Неоязыческое движение является оригинальным явлением нашего времени. К нему обращаются образованные городские жители, давно утратившие связи с традиционной крестьянской культурой, которая, казалось бы, являлась последним оплотом архаических дохристианских верований. Неоязыческие группы, созданные городскими интеллектуалами, уже несколько десятилетий существуют во многих странах Запада. Относительно недавно они стали возникать в разных регионах России и в других постсоветских государствах, причем не только в христианской, но и в мусульманской среде. Широкие масштабы, которые получает это движение, заставляют нас задуматься о том, каковы его побудительные мотивы и стимулы, чем оно привлекает городских жителей, почему их не удовлетворяют универсальные подходы, которые им предлагают христианство и некоторые другие мировые религии. Идет ли речь о чисто религиозном движении или неоязычники ставят перед собой более широкие мировоззренческие вопросы; ограничивается ли неоязычество чисто интеллектуальной деятельностью или претендует на решение злободневных вