Если бы они не приняли тогда, перед тем как идти на дело, по полторы «Столичной» на брата, чисто для храбрости, то убивать не стали бы никогда – ни Петюха Лысаков, друган и закадычный одноклассник, ни тем более сам он, Шурка Ванюхин, Ванюха. Да и не убивал Лысый-то, сбежал вовремя. Два раза перед тем, как пойти сюда ночью, окончательно уже пойти, на взлом и кражу предмета культа, Ванюха заходил в эту подмосковную церковь днем, когда был народ и можно было затесаться среди бабок, теток в сером и дурных, но искренних мужиков, обмахивающих себя крест-накрест с заведенными к центру головы глазами.

В те дни Ванюха уже шесть раз сходил на подпольные занятия по карате. Там с него потребовали червонец за месяц вперед, который он с трудом добыл и тут же беспрекословно выложил. Дима, сен-сей, молодой парень из Москвы, приезжал к ним в Мамонтовку дважды на неделе. Для начала он собирал по алфавитному списку червонцы, а уж затем надевал белое кимоно, подвязывался черным поясом, босой, вставал на колени, упирался кулаками в пол, склонялся перед местным народом и заставлял кланяться в ответ. При этом говорил что-то по-японски, и все должны были также по-японски отвечать. И в такие моменты Ванюха примечал, что глаза у парня в кимоно становились немного другими, круглее как-то и задумчивее, что ли. Он как бы смотрел на тебя по прямой, но в то же время взгляд его закашивался в стороны, в разные одновременно, но так, что все равно возвращался потом обратно, к переносице, к центру головы, потому что был направлен еще и немного вовнутрь.

Но в целом, дело было хорошее, и это Ванюха усек сразу. Потому что после того, как парень вдоволь намаливался на японский манер, он мог неожиданно ловко засветить пяткой в лоб, так, что ученик его валился на крашеные доски раньше, чем в рассеченном тренированной конечностью воздухе исчезал образованный ею же свист.

Так вот, эти мужики в мамонтовской церкви чем-то походили на столичного каратиста, потому что совпадали с ним по глазам в перекрестные моменты. Дома Ванюха не раз пялился на себя в зеркало, раздумчиво произнося малопонятное «рэй!», но так ни разу и не засек той зловещей загадочности, что присутствовала во взглядах прихожан-мамонтовчан и черно-белого молотобойца из Москвы. Но это он обнаружил позднее, через несколько лет после начала приобщения своего к боевому искусству при помощи заезжего сен-сея Димы – в году так семьдесят восьмом, когда уже и сам стал бойцом, жестким и опасным.

К этому времени Ванюха окончательно перебрался в Москву из своей Мамонтовки, потому что так сподручней было уклоняться от настырных армейских повесток.