В тот день мой отец убил мою мать, а мой дед — моего отца. А потом умер сам от сердечного приступа. Больше в этом мире родных у меня не было. В тот день родился я.

Не знаю и не хочу знать подробностей того дня. Меня обнаружили полицейские, я оказался в приюте Святого Луки. Был записан на фамилию матери — Мартинес. Не нашлось никого, кто бы припомнил фамилию моего отца. Наверное, он был бродягой. Вроде бы знакомые матери называли его Люк, но это могло быть и не настоящее имя. А маму звали Лючия. Меня же в приюте назвали Конгратилоном. Я так и не понял, что за имя получил. Не исключено, что оно имеет какое-то значение. Или так звали киску из любимого сериала приютской кухарки. В любом случае, мне все равно. Я вырос.

С самого утра у меня было странное предчувствие. Возможно, виной тому сон, виденный накануне. Будто я шел, пробираясь через какие-то заросли. Ветки колючего кустарника хлестали по лицу. Добрался до широкой поляны. В ее центре стояло огромное дерево. Казалось, его посадили еще в начале времен. Огромный ствол невозможно было окинуть взглядом, зелень листвы до самого неба. Дерево плакало. Капельки смолы стекали с его веточек, а может то была роса.

— Здравствуй, человек, — сказало мне дерево. Я не удивился тому, что оно разговаривает. Во сне это казалось естественным.

— Почему ты плачешь?

— Видишь ли, я любило. Любило человека. Так грустно. Жизнь людей коротка как миг. А для меня столетия пролетают быстрее весенних гроз. Он давно умер. А я стою здесь и буду стоять еще тысячи лет. Не хочу полюбить снова, кто меня за это осудит? Поэтому я плачу.

— Что же, вечное древо, прощай. Чего тебе пожелать?

— Ни с кем не разговаривай, старайся не привлекать к себе внимания, или они сразу догадаются, что ты — землянин. А официального разрешения находиться здесь у тебя нет, — прошептала Сарлит и легонько потянула меня за локоть, — иди за мной.

Я зашагал вслед за ней, пытаясь придать себе безразличный и скучающий вид, и незаметно изучал окружавшее великолепие. Впервые увидевшему Асарбар легко потерять голову от восторга. Я и представить себе не мог даже ничего близко на него похожего. На почти черном небе сияла огромная луна. Звезд было видимо-невидимо. Все залито лиловым светом.

— У вас всегда такие ночи? — спросил я у Сарлит.

— Здесь никогда не наступает утро, — ответила она, — и всегда полнолуние.

Я понял, что Асарбар — мир волшебных ночных грез, о котором мечтают поэты. Вокруг простирался цветущий сад. Аромат сказочных деревьев кружил голову. Над нами порхали разноцветные бабочки, пели птицы. Мы прошли мимо мелодично журчащего ручья.

Меня, и, правда, никто не слушал. Возможность насолить Итонку заставила их глаза загореться огоньком мщения. Но я не собирался быть орудием в чьих-то руках.

Уже через полчаса я, Линон, Сарлит и Лука оказались в потайной комнате Золотого дворца, где к нам присоединились его величество Адалкерим, ее величество Сая-Лите и нынешний начальник службы безопасности Асарбара Блюмго. В небольшом помещении, стены которого были выложены из серого камня, не оказалось ничего, кроме одного факела. Все мы представляли собой весьма живописную группу.

Великий маг Адалкерим по-королевски не выглядел. Я увидел коренастого мужчину среднего роста, лысого и с черной бородкой. Одет он был в замысловатый бархатный наряд зеленого цвета. На ногах — красные сапоги. Говорил быстро, все время перескакивая с одного на другое.

Сестра синего гнома тоже изяществом не отличалась. Это была пухленькая, маленькая бабенка, эгоистичная и визгливая. Рыжая, как и ее дочь. Сая-Лите щеголяла в красном платье с глубоким декольте. Я подумал, что Сарлит все же повезло с внешностью и со вкусом. При таких родителях могло быть и хуже.

Блюмго оказался человеком-птицей. Ничего особенного, только вместо рук у него — черные крылья. К слову, он довольно ловко ими управлял. Высокий стройный брюнет был во всем черном. Может, такова форма сотрудников службы безопасности?

В полнолуние она не могла уснуть. Какая-то часть ее души была единым целым с космосом, с землей, с каждой травинкой. Жила отдельной, не принадлежащей никому, бесконечностью.

Она понимала, что не контролирует свой дар. Напротив, эта странная сила определяла поступки и даже мысли женщины. По наследству ли она получила свой свет, или блуждала по мирам с ним за плечами, неизвестно. В цепи бесконечных перерождений только эта разрушительная часть души никогда не менялась, а значит, была бессмертной.

Не злая, не добрая. Просто другая. Она могла принести людям как тепло, так и пожар. Могла быть рекой, а могла — потопом. Безрассудная, подобная стихии. Ее боялись, проклинали и не хотели признавать. Все равно. Даровать жизнь или отнять ее — одним порывом.

