Третья ночь, проведенная в гостинице, принесла Эллен страх, который она не испытывала с тех пор, как в детстве с ней произошло несчастье.

Она неподвижно сидела на кровати, готовая к прыжку. Пыталась собраться с мыслями, слушая вокруг себя приглушенное, тяжелое дыханье старого дома.

Гостиничная вывеска за окном постукивала на ветру.

Одна, одна, одна в этом доме… — стучало у нее в голове. Одна в этом огромном старинном доме, возраст которого насчитывает около 250 лет, в доме, наполненном скрипом и шорохами, с пустой конюшней, прогнившими лестницами, маленькими, темными комнатушками… И с

этой самой

комнатой!

Как хорошо было сидеть в открытом ресторане Студенческого клуба в Осло! Идеальное место для тех, кто уже сдал экзамены и заслужил свой летний отдых.

Среди дня их навестил новый директор, Стин, сопровождаемый Николайсеном, бывшим владельцем гостиницы. Стин, упитанный делец с намечающимся инфарктом и единственным интересом в жизни — интересом к деньгам, рассеянно слушал отчет фру Синклер о реставрации старинной части дома и о неоткрывающейся двери. Он считал, что история о неподдающейся никому двери служит отличной рекламой гостинице.

— От этого веет слезливой романтикой, — сказал он фру Синклер. — Особенно падки до этого иностранцы.

Николайсен был возмущен его словами.

— Вы сами не знаете, о чем говорите! Мы не можем подвергать опасности жизнь постояльцев. Фрекен Кнутсен никак не может жить там. Переселите ее немедленно оттуда!

Эллен стала уверять его, что ей там хорошо и что она не хочет доставлять хлопоты фру Синклер, поскольку другие комнаты для жилья пока не пригодны. К тому же у нее нет ни малейшего желания открывать эту знаменитую дверь, она даже и не ходит в ту часть коридора.

Перед тем, как спуститься вниз, она дала мужчинам возможность поговорить. После всего того, что она узнала о Натаниеле, ей потребовалось все ее мужество, чтобы встретиться с ним. К тому же она не имела никакого представления ни о его возрасте, ни о его внешности. Она знала только, что у него печальные глаза. Конечно же, они должны были быть темными, как глубокий колодец. И то, что это звучит несколько романтично, не нравилось Эллен. Может быть, он все-таки старый хрыч?

Однако тянуть время дальше было нельзя. Мельком взглянув на себя в зеркало, она увидела только широко открытые, испуганные глаза под густой, пышной челкой. Какая она бледная! Уголки губ ее задрожали от неизвестно откуда взявшейся улыбки: она выглядит так, будто собирается к зубному врачу или как героиня романа, которой предстоит встреча с шейхом.

«Спаси и помилуй», — мысленно произнесла она.

Но, спускаясь по лестнице, она снова заволновалась. Слыша их приглушенные голоса, доносящиеся из конторы, она подбоченилась и подошла поближе.

Ленсман сказал:

Сначала все сидели, словно парализованные, но когда крадущиеся шаги достигли лестницы, все четверо вскочили, и в комнате опять стало тесно.

— Те же шаги, что и вчера? — шепотом спросил уполномоченный по криминальным делам.

— Не знаю, — ответила Эллен. — Возможно. Я не уверена. Но вчера они слышались наверху.

— Это не играет никакой роли, — прошептал Натаниель. — Ты могла спать, когда посетитель поднялся наверх.

Ленсман подошел к двери.

Эллен не знала, сколько она стояла так ранним, тихим утром, прислонившись к плечу Натаниеля, дрожа от страха, в то время как его руки медленно ласкали ее.

В конце концов, уткнувшись лицом в его пиджак, она сказала:

— Ты можешь теперь рассказать об этом моем качестве.

— Да, — ответил он. — Это очень редкое качество. Мне известно только два таких случая, происшедших в давние времена и в другой стране, у нас же я таких людей не встречал. Если не считать, конечно, родню моей матери, Людей Льда, среди них подобных случаев хоть отбавляй, но это совсем другое дело. Качество, о котором я говорю, имеет чувственный характер, хотя по масштабности оно уступает аналогичному моему качеству. Ты очень чувствительна и восприимчива к настроениям и внешним воздействиям. Но главное не в этом.

— Давай лучше начнем с тебя, — перебила она его, желая, с одной стороны, протянуть время, а с другой — внести во все ясность. — Я знаю, что ты не умеешь читать мысли, но в то же время благодаря тебе я смогла разобраться в своих ощущениях. Ты всегда знаешь, что я чувствую.

Отчет Натаниеля перед Эллен Кнутсен

Первый день.

«Дорогая Эллен!

Я никогда не имел склонности к написанию писем, считая это уделом женщин. Но все же попробую изложить главное. Не удивляйся, если все это получится у меня несколько обобщенно.

Отсюда виден Лейн Дистрикт. Разумеется, не целиком, поскольку все скрыто густым туманом, который приглушает краски, пение птиц и голоса людей. А может быть, просто облака нависают слишком низко, я точно не знаю.

Получив в воскресенье это длинное письмо и прочитав его трижды, Эллен вышла на следующий день на кухню и спросила:

— Почту принесли?

— Да, — ответила ее мать.

— Где мое письмо?

— Никакого письма для тебя нет.

Эллен с тоской смотрела на дверь склепа. Она вспомнила молодого человека, посетившего ее. Линде-Лу. Вспомнила скорбь и страх в его добрых глазах. «Помоги моему подопечному, — говорили его глаза. — Я отвечаю за жизнь Натаниеля, но я не могу найти его. Это можешь сделать только ты. Прошу тебя, спаси его!»

Теперь Эллен сожалела о том, что не предложила этому бедно одетому юноше денег на дорогу, чтобы он смог поехать вместе с ней. Это бы успокоило и обрадовало его.

Повернувшись к одному из полицейских, инспектор сказал:

— Мастерсон, поезжай в имение и привези сюда кого-нибудь из Фраев.

— Вы хотите спросить у них разрешения, сэр?

Не успела Эллен забраться в постель, как зазвонил телефон. Это был Натаниель, и голос его настолько изменился, что она испугалась.

— Эллен? Ты не могла сейчас прийти ко мне?

— Да, конечно! Мне нужно только одеться!

Чего он хотел?

Господи, что же ей одеть? Она должна ему понравиться! Но в глубине души она понимала, что сейчас ее внешность не играла никакой роли.