— Как проходит Пир, брат? — спросил апотекарий Эзраки, стоя в тактическом ораториуме фрегата «Шрам».

Труп-капитан Силом Гедеон стоял на кафедре, украшенной рунными письменами и свитками. Эзраки подошел к капитану, заставив слуг, стоявших у кафедры, расступиться. Правая нога апотекария была полностью бионической и почти такой же старой, как и сам Эзраки. Каждый его шаг сопровождался шипением гидравлики, а задержка в миллисекунду между реакциями плоти и протеза со стороны казалось похожей на легкую хромоту.

— Пир Мечей проходит плохо, — с сожалением произнес труп-капитан. — По крайней мере, для Сдирателей.

— Сколько? — спросил апотекарий.

— Слишком много, — рявкнул Гедеон, проведя ладонью по своей гладковыбритой голове. Он схватился за волосы, которые росли словно корона на его черепе.

— Хватит! — голос Эзраки разнесся по всему пениториуму «Шрама», одновременно с треском плети.

Личные сервы Керша остановились, услышав команду апотекария. Орен колебался, побелевшие пальцы крепко стискивали рукоять «очистителя», окровавленная плеть валялась на полу, позади него. Старый Енох смотрел на своего господина, пока черты лица Керша постепенно расслаблялись, а глаза медленно открывались. Кнут бросил на сенешаля злобный взгляд. Старый Енох принялся бормотать что-то Орену, пытаясь донести до него недовольство Керша. Грудь ликтора тяжело вздымалась. Орен аккуратно свернул плеть и передал ее отцу для очищающих процедур и консекрации. Керш убрал ладони с холодной поверхности усиленного амрмапласта. Несмотря на то, что защитные пластины были плотно закупорены, оставалась небольшая щель, за которой виднелась пустота. Кнут повернулся к апотекарию, своей изодранной спиной — к щитам. Эзраки покачал головой, выражая недовольство порезами на теле космического десантника.

— Во имя Эскары, что ты делаешь? — произнес апотекарий.

Броня Эзраки была забрызгана кровью, в руке он держал свой белый шлем.

— По-моему я рекомендовал отдых, а не самоубийство.

— Послушай, Эзраки…

Керш следовал за апотекарием вниз по каменному коридору, ведущему на арену. За ним, в свою очередь, следовали три его личных серва. Повсюду шныряли сервы и сервиторы. Каждый из них выполнял определенные задачи разной степени важности. Воины из других Орденов также пропускали Эзраки, шагавшего в ритм со скрипом его гидравлической конечности.

— Говорю тебе, я — не я.

— Что ж, кто бы ты ни был, — произнес Эзраки, — ты зайдешь в Клетку через три минуты, поэтому готовься заранее.

— У меня расстройство сознания.

Часовня реклюзиама «Шрама» была пуста. Кнут преклонил колено под сводчатым потолком, опустив глаза в пол из черного мрамора. От отполированного пола отражалось великолепие витражного стекла окна за алтарем — изображение Деметрия Катафалка рядом с Рогалом Дорном в крестовом походе покаяния после Ереси Хоруса. Керш поднял взгляд вверх. Перед прекрасным пиктом, установленном на алтаре, лежал кованный стазисный контейнер. Из украшенной драгоценностями емкости исходили жужжащие звуки, заглушаемые лишь хором сервиторов. Капеллан Дардарий приказал вмонтировать дроны в каменные постаменты, и те, словно статуи, были выстроены в линию по всему помещению. Керш был облачен в полный боевой доспех, как того предписывали дарованные ему почести. На пути к родному миру Сдирателей Кнут полностью оправился от ран, полученных в Клетке, и ему, с молчаливого одобрения труп-капитана Гедеона, было позволено носить боевую броню в знак признания заслуг Сдирателя. Керш не одевал броню с того дня, когда Тьма завладела им. Со дня, когда он потерял Стигмученик.