Смотреть на луну было не обязательно. Закроешь глаза, прислушаешься к собственной природе — узнаешь много более важных вещей. Она думала, так могут все. Кажется, этот дар передался ей от Первой Матери, через множество таких же безрассудно одиноких душ.

Со временем женщина начинает все яснее понимать замысел Творца. И сквозь шелуху повседневных дел видит главное — его несовершенство, слабость и неизбежный крах. Не от того ли она сейчас загрустила? Пытаясь защитить всех своих будущих потомков, которым не суждено ничего божественного. И заранее оплакивая их. Только луна могла понять ее печаль.

Тьма то приближалась, то отступала, копя силы для решающего штурма. Сол сидел на камне у желтого ручья. Он закрыл глаза и ничего не делал. Мы стояли в самом центре острова и беспомощно озирались. Вот-вот огромная тень проглотит крохотный участок суши. Последний оплот света.

Я не знаю, что привело к гибели наш мир. Может, сбылось древнее проклятье. Или кто-то пошутил над нами так зло. Просто лет 20 назад в тайге появилось крохотное черное пятнышко. Сначала его не заметил никто. Но оно стало быстро расти. Определить природу этого явления никому не удалось, остановить — тоже. Началась паника, мир погряз в этой вязкой бесформенной жиже.

Почему наш остров еще не погиб, никто не знал. Раньше здесь жил только один рыбак. Сол. Мы перебрались на остров с правого берега реки, спасаясь от тьмы. Потом враждебная стихия встала стеной вокруг крохотного клочка суши, и началась длительная осада.

Я бросил камень в черноту. Она проглотила его с голодной жадностью хищника.

— Не делай этого, Эл, — сказал мне Сол. — Мистер Тень растет, поглощая все, с чем соприкасается.

Внезапно все четверо оказались на каком-то острове, вокруг которого сплошной стеной стояла тьма. Через секунду также неожиданно там оказались: динозавр, неизвестно-отчего-грустная девушка и парень в странной одежде. Все ошарашенно озирались.

В центре острова на камне сидел старик. «Здравствуйте, меня зовут Сол», — сказал он появившимся как-то вдруг гостям. Одна девушка, одна собака, один динозавр, двое собак и двое мужчин уставились на него, ожидая объяснений. Таковых не последовало. Старик молча продолжал сидеть, вглядываясь во мрак.

Исар-Ма был удивлен встрече с динозавром, утверждавшим, что его зовут так же. Двадцатиметровый тирано испытывал похожие чувства. Еще более невероятным показался рассказ Лидса про таинственных злобных существ, которых тоже называли «исары-ма». Чертовщина какая-то. Исар-Ма (человек) представил, как сейчас злобно усмехается Ар, и погрозил кулаком небу.

— Я тебя понимаю, колдун, — сказал Сол.

Ему казалось, что жизнь утекает сквозь пальцы. Время струится как желтый песок, и вот уже только горстка песчинок остается на ладони. Как распорядиться ими? Ни один человек не свободен в этом выборе. А песчинки тем временем продолжают свое мистическое движение.

— Ты все еще не вспомнил своего прошлого? — спросила Свирилил.

— Только отдельные моменты, смутные ощущения и весьма одиозных личностей почему-то, — Исар-Ма и сам недоумевал над явной избирательностью своей памяти.

— Тебе нужно взглянуть в зеркало Астры.

— А оно что, существует? Я думал, это только миф. Зеркало, взглянув в которое, каждый может увидеть свое прошлое, настоящее и будущее, как оно есть на самом деле, а не представляется нам.

— Можно увидеть творение мира, начало разумной жизни во Вселенной, а также конец человечества, все что захочешь.

Сви, Василий и Мурзик тем временем рыскали по Иртемии, выдавая себя за бродячий цирк. Легенда была простенькой, а главное, недалекой от истины. Коты изображали клоунов, а собака ходила по канату. Зрителям нравилось. Впрочем, жители небольших населенных пунктов, не избалованные представлениями, аплодировали просто из благодарности, что к ним кто-то приехал.

Долго поиски мохнатого трио не давали никаких результатов. И из Розели они бы уехали ни с чем, если бы не одна навязчивая старушка. «Мне так вы понравились, — лепетала она с непонятным акцентом, — приглашаю на чай». Мнимые артисты не хотели задерживаться в этом богом забытом месте, но почему-то через десять минут оказались в хижине бабки. Выпив на удивление вкусный чай, гости дружно заснули. Сквозь одолевающую дремоту Мурзик разглядел танец странных теней на стенах. Потом все трое увидели яркий свет. Приблизившись, они поняли, что это просто солнце отражается в огромном зеркале, что стоит на поляне. Поверхность зеркала внезапно пошла рябью, и в следующий миг Сви, Мурзик и Василий очень отчетливо увидели Исара-Ма. Он сидел на троне, описать который было невозможно, а на голове колдуна красовался венец из огненных лучей.

Проснувшись в полутьме хижины, путники еще долго щурились, никак не отвыкнув от сияния, которое они видели во сне.

— А я не узнала тебя, Берталин, — произнесла Свирилил, обращаясь к хозяйке дома.

— Я и сама себя не узнала бы, Сви, — ответила старушка. Хотя нет.