Герой этой повести — Савелий Сапронов — не вымышленное лицо. Повесть посвящена его детству и юности. В первые годы революции имя матроса Савелия Сапронова было хорошо известно на Черноморском флоте. Он первым поднял красным флаг на эсминце «Капитан Сакэн», был первым комиссаром этого эсминца, а затем и членом революционного комитета Севастополя.
Это был один из многих большевиков, которые вынесли на своих плечах всю тяжесть борьбы с контрреволюцией, с кулачеством, все трудности строительства первого в мире социалистического государства. Савелий Сапронов вырос мужественным, стойким и верным революционным борцом. Его биография тем и интересна, что это обыкновенная биография коммунистов старшего поколения, дедов нынешних пионеров.
Автор этой книги — жена Савелия Гавриловича Сапронова Надежда Алексеевна — в прошлом учительница математики, Она начала писать эту книгу после смерти С. Г. Сапронова, вдохновленная желанием рассказать нашим детям об их дедах, отдавших всю свою жизнь делу революции, делу партии, делу строительства коммунистической жизни.
Н. Сапронова
Когда деды были внуками
Часть первая
Савка и бабушка
У Савки было так много братьев и сестер, столько рук тянулось всегда за столом к горячей картошке, что до шести лет он и пересчитать их не мог.
Знал только, что и свою руку надо было вытягивать как можно длиннее, чтобы поскорее ухватить картошку «с дымком».
Конечно, без толкучки при этом не обходилось, но ведь есть-то хочется!
А вот бабка этого никак понять не могла! Требовала: лоб перекрестить, под носом утереть и ждать, пока она сама раздаст картошку.
Весеннее
Как большинство деревень того времени, Савкина родная деревня была бедная-пребедная. На всю деревню было всего две пары сапог, хозяева их надевали только в праздники. В этих сапогах женились все парни деревни, возвращая их хозяевам сразу же по приезде из церкви. Постоянной обувью были лапти да веревочные чуни.
Плохо жилось ребятишкам зимой. Одежи-обуви у малолетних нет, в избах холод, сидят дети по хатам день и ночь на печке. От тесноты да от скуки толкаются там и шпыняются целый день. То подерутся, то поиграют, визг стоит на печке не смолкая. А тут еще и темнота: освещаются лучинами, чадят они, гаснут…
Но бабушка, наверное, как кошка, видит и в темноте: и домашние дела у нее идут по порядку, и прясть успевает. А постом, когда дни длиннее становятся, ткет.
Так прошло со смерти матери три зимы.
Последняя зима была лютая. Ребятишки, что помладше, совсем затомились, на печке сидючи. В марте стали на солнышко выползать. Чуть живые, худые, лица серые, вялые, как мухи после зимы…
Конец детству
Деревня, где жили будущие хозяева, была в двенадцати верстах от Савкиной.
Дорога шла то полем, то перелесками, то овражками, где еще шумели глубокие и бурные весенние ручьи. А больше всего логами, где сейчас стояли недолгие весенние топкие болотца, куда нога вязла по колено: их приходилось обходить огромными кругами, удлинявшими путь вдвое, а то и втрое. Отец с Савкой шли уже несколько часов, и Савка постепенно забывал, куда и зачем идет, и наслаждался путешествием.
Солнце неутомимо гнало оставшийся снег, попутно купая Савку в блаженной теплой волне. Воздух пел тысячами жаворонков и именно потому, что их было тысячи, — пел он мощно, не смолкая… Неопытный глаз даже не видел самих певцов, залитых ярким светом.
Но Савка, не отрываясь, следил за крошечными комочками, быстро набирающими высоту и стремительно падающими вниз. У самой земли они вдруг делали головокружительный поворот и, почти касаясь крылом земли, снова взмывали вверх.
Это было так естественно легко, так захватывающе, что Савку тоже неудержимо потянуло вверх, в воздух, и он поскакал по дороге, стараясь подпрыгивать как можно выше.
Батрак
Кулак не ошибся. Семилетний Савка оказался отличным подпаском.
Целый день с рассвета дотемна птицей носился он за проказливой хозяйской скотиной. А скотины было столько, что и старшие ее пересчитать сразу не могли. Кругом пастбища кольцом лежали хозяйские и соседские помещичьи посевы и манили к себе скотину своими пышными всходами на жирно-удобренной земле.
Савка давно знал, что будет, если скотина туда заберется. Будет потрава. Будет поимка и арест преступной коровы или овцы. Будет грозный, штраф, и вопли, и мольбы хозяина провинившейся коровы (если он бедняк) или наемного пастушонка, если хозяин — кулак.
И спина пастушонка навек запомнит, что такое «потрава».
У Савки за все лето не было ни одной заметной потравы, и этим благополучием спина его обязана была исключительно ногам.
Снег выпал
Наконец в одну из студеных октябрьских ночей выпал желанный снег…
И, хотя Савка мечтал о нем давно — даже во сне по ночам видел, — белая, пушистая, сверкающая на солнце пелена снега, покрывшая землю, крыши и неопавшие еще листья деревьев, поразила его своей красотой и великолепием.
Вся деревня преобразилась.
Изрытые огороды с неубранными остатками всевозможной ботвы покрылись ослепительным волнообразным ковром, голубоватым по впадинкам и нестерпимо сверкающим на бугорках. Крыши — даже убогие и ветхие — в своем белоснежном уборе выглядели молодо и задорно, как белые платочки на девичьих головах. Даже темные бревна изб и подслеповатые окна посветлели от окружающей белизны, будто умылись в чистом снегу.