В тот день он позволил ублюдкам из Альфа Легиона пробиться к его господину и вонзить в его плоть свои отравленные клыки. Кнут испытал смешанные чувства, снова облачившись в комплект брони. С одной стороны, он почувствовал облегчения от того, что его неотъемлемая часть снова была при нем, но глубоко внутри укоренилось чувство стыда за эту радость. Он вырвался из Тьмы, но погрузил в нее свой Орден, лишившийся своего стяга и разрываемый сомнениями и печалью. Сдиратель пребывал в полном здравии, пока его магистр мучился в агонии. Кнут выжил, но погибли многие из его собратьев. Эти мысли, словно каменная глыба, давили на Керша и, после ежедневного ритуала «облачения в мантию Дорна», Сдиратель проводил время, медитируя в часовне реклюзиама в поисках мудрости и силы духа примарха. Кершш не сомневался, что Гедеон позволил ему облачиться в броню по доброй воле. Окольный маршрут «Шрама» на Эскару позволял принимать на борт боевых братьев, возвращавшихся со своих боевых заданий или битв, а также форпостов в каждом участке сегментума. Все ветераны «Пира мечей» возвращались к своим труп-капитанам, проходя небольшую, но величественную церемонию, на которой присутствовали как их боевые братья, так и старшие офицеры, другие участники и сам Гедеон. Будучи чемпионом состязаний, Керш также был обязан пройти этот ритуал в полном боевом облачении. Кнут понимал, что церемония не означала восстановленное уважение со стороны его братьев, просто отсутствие чемпиона на данном мероприятии стало бы постыдным поступком для командующего «Шрама». Гедеон также принял решение позволить Кнуту последний раз увидеть своего командира, самого магистра Ордена. Так как конечным пунктом назначения Сдирателей был их дом, мир Эскара, это решение не было каким-то нонсенсом. Но все же, эти решения не унимали беспокойство Керша. Он поклялся Гедеону и Эзраки, что будет умолять магистра Ишабольда о прощении и просить санктиарха Вальтазара благословить его на крестовый поход искупления, чтобы отыскать Альфа Легион и вернуть драгоценные реликвии Ордена. Только преодолев эти препятствия Кнут смог бы свершить возмездие, реабилитироваться перед своими братьями и обрести душевный покой. Рядом с Кнутом находились его сервы, безмолвно наблюдая за своим господином. Пока технодесантник Хадрак занимался ремонтом древней брони и обслуживание духа-машины, обязанности по проведению ритуалов легли на плечи сенешаля, ликтора и обтирателя Керша. Броня была достаточно массивной, но идеально подходящей для Кнута Ордена Сдирателей. Каждому Сдирателю со временем выпадала честь нести стяг Ордена или облачиться в древнюю броню. Стигмученник, на стяге Ордена, символизировал нерушимые узы братства. Керш представлял себя этим мучеником, однако его личная утрата была куда более тяжелой. Печати чистоты, цепочки и затяжки из коричневой кожи облепили весь корпус доспеха. Броня считалась реликвией Ордена и была усовершенствована лучшими кузнецами Адептус Астартес. Керамитовая поверхность была усеяна вмятинами, словно поверхность луны. Поверх краски цвета слоновой кости попадались серебристо-серые следы ожогов и попаданий болтерных снарядов, полученных в бесчисленном количестве битв. Шлем, лежавший на камне перед Кнутом, также был наглядным доказательством звания ветерана Ордена. Он демонстрировал ужасающую воинственность, его решетка была похожа на беззубую пасть монстра, а линзы — на глаза змеи, колорит дополняли шипы, похожие на небольшие рога. Мясистые ручища Орена были покрыты священным маслом для обработки древних пластин наплечников. На каждой из них был изображен Стигмученик: кованные керамитовые рукавицы, сжимающие разряд молнии. Священными маслами омывались шрамы, а для брони они использовались в качестве дополнительной духовной защиты. Вифезда стояла позади Сдирателя, читая молитвы ношения и починки брони, взятые из трактата веры, ее голос был похож на шепот на фоне песнопений сервиторов. Старый Енох склонился над наручем, держа перо с алмазным наконечником, он наносил дату и место битвы над каждой зазубриной, отметиной или вмятиной. Каждое дополнение сенешаля содержало имя: Игнис Прайм. Планета, на которую прибыл магистр Кезия Ишабольд для инспекции гарнизона Сдирателей, размещенного на вершине горы, только чтобы обнаружить место бойни и попасть в засаду Альфа Легиона. Именно здесь, забаррикадировавшись в ораториуме, Захария Керш впал во Тьму, подведя магистра Ордена и позволив Альфа Легиону одержать полную победу. Кнут моргнул, отогнав воспоминание.

— Где капеллан? — спросил он.

Он пришел в часовню, чтобы предстать перед капелланом Дардарием и принять его решение. Поместив «Меч Дорна» в своем небольшом храме, капеллан редко выходил оттуда. Старый Енох пробормотал что-то невнятное.

— Труп-капитан уже послал за ним, мой господин, — ответила Вефезда, захлопнув трактат.

Громовой ястреб «Импунитас» разорвал небеса. Как только боевая машина проникла в верхние слои атмосферы, она попала в вихрь мелких частиц щелочных снегопадов. Сверху мир казался усеянным колокольнями, башнями и шпилями монастырей. Темный мир поклонения, переживающий химические метели. Захария Керш вошел в кабину пилота. Пилот и его команда собрались целовать поднятые кулаки, но труп-капитан остановил их.

— Продолжайте работу.

Керш уставился на картину за бортом. Впереди виднелось их место назначения. Вырезанная в заснеженных пиках Ватикских высот, административный центр и столица Святого Эталберга. Здесь огромные шпили дворца «Эфорика» уходили в небеса. Сам дворец, словно бегемот, развалился среди темных соборов. Именно с вершин дворца Экклезиархия несла духовное просвещение миллиардам эталбергцев и триллионам других верующих за пределами кардинальского мира, раскиданных по всему субсектору. Башня «Кафедра» считалась самой высокой, в ней располагались трон кардинала и община Адептус Сороритас.

— Мой господин, — позвал второй пилот.

По правому и левому бору возникли боевые корабли класса «Вендетта», встав в сопровождающее построение.

Эмпиредром был расположен над командным мостиком. Огромная, огражденная сфера из усиленного, настраиваемого пси-матричного кристалла, она была известна Адептус Астартес как Магна-Кубиле или «Великое Гнездо». Здесь находилась личная зала для наблюдения за пространством имматериума навигатора «Ангелика Мортис», Альбрука Утрал-Зарагозы Третьего. Сам навигатор находился в псайбер-орле, Аркиласе, в дроме. Огромная птица была произведением искусства с бронзовыми перьями. Она крепко сжимала когтями раму насеста, а его клюв представлял собой хромированный кошмар. Как и члены Дома Связующих, служившие навигатору, Аркилас был слепым. Физическое зрение было небезопасным в этой зале. Лишь варп-глаз навигатора был постоянно открыт, принимая информацию из варпа, и отсутствие глаз у остальных надежно защищало их от влияния имматериума. Трон Зарагозы был установлен на лабиринте рельс, по которым Связующие доставляли его к кристальной пластине дрома, где по периметру располагались линзовые антенны, отражатели, могнокуляры и телескопы. Нервные рецепторы навигатора были соединены с креслом, что позволяло ему получать доступ к сети рунных дисплеев, пикт-мониторов и гололитических экранов с невероятно длинными комбинациями цифр.

