САКА Серафим, прозаик, кинодраматург. Родился в 1935 году в селе Ванчикэуцы Черновицкой области Украинской ССР. В 1965 году окончил Кишиневский педагогический институт, а в 1967 году – Высшие курсы сценаристов в Москве. Работал несколько лет сельским учителем, затем журналистом, является автором ряда киносценариев. Русскому читателю знаком по книге повестей и рассказов «За столом молчания» («Советский писатель», 1975),
1
В канун Нового года, роясь в поисках оставшихся еще со своей свадьбы нарядов, чтобы успокоить одну из дочерей – Ольгу, ту самую, у которой не оказалось костюма для праздничного маскарада, Анастасия наткнулась на старую фотографию и замерла, унесясь мысленно в ту далекую весну, лето и осень, когда муж присылал ей послания из самого Бранденбурга, а она забыла о нем и фотографировалась здесь с другими. И раз судьбе было угодно, чтоб муж – муж и никто другой – наткнулся на эту фотографию с ржавыми следами кнопок в уголках, то уже не требовалось никаких других доказательств подозрениям, словам и насмешкам, которые столько лет грызли и мучили его. Не исключено, что он и сейчас простил бы ее, как прощал столько раз, скрипнув зубами и махнув с горестным отвращением рукой, – что, однако, не означало, будто все предается забвению, – если б улочка, вернее, тупик не привел тебя прямо к их воротам. Именно тебя, который научился все обходить! И так как идти было некуда, ты остановился и заглянул во двор (глупая привычка, но ведь человеческое любопытство велико!); заметив тебя, но еще не распознав (село знало, что ты учишься на юриста и вот-вот станешь прокурором), Сыргишор Вырна, первый на селе хозяин, двадцать пять лет работавший кладовщиком в колхозе, схватил жену сперва за ворот, потом по-крестьянски вцепился в волосы рукой, уже старчески бессильной; женщина попыталась повернуться к нему лицом, чтоб в ответ на взмахи ремня – один, другой, третий – крикнуть то, о чем и без того кричали ее еще блестящие молодо глаза:
– Больше бьешь – труднее забывается! Не бей!
– Добью!
– Не бей!
– Добью!
2
На улице все шел снег. Холодные колючки снежинок хлестали тебя по разгоряченному лицу; выйдя со двора, ты попал в узкий проход между высокими дощатыми заборами, которые сейчас казались еще выше, образуя длинный, восхитительно красивый туннель, зовущий тебя, давнего знакомца этих мест, неслышно затеряться в первозданной кипящей белизне.
Шел густой снег.
Село уже спало, и только запоздалое эхо откликалось то здесь, то там, а чаще всего там. Шел густой снег, и ты, давний знакомец этих снегопадов, с трудом прокладывал дорогу в сугробах – по колено, по грудь, по самое горло. Шел густой снег, и через какое-то, бог знает какое, время ты обнаружил, что держишься за деревянные перила крыльца, сухо заскрипевшего под твоими заледеневшими ботинками.
– Где я?
Ты понял, что попал не домой, – и только. Поднялся по лестнице и, нащупав руками дверь, крикнул что было сил:
