить мужа. Ухитряясь между усиливающимися схватками и одеваться и набирать номер своего врача, она слышала, как Джордж принимает душ. Диди вышла в прихожую. Стула там не было, а наклоняться ей не позволял живот, поэтому она, рискуя упасть, привалилась к стене и с трудом натянула кожаные сапоги. Стоя в прихожей в ожидании Джорджа, Диди слышала, как он одевается в соседней комнате, а потом увидела, что он направился в кабинет и стал методично перекладывать в портфель бумаги с письменного стола.

Тебе не кажется, что сейчас не до этого? — спросила она.

После избрания Джорджа жизнь Диди расщепилась на два разительно различающихся потока — тоскливые, одинокие уикэнды без Джорджа, когда связующим мостом между супругами служили ночные телефонные звонки и хлопотливые, плотно насыщенные дни, когда он приезжал на выходные в свой округ и начиналась сплошная круговерть свадеб, крестин, банкетов и перерезывания ленточек на всевозможных презентациях. Правда, традиция семейных обедов у Айнов сохранялась нерушимо, но при всем этом и Диди, и Адаму остро недоставало подлинной теплоты и близости со стороны мужа и отца.

Во вторник, в тот день, когда исполнился год пребыванию Джорджа в парламенте, она родила второго сына. Муж не приехал к ней из Оттавы, хотя перед тем как отправиться в клинику, она сообщила об этом в его офис. В тот день Джордж произносил в палате свою третью речь, которой, как сказал он, позвонив Диди уже после родов, сопутствовал ошеломляющий успех. Объяснив, что вырваться раньше у него не было ни малейшей возможности, Джордж пообещал, что навестит ее и новорожденного сына в пятницу вечером: вылетит в Торонто первым же рейсом, как только палата разойдется на выходные.

На сей раз Диди не стала раздавать цветы. По большей части они были присланы избирателями или знакомыми политиками, и она чувствовала, что заслуживает эти знаки внимания.

Спустя два месяца после рождения Майкла Диди сменила их старую квартиру на дом в том же районе. Не слишком рассчитывая теперь на помощь мужа, она решила, что лучше переехать до наступления зимы, и не стала дожидаться, пока парламент распустят на Рождественские каникулы. Новое жилище представляло собой особняк с пятью спальнями, центральным холлом и анфиладой комнат, как будто специально предназначенный для семьи, где будут подрастать мальчишки: многочисленные укромные уголки и уединенные закутки представляли собой великолепно организованное пространство для игр, предоставлявшее детишкам возможность прятаться так, что взрослым было бы не просто их найти. С третьего этажа по потайной лестнице можно было попасть на крышу.

— Прекрасный пример хорошо продуманной планировки двадцатых годов, — сказала Диди Адаму, когда они проводили совместное исследование нового дома.