— Проверьте мена, — приказал Зарагоза трем лоботомированным калькулус-логи.

Навигатор продемонстрировал облаченным в рясы помощникам картину расширения варпа и велоцидратические уравнения. Они подтвердили правильность его вычислений. Удовлетворенный, но не впечатленный своими способностями, Зарагоза откинулся в своем кресле и постучал пальцами по подлокотникам. Связующие подошли к нему, неся отполированную металлическую тарелку, накрытую крышкой. На тарелке лежала дохлая крыса, обнаруженная в одной из крысоловок. Навигатор поднял грызуна за хвост. С непроницаемым выражением лица Зарагоза бросил ее Аркиласу. Несмотря на свою слепоту псайбер-орел с грацией хищника поймал зверька в полете. В этот момент навигатор всегда испытывал возбуждение.

— Ты видел его клюв? — обратился он к Связующему, указывая на огромную птицу.

Слуга не ответил, и Зарагоза фыркнул.

— Приступить к облету цели, — приказал Керш.

— Есть.

«Перчатка» накренилась. Стоя рядом с открытым воздушным шлюзом, Керш, Мелмох и Данкред смотрели на адский артефакт. Воцарилось молчание. Мика, новая тень Кнута, ждал неподалеку. В тактическом отделении, позади них, сидел проктор Краски, жующий табак, и главный констебль Колкухон, передающий инструкции своему вокс-оператору, а также Ферейра, согнувшийся пополам и прикрывавший рот рукой. Главная плеть Юрия Скейс и отделение Цикатрикс проверяли свое оружие и воздавали хвалы примарху. Озеро Чистоты, над которым они пролетали, казалось спокойным и чистым. На дальнем берегу озера осушающие заводы выпаривали воду, вызывая облака пара из толстых труб. Когда корабль достиг мелководья, десантники увидели огромный монумент, который ранее был скрыт под кристальной поверхностью озера. Огромное строение пирамидальной формы сверху было похоже на восьмиконечную звезду. Монумент был грязно-кремового цвета, покрытый илом и водорослями. Керш заметил небольшой молитвенный кордон, окружавший строение, а также временно установленное тяжелое вооружение Похоронной Гвардии на некотором расстоянии от артефакта.

— Высаживай нас позади кордона, — приказал Керш.

— Вас понял, труп-капитан.

Лорд Хавлок восседал на своем командном троне — место, которое, в какой-то степени, стало такой же его частью, как и его боевая баржа «Злоба». Поддевая черными когтями лоскуты древней плоти, он отдирал их со своего гротескного плеча. Его дьявольское лицо, испещренное шрамами, скривилось от гнева. Повелитель «Злобы» ненавидел свою прежнюю, слабую плоть. Он сбросил лоскуты на пол, позади трона из плоти, и стал внимательно изучать свою новую демоническую кожу. Затемненный командный мостик представлял собой кошмар с развешенными повсюду цепями. Периодически, из решеток на полу, вырывались струи пламени. Прямо под этим полом располагались гладиаторские ямы, бои в который доставляли Хавлоку истинное удовольствие. Рев и предсмертные крики, доносившиеся из ямы, могли соревноваться лишь с пронзительным скрежетом древних двигателей «Злобы». Мостики и возвышавшиеся трапы протягивались от трона до искривленных когитаторов и рунных мониторов, на них размещались полусумасшедшие рабы с иссушенными телами и пленники, доказавшие свою верность в гладиаторских боях. Скованные цепями люди сидели прямо на своих лохмотьях и источали ауру страха по всей «Злобе». На другом конце мостика были установлены гигантские сводчатые иллюминаторы, потрескавшиеся, со старыми следами крови. Сквозь них можно было наблюдать за тьмой космоса. Однако даже в этом мраке можно было разглядеть одно единственное небесное тело, комету Килер. И «Злоба», подчиняясь древним приказам, с огромной скоростью следовала за величественным, багровым монстром. Прямо за богохульно уродливой боевой баржой следовала огромная флотилия. Словно ком снега, катящийся вниз по склону, Злобокост продолжал расти. Ежедневно к флотилии присоединялись новые суда. Некоторые из них были военными кораблями, желавшими присоединиться к Кровавому Походу во славу Кхорна. Другие — следовали за убийцами и чемпионами, ведомыми видениями бесконечной резни. Были и захваченные фрегаты, трейдеры и тяжелые транспортники, шедшие с порабощенных миров, невинные имперцы, жизнь которых была в когтях Кровавого Бога.

От жестокого обращения и творящегося на кораблях бесконечного кошмара они все ближе и ближе подходили к черте, за которой их ждал Кхорн. Прямо перед иллюминатором стоял Астартес-предатель, освещаемый хвостом кометы и облаченный в древнюю броню тактического дредноута цвета крови и меди. Сама броня была усеяна черепами, цепями и пиками. Оружием десантника были две цепные секиры, которые он крепко сжимал в руках, уткнув лезвия в решетчатый пол. Его шлем представлял собой огромные челюсти, сжимавшие бронзовый шар. Хотя лорд Хавлок был командиром «Злобы», Умбрагг «Бронзовая Плоть» являлся Пожирателем Миров, чемпионом Кровавого Бога и предводителем Злобокоста с того дня, когда армии берсеркеров Кхорна начали свой крестовый поход на земли Империума. Терминатор-предатель, словно статуя, недвижимый в своей безмолвной ярости, наблюдал за виражами кометы, несущейся в авангарде Кровавого крестового похода к своей следующей жертве. Воздух на палубе был пропитан яростью, жаром и ароматом крови, и тишина нарушалась лишь криками умирающих последователей Кровавого Бога. Дьявольские мутанты и твари с клыкастыми рожами, вооруженные зазубренными цепами, катили увешанную цепями вагонетку со свежими жертвами для гладиаторских боев. Рабы, выбравшись из своих камер, тщетно молили о пощаде. Глядя на них своими желтыми, змеиными глазами, лорд Хавлок приказывал казнить их. Как и его божество, Хавлок Хладнокровный питал отвращение к мольбам. Лорд Хаоса питался энергией своих жертв при каждом взмахе меча, выстреле болтера, разрывающего плоть, и мысли об убийстве.