Минуту Савка стоял ошеломленный. Потом испуганно дернулся в сторону хлева: уж солнце встало, а коровы еще дома! Как же это он нынче? И почему хозяин не разбудил? Но тотчас же вспомнил и понял все: пастьба кончена, он свободен! Заплясали сами собой заскорузлые пятки, забили руки по бокам. Помчался обратно в сарай — сам не зная зачем: верно, порадоваться на свободе, втихомолку, чтобы хозяин, упаси бог, не подглядел.
Часть вторая
Поля и дороги Орловщины
Хороши поля Орловщины весной…
Куда ни пойди, откуда ни взгляни — всюду необозримая равнина, изумрудным ковром устеленная, с мягкими, едва заметными переходами от возвышенных мест к низинным. И от этих переходов кажется, что равнина дышит, поднимая и опуская свою могучую грудь.
Еще краше те поля в конце лета.
Поднялась, возмужала красавица рожь.
Уж не ковром, и морем разлилась она по необъятной равнине; и ходят по ней золотые волны под ласковым летним ветерком; и шумит она тихим живым шелестом, будто говорят колосья меж собой: «Готовьтесь! Скоро жатва!»
Вот и станция
Вот по этой грязи и топает сейчас Савка, шагая на железнодорожную станцию. Вместе с ним месят грязь еще пять пар терпеливых крестьянских ног — его провожающих.
Идут уже три часа… Устали так, что и разговаривать неохота.
И только думкам в голове усталость нипочем, летят себе куда хотят. Одни — в прошлое, другие — в будущее. Но исходная точка у всех одна: судьба Савкина.
Сват вспоминает свое собственное шахтерство и первые, самые трудные годы. Вспоминает и хорошее, что дали ему шахты: осмысленный труд, рабочую дружбу, относительную обеспеченность. «Эх, кабы не увечье, никогда бы в кулацкую кабалу не воротился!»
Отцу Савки, никогда никуда не уезжавшему от дома больше чем на три дня, предстоящий отъезд сына рисуется в самых мрачных красках: дальняя дорога, трудности при поисках работы, соблазны разгула, обвалы и увечья — спутники шахтерской жизни. Долго ль пропасть парнишке? Ребята-провожатые в глубине души завидуют ему: от кабалы избавится и свет увидит.
«Зайцы»
Но вот слышится шум подходящего поезда. Гудок… Савка начинает дрожать мелкой дрожью. Все торопливо встают, отряхиваются и направляются к станции. Сват и здесь «командует парадом»: улучив момент, когда станционного начальства поблизости нет, он всовывает Савку и Андрея в курящий вагон третьего класса и вскакивает за ними сам.
Осенняя темнота и туман помогают незаметной посадке ребят. Подталкивая их в дверь вагона, сват говорит им последние ободряющие слова и наставления, обнимает и оставляет одних среди чужих, незнакомых людей.
Ребята остановились растерянные: и впрямь зайчата, в ловушку попавшие…
Но кругом — не лес, не враги, а свои, понимающие, сочувствующие люди: бедняки, чернорабочие.
— Ну, чего задумались, зайчата? Ныряй под лавку! — ободряюще говорит один.
Второй день и последующие…
Светало. Моросил въедливый осенний дождь. Маленькая деревянная платформа станции была почти безлюдна: на этой станции останавливались только самые неторопливые поезда — товаро-пассажирские. Остальные — а их было большинство — с грохотом пролетали мимо.
В промежутках начальник станции уходил домой пить чан и закрывал ожидальную «от жуликов».
Продрогнув за несколько часов под платформой, возвышавшейся на коротких столбиках над морем грязи, ребята ухитрились снова сесть в поезд.
Несколько пролетов проехали под лавкой. Контроль, и снова — вон!
Андрей уже плачет и проклинает отца. Отцовский карман вполне выдержал бы стоимость билета. Но жадность богатства не щедрее немощи бедняка: даже запас Андрея «про черный день» превышал Савкин всего на семь рублей.
Приехали…
Шахту, где работали земляки, ребята нашли легко.
Последние попутчики — шахтеры окрестных шахт — так обстоятельно, так заботливо описали им все приметы дороги, что она встретила их как старая знакомая и сразу же привела куда надо. Барак тоже отыскали без труда, только в дверях маленько попутались: их было шесть. Однако нашли и дверь. Помешкав немного — старательно очищали ноги голиком, — ребята робко открыли дверь.
Волна комнатного, хорошо прогретого воздуха хлынула им навстречу.
Но не от нее закружилась у Савки голова и заработали слюнные железы: запах щей, жареного картофеля, хлеба, свойственный помещениям, где готовят и едят, был тому причиной.
В комнате был всего один человек: женщина, стоявшая у плиты спиной к двери. Она мыла посуду. Справившись со слюной, Савка охрипшим от простуды и волнения голосом негромко сказал:
К читателям
Отзывы об этой книге просим присылать по адресу: Москва, А-47, ул. Горького, 43. Дом детской книги.
Государственное издательство детской литературы Министерства просвещения РСФСР
В 1963 году для детей среднего возраста выйдут в свет следующие книги:
Художник Б. Лебедев.
Для среднего возраста.
Сапронова Надежда Алексеевна.
Когда деды были внуками.