Монстр-гигант, отталкивающий альянс человека и машины, неуклюже двинулся вперед. Твердая, как камень, плоть, словно рак, распространилась по броне и шлему твари, орудия, торчавшие из нее, были направлены вперед. В шлеме имелись две прорези для глаз, которые все время сочились кровью и покрывались коркой.

Освободившись от оков, раб рухнул на колени перед ногами Хавлока — дьявольскими копытами, давно слившимися с основанием трона. Гигант схватил молящего о пощаде пленника за голову огромной силовой клешней. Вторая рука представляла собой жужжащую пилу, в виде диска, основание который было покрыто плотью. Одним взмахом монстр отделил голову и плечи от тела несчастного. Кровь фонтаном брызнула на лорда Хавлока и его приспешников. Закинув отрезанную голову в мешок с гниющими черепами, висевший на спине, монстр столкнул останки в яму. Плоть упала прямо на сгрудившихся внизу гончих плоти, которые тут же разорвали ее на части. Гигант проделал то же самое с двумя другими пленниками, пока очередь не дошла до девочки-псайкера, кружившейся в ветряном вихре. Цепи на ее ногах не давали ей вырваться из заточения. Лорд Хаоса облизал губы своим длинным, раздвоенным языком. Он кивнул, и охранник снял с пленницы цепи. Хавлок расправил пару своих черных демонических крыльев. Девочки плюнула в командующего «Злобы» и, освобожденная от своих оков, ринулась на монстра. Хавлок получал удовольствие от ее безумной ярости, отсутствии страха и желания убивать. Захлопав своими могучими крыльями, лорд Хаоса направил на девочку поток воздуха. Псайкер отлетела назад, попав прямо под струю огня, вылетевшую из решетки на полу, рядом с ямой. Она испустила крик боли и рухнула вниз. Крик стал громче, когда пленница распласталась на окровавленной гладиаторской арене, раздробленная кость вышла из колена.

— Это немного замедлит ее, — прошипел лорд Хавлок, убрав крылья за спину.

Две группы Сдирателей встретились друг с другом перед обелиском дворца Экклезиархии, резиденцией Еразма Олифанта, понтифика и планетарного губернатора.

Керш следовал в компании апотекария и брата Мики, шедшего впереди с щитом и болтером на изготовку. Капеллан Шадрат прибыл с знаменосцем пятой роты, братом Торалехом, гордо держащим боевой стяг. Слегка позади него следовали плеть второго отделения Ишмаил и брат Леви из отделения Кастигир. Оба Сдиратели были без шлемов, суровые лица обрамляли многочисленные шрамы.

— Я не буду протягивать тебе перчатку брат, так как боюсь, что ты не пожмешь ее, и это расстроит нас обоих, — агрессивно начал Керш, — но я благодарю тебя, за то, что позаботился о пятой в мое отсутствие и выполнил мои приказы.

Шадрат остановился. Его шлем-череп остался на месте, и капеллан явно не стремился выказать уважение.

— Я сделал то, что ожидал бы от меня Катафалк, — наконец произнес Шадрат.

Брат Омар надавил на ручку газа. Мотоцикл подчинился и рванулся вперед, дух машины изголодался по дороге. Будучи неофитом, кожа брата Омара еще не была испещрена шрамами, и грудная пластина — вмятинами. Толстые шины несли машину скаута по узкой тропе, а его темная накидка развевалась на ветру. Омар увеличил скорость, проезжая вдоль кавалькады колонн. С появлением кровавой кометы в цертусианских облаках, мировое сообщество раскололось. Богатые и привилегированные сословия бежали. Купцы распродавали свой товар. Писцы оставляли свои мастерские, а священники бросали свои паствы. Те, у кого были хоть какие-то средства, паковали вещи и выстраивались в очередь перед Мемориальным космопортом, чтобы занять место в отсеках шатлов легких крейсеров. Все они слышали истории об уничтожении целых миров, оказавшихся на пути кометы. Их кошельки опустошались жадными капитанами транспортников, устремлявшихся к орбите системы. Чувство страха было чуждо Омару, как и всем Сдирателям. Будучи скаутом и братом десятой роты, он был достаточно молод, чтобы помнить о сомнениях и предчувствиях, возникавших в его детстве. Времена хирургических усовершенствований и изучения культа остались позади. Как и времена, когда слова матери и отца были для него законом. Времена кошмаров, когда тьма кишела опасностями. Брат Омар испытывал жалость к тем, кому пришлось остаться на планете. Словно дети, оставшиеся цертусианцы были охвачены собственной невежественностью. Их существование зависело от воли Императора, ежедневно передававшейся через уста священников и каторжный труд. Теперь у них не осталось ни того, ни другого. Новорожденные останутся без еды, а мертвецы — без погребения. Повсюду царила паника. Инфраструктура постепенно разрушалась, а страхи по поводу еды и безопасности вылились в тиранию, грабежи и убийства. Именно поэтому труп-капитан Керш отдал приказы плети отделения Кетураху и его скаутам на патрулирование местности, чтобы проверить все дороги и улочки некроплекса, местность вдоль моря, усеянную гробницами и мемориальными скульптурами, а также ближайшие сообщества. В отсутствие слова Императора труп-капитан посчитал уместным успокоить обычных имперцев примером Его творений. И в такие темные времена, вид огромного Адептус Астартес, даже скаута, отвлекал глаза и разум. Так как смертные чувствовали себя в безопасности среди полубогов.

Частично, чтобы избежать убийств, мародерства и грабежей, захлестнувших деревушки и округа, частично потому, что они не придумали ничего лучше, жители мира-кладбища конвоями перемещались к Обсеке. Стадный инстинкт заставил цертусианцев идти в столицу, и с каждый новым разветвлением дорог скауты встречали толпы людей, становящиеся все больше и длиннее. Труп-капитан приветствовал эти движения, так как в его распоряжении находилось слишком мало Сдирателей и гвардейцев, чтобы оборонять мир, который может погибнуть. Омару и его братьям было приказано патрулировать этот небольшой мир, предлагая жителям населенных пунктов двигаться в столицу. Обсека была форпостом планеты, и бойцы пятой роты Сдирателей отвечали за организацию обороны столицы. Город принимал беженцев, которых расселяли в домах тех, кто уже покинул планету, либо в шатрах лагерей, организованных на территории опустевшего Мемориального космопорта. Омару понадобилось несколько дней, чтобы добраться до уставленных могильными плитами берегов Озера Чистоты, расположенного в отдаленном уголке планеты, где он обнаружил вереницы экипажей, а не толпы пеших цертусийцев. Омар проехал рядом с повозками, где ютились церковнослужители с их семьями, гробокопатели, специалисты по выкапыванию рвов, несущие гробы и монахини, ухаживавшие за стариками, больными и детьми. Потрепанные и уставшие люди, чьи пожитки были покрыты могильной пылью, везли в телегах все свое нажитое непосильным трудом имущество. Стратегия командующего не была популярной среди братьев десятой роты. Брат Куш был временно прикомандирован к отделению Цикатрикс во время тренировки на борту «Ангелика Мортис». Там ему передались настроения первого отделения в отношении к новому командующему, и теперь он также ненавидел Керша. После его выступления, остальные неофиты также прониклись презрением к обесчещенному Кнуту, потерявшему Стигмученника и окутанному Тьмой. Вскоре казармы скаутов превратились в некое подобие форума, где неофиты горячо обсуждали нового труп-капитана, и Омар всеми силами старался избегать подобных дискуссий. Когда плеть отделения Кетурах отдал приказ отправляться в патруль, Омар вздохнул с облегчением. Когда Кетурах покинул помещение, Куш и остальные принялись обсуждать новую стратегию Керша. Омар молча слушал гневные речи своих товарищей. Куш считал, что жалость Кершу к смертным — очередное проявление слабости труп-капитана, сочтя данный приказ колебаниями и трусостью, связанными с перспективой настоящего сражения на кордоне Ванахеймв или мире Роршах. Когда Куш и остальные братья собирались покинуть казармы, они обнаружили плеть Кетураха, стоящего в коридоре. Кетурах провел рукой по своим седым волосам и смерил неофитов пронзительным взглядом своего бионического глаза. Омар опустил глаза в пол и предпочел промолчать.

— Я знаю о противоречивых настроениях среди братьев пятой роты, — жестким тоном произнес Кетурах. — Но я не допущу разлада среди нас. Это понятно? Когда вы станете труп-капитанами, то сможете обсуждать стратегию и диспозицию. А до этого вы будете неукоснительно следовать приказам. Всем ясно? У Захарии Керша больше сломанных костей, чем у вас вместе взятых. Он пролил кровь в больших сражениях, чем любой брат из пятой роты, а его шрамы намного старше вас. Во имя Трона, он выиграл Пир Мечей и держал в руках Меч Себустуса — личное оружие примарха. Более того, он ваш командир. И мой. Проявите уважение.

— Но плеть… — начал Куш.

— Брат Куш, — спокойно произнес Кетурах, — ты сейчас же заткнешься, или я велю апотекарию зашить твой рот на время этой миссии. Мы друг друга поняли?

Брат Омар с трудом ковылял в тумане. Казалось, облака устали поддерживать свой вес и навалились на неофита. Плотная, вредоносная миазма распространялась повсюду, освещаемая тусклым сиянием неестественного цвета, словно масло, растекающееся по воде. Небо над скаутом Сдирателей, единственное, что можно было разглядеть сквозь туман, сверкало атмосферными возмущениями. Словно небеса падали вниз. Это был плохой знак. Омар осознал, что Цертус-Минор оказался под хвостом кометы.

Сам неофит представлял собой жалкое зрелище. Его жилет был растерзан в клочья и превратился в набедренную повязку, свисая лохмотьями с пояса. Его мускулистый торс был покрыт его собственной кровью, укусами, порезами и царапинами. Обрывки плаща служили своеобразной повязкой, предотвращающей попадание крови в глаза, пальцы слабо сжимали боевой нож, свисавший вниз, словно мачете. Лишь первобытный инстинкт выживания поддерживал в Сдирателе жизнь. Омар выбрался из кучи тел, кроша кости и черепа голыми руками. Нож выпал из рук под наплывом огромной толпы маньяков. Кто-то из безумцев подобрал его и использовал против скаута, нанося удары в плечо. Лишь отвоевав свой нож, скаут смог пробиться через толпу обезумевших местных. На протяжении нескольких часов Омар колол взад-вперед, постепенно, шаг за шагом, пробираясь сквозь орущую толпу и оставляя за собой кровавый шлейф. Одержимые давили упавших собратьев, доделывая грязную работу Омара. Неожиданно, скаут очутился в конце толпы. Продолжая пробивать себе путь к свободе, Омар скользнул в туман, оставив позади яростные крики и стоны умирающих. В полу бессознательном состоянии, потеряв много крови, Сдиратель, с трудом переставляя ноги, поплелся в сторону города Обсеки. Неофит был почти уверен, что идет по той же дороге, по которой он недавно ехал на мотоцикле. Но, в плотной стене тумана, надгробные плиты и памятники казались похожими друг на друга и, возможно, он двигался в совершенно другом направлении. Гул позади заставил Сдирателя напрячь все его усиленные чувства. Омар поднял голову и прищурился. Сквозь пелену тумана он увидел огненные вспышки, словно что-то падало с небес. Вскоре вспышки исчезли, и скаут вновь почувствовал дрожь под ногами. Сжимая боевой нож поврежденной рукой, и заставляя ноги бежать, Омар ринулся к источнику звука. Сначала скаут заметил мерцание. В какой-то момент Омар осознал, что находится на краю небольшого кратера в зоне удара. Плиты и гробы, закопанные под ними, превратились в обломки и лежали вперемежку с костями. Двигаясь дальше, скаут заметил еще несколько светящихся кратеров — следов ударов метеорита, каменных обломков, льда и древних металлов, отколовшихся от кометы.

Что-то было не так. На дне кратеров виднелись остатки гробов, а в центре лежали контейнеры. На них не было видно следов повреждений. Некоторые были погружены в землю, другие — лежали на поверхности. Взобравшись в одну из дымящихся ям, Омар изучил один из объектов. В отличие от неказистых стазисных контейнеров, используемых цертусийцами в поминальных службах, этот был длинный, широкий и причудливо украшен. Он стоял прямо в вертикальном положении по отношению к поверхности, на самой глубине кратера, и был сделан из какого-то темного адамантового сплава. Контейнер был украшен узорами и орнаментом, Омар смог различить некое подобие птицы, объятой пламенем. Скаут стал ходить вокруг предмета. Несмотря на то, что вокруг него дымилась выжженная земля, контейнер был холодным на ощупь. Омар обнаружил знаки различия Ордена и боевые почести. Царапина на корпусе не давала рассмотреть название Ордена, но скаут смог разобрать номер основания, двадцать первое, проклятое основание. Список почестей был под стать легиону первого основания, он включал Апостатические Войны, Великая Чистка Малагантины, Бичевания Голгофы, битву при Ликантосском Завале, Вторую Чистку Черных Мириад и Бадабские войны. Просунув лезвие ножа между крышкой и саркофагом, брат Омар надавил на оружие и взломал замок. Послышался скрежет, и крышка поддалась. Внутри зияла темная пустота. Омар напряг зрение. Никаких остатков Адептус Астартес. На внутренней стороне крышки скаут обнаружил небольшую табличку, на которой были выгравированы генокод, имя, звание и лозунг роты. Брат-сержант Аттика Центурий, почтенная первая рота: Ин дедикато императум ультра артикуло мортис. «За Императора даже в смерти».

Сверху послышался свист. Закрыв крышку, Омар стал всматриваться в пасмурное небо. На нем возникло множество вспышек. Словно грязные небеса разверзлись, и выпустили пламя на землю мира-кладбища. Скаут почувствовал дрожь земли от первого удара и холод крышки саркофага. Затем ослышался второй удар, а за ним — третий. Серия ударов продолжилась, пока объекты падали на землю, глубоко погружаясь в грунт поверхности. Сначала Омар подумал, что это метеоритный шторм, вызванный кометой. Он даже предположил возможность падения других саркофагов. Скаута не прельщала перспектива быть убитым одним из таких падающих объектов. Затем он услышал это. Что-то неописуемо ужасное, возвещающее о прибытии. Не метеорита или пустого саркофага. Сдиратель выбрался из кратера и поплелся по дороге. Над головой послышался звук, похожий на хлопанье крыльев. Справа от неофита раздалось шипение, словно там открывался люк. Позади послышались тяжелые шаги. Неожиданно раздался визгливый крик, вызвавший кровотечение из глаз Скаута. Омар перешел на быстрый шаг, а затем — побежал. Он больше не ощущал боль в руках и усталость в ногах. Вокруг него появлялись кошмарные твари, которых было просто невозможно описать. Брат Омар устремился во тьму, по дороге, усыпанной гравием, которая, как он надеялся, вела в Обсеку, к его боевым братьям и оружейной.

Кнут стоял на каменном выступе. Технодесантник Данкред подтвердил, что разрушение внешних стен, церквушек и жилых домов, не вызвало никаких затруднений, строения были построены давно, поэтому практически разваливались сами по себе. Теперь эти сооружения представляли собой периметр из каменных обломков, обеспечивая защиту воинам создавая предпосылки для прицельного огня из орудийных платформ по секторам обстрела.

Хотел бы я, чтобы это был сон.

Ужас варпа навис на Цертус-минор. Мир-кладбище был объят безумием битвы, когда хвост кометы прошел сквозь орбиту планеты. Нескончаемый поток тварей Хаоса, словно дождь, хлынул на небольшой островок Империума.

Двадцать четыре часа мы сражались без устали, по колено в трупах врагов, сохраняя хладнокровие и чистоту наших душ в этой животной резне. Пятая рота сдерживала атаки противника и заслужила свою честь на поле боя. Двадцать часов небеса падали на нас, жадные до нашей человечности. Мы сражались как никогда прежде, доводя наши сверхчеловеческие тела до предела возможностей. Сердца гнали кровь по нашим телам. Повсюду потрескивала энергия. Глаза видели лишь врагов. Руки автоматически управляли нашими мечами и болтерами. Мы отбирали жизни без всякой стратегии. Техника и искусство битвы сошли на нет. На месте убитой твари появлялась другая, и мы рубили их, не задумываясь, для того, чтобы выжить. На двадцатом часу поток сократился. Массы рассеивались, упрощая нашу работу. Мы отбросили монстров к первому периметру и добили оставшихся. Здесь не было места тактике. Твари просто ломились напролом. И, наконец, убивать стало некого.

Хотя пятая рота и достигла великой победы над Хаосом, цена оказалась высокой. Братья Эбенезар, Тикариас, Молиат, Ашкелон и технодесантник Данкред отдали свои жизни, обороняя город и его жителей. Их тела лежали на земле согласно обычаям, со всеми ужасными ранами, которые они получили. Тикариас представлял собой кашу. Данкред — изрубленный каркас плоти Адептус Астартес, разорванной гидравлики, электросистем и бионики. Технодесантник сражался храбро, но он не смог справиться с многократно превосходящим его количеством демонов. Члены отделения Контритус сделали все возможное, чтобы оттеснить противника, их навыки проверялись на улицах Святого Бартоломея-Восточного, заполненных массой демонов Хаоса. Скауты Сдирателей уменьшали эту стену тварей точными выстрелами из снайперских ружей, давая Скейсу и нескольким братьям из отделения Цикатрикс возможность перегруппироваться и оттеснить монстров. Несколько раз Громовой Ястреб «Импунитас» удачно заходил для бомбометания по отродиям варпа, при этом полностью уничтожая величественные постройки квартала. Пока мои Сдиратели следовали прославленным традициям Ордена и доказывали репутацию смертоносных воинов, смертные не могли справиться с волной кошмара, обрушившейся на них. Я требую слишком много от обычных людей. Если бы жители Империума не были так слабы, нужда в Адептус Астартес отпала бы сама собой, и лучшим тому доказательством было бегство цертусийцев. В истории есть немало эпизодов героизма обычных смертных: война за Армагеддон, Ефрасийская Резня и многочисленные крестовые походы, где закаленные в боях кадианцы снискали множество почестей. Человечество не утратило силы духа. И такие истории воспеваются и будут воспеваться в легендах и мифах. Но на каждого имперца, не дрогнувшего перед ксеносами и еретическими предателями Хаоса, приходится тысяча других, кто не выдержал и сбежал с поля боя. Из-за страха этих людей судьба Империума уже предрешена. Мужчины, женщины и дети, в чьих руках оружие становится бесполезным. Трусливое большинство, сбегающее в надежде, что остальные защитят их. Возможно, за это стоит винить Адептус Астартес. Мы ослабили Империум. Существование полубогов превратило обычных людей в пассивных наблюдателей. Находясь рядом с божествами, они чувствуют себя вне опасности. Ангелы Императора спасут их. Они наблюдают за борьбой добра и зла в галактике, упуская важную деталь — судьба Империума — в их собственных руках.

Но, несмотря ни на все, я не могу винить их. Я — нечто большее, чем человек, но, даже несмотря на свой опыт и наследие, я понимаю их. Страх — это простое и естественное чувство. Нерациональное и практически бессознательное желание убежать, убраться подальше от источника опасности. То, как люди иногда справляются с таким штурмом химии и эмоций — уже чудо само по себе. Многие сбежали, отказавшись сражаться. Пока Скейс и Йоахим осыпали трусов проклятиями, я обнаружил, что не могу винить этих цертусийцев. Моя жертва — это моя жертва и ничья более. Я делаю это во славу Императора, а не их. По правде говоря, мне плевать на их выживание. Мы не связаны братскими узами, хотя и пятая не может похвастаться этим. Выживут ли они, или нет — все это не важно в масштабах Империума. Их существование означает лишь одно для меня — недопустимость мысли о победе врага. Я подозреваю, что это безумие имеет под собой цель ослабить нас, чтобы нанести решающий удар. Злобокост приближается. Губительные Силы жаждут захватить этот мир и его людей, отобрать их у меня. Я не допущу этого. Они проиграют. Я обеспечу им поражение.

Его завли Скариох. Он был Сдирателем, членом отделении Ценсура и второй плетью отделения. Несколько часов назад его вполне устраивали подчинение плети отделения, защита чести Ордена и битва за Императора. Слова Катафалка были его путеводителем, а подвиги Дорна — примером. Он был Адептус Астартес — ангелом Империума.

Сейчас все это стало не важным для него.

Тот-кто-был-Скариохом думал только о крови. Он ощущал лишь чувство несправедливости, ненависть ко всему, чем он был, к порядку и дисциплине, чести и приказам, подчинению. Первый раз в жизни космический десантник ощущал весь потенциал своего сверхчеловеческого тела. Он наслаждался неограниченной мощью, пульсирующей в его венах, его чувства обострились, словно у хищника, а сердце стучало, словно молот.

Космический десантник чувствовал только начало конца. Он стал чем-то другим, чем-то новым и могущественным, чем-то, что живет только для того, чтобы обрывать жизни остальных. Размалывать черепа. Разрывать мягкие тела зубьями меча и насаживать их на клинок, словно на вертел. Он ощущал жажду крови. Слышал каждый хруст ломаемых позвоночников и свернутых шей, вздохи и мольбы умирающих. Его ноги утопали в океанах крови. Единственное, что он хотел больше всего на свете в настоящий момент — воплощать свои кровожадные желания в жизнь. Кровавый кошмар, разворачивающийся вокруг него, лишь подпитывал ярость того-кто-был-Скариохом.

Они сделали это с ним, так называемые братья. Убийство, резня — все это должно продолжаться. Ложные ангелы трупа-Императора не смогли понять это. Ублюдки, они окружили его как трусы, а затем схватили и отобрали дымящийся меч. Но перед этим тот-кто-был-Скариохом сломал несколько челюстей и носов. Когда он не поддался уговорам этих слабаков, ублюдки перерезали кабели его брони и сняли питающую батарею. Они схватили его за кисти и прижали к колонне.

— Командор!

Лейтенант Хисс снова постучала в дверь каюты. Она взглянула на свое матовое отражение на поцарапанном металле. Даже на такой поверхности она могла видеть свои золотисто-каштановые кудри и веснушчатое лицо.

— Командор, — снова позвала она. — У нас сообщение с поверхности. Новые приказы от Адептус Астартес.

Хисс находилась на мостике оборонительного судна Адептус Министорум «Апотеон», когда пришло сообщение с поверхности планеты. Она никогда прежде не разговаривала с ангелами Императора и была бы сильно взволнована, если бы не масштабы разрушений, заполнивших весь экран.

За плотным монитором медленно вращался Цертус-Минор. С облаками цвета прокисшего молока и поверхностью, представлявшую из себя один большой кусок могильного камня, небольшая планета казалась беззащитной и одинокой в мрачных глубинах космоса. «Апотеон» базировался над кристальным озером, рядом с северным полюсом, наблюдая за миром экклезиархии, словно сторожевой пес. Корабль был единственным судном, оставшимся на планете, некро-фригаты и транспортники давно покинули планету. Но реально ощущать груз ответственности лейтенант стала только после отбытия ударного крейсера Адептус Астартес «Ангелика Мортис» на мир-кузницу Адептус Механикус, Аэтна Фол.

Черенок лопаты врезался в землю мира-кладбища. Вудс Шпренгер был гробокопателем всю свою сознательную жизнь. Его тело, под пропитанной потом и пылью рубахой, было жилистым и худощавым, его движения были быстрыми и уверенными. Откидывая землю в сторону, словно находясь под влиянием гипноза, гробокопатель почувствовал, что лопата уперлась в металл. Расчистив поверхность крышки гроба, Вудс спрыгнул вниз. Поддев лопатой краешек стазисного контейнера, он попытался приподнять крышку. В ноздри цертусийцу ударил запах смерти. Он закашлялся и прикрыл рот рукой. Достав свою газовую лампу, Вудс поднял ее вверх, чтобы исследовать внутренности гроба. Данное действо являлось кощунством в представлении гробокопателей, чья работа состояла в захоронении мертвых и выкапывании гробов, чей срок пребывания в святой земле истекал. Только богачи и выдающиеся личности могли позволить себе найти вечное пристанище в земле Цертус-Минор. Они были захоронены здесь, их стазис-генераторы — отключены, и эти мертвецы могли спокойно разлагаться, как того требовала традиции мира-кладбища. Обычные гробокопатели никогда не открывали гробы без нужды, только расхитители гробниц помышляли подобными делишками. Срывание печатей с крышки гроба каждый раз вызывало у набожного Вудса дискомфорт, и он бы никогда не сделал этого, если бы не понтифик и Ангелы Императора.

Внутри гроба Вудс обнаружил останки женщины. Полуразложившийся скелет, закутанный в многочисленные одежды. Гробокопатель предположил, что она была представительницей знати какого-нибудь отдаленного мира-улья. На костяшках руки виднелись различные украшения из драгоценных металлов и камней, а на шее висело бесценное ожерелье. Пустые глазницы безмолвно взирали на Вудса, и мужчина закашлялся. Подавшись вперед, Вудс проверил системы проводов, между надгробной плитой и гробом, уходящие вглубь могилы. Потянув за проволоку, он услышал печальный звон колокольчиков, прикрепленных к декоративной детали маркера.

Рядом с надгробным камнем лежало оружие Вудса, автопушка с потертым прикладом, серпообразными обоймами и длинным стволом. Это шумное оружие на раз спасало ему жизнь, особенно при первых штурмах. Вместе с Дональбэйном он держал оборону своего участка, вместо того, чтобы поддаться ужасу и безумию, как остальные жители, сражавшиеся рядом с ним.

Выбравшись из могилы, Вудс подобрал небольшой камень и вставил его в рот каменного херувима. Он услышал негромкий скрежет по камню, пока камень падал по трубе, соединявшей надгробный камень и контейнер.

Проверка этих защитных механизмов входила в обязанности церковнослужителей. Вудс лишь раз присутствовал на эксгумации трупа. Это произошло на кладбище Восточного Асфодила, неподалеку от его дома. Его позвал отец Деодат, проходивший мимо священник, который услышал звон колокольчиков. Отец Деодат, Вудс, Дональбейн и несколько других копателей из ксенопоста обнаружили место, откуда доносились звуки и приступили к раскопкам. Колокольчик звучал все сильнее, и вскоре жители мира-кладбища откопали могилу и обнаружили там офицера Имперской Гвардии — драгуна в полном боевом облачении, в шлеме и с саблей в руках. Офицер был ошеломлен, и почти сошел с ума от приступа клаустрофобии. В темноте его трясущиеся пальцы обнаружили провода и, поняв, что они служат неким сигналом, офицер стал судорожно тянуть их, надеясь на то, что кто-нибудь скоро обнаружит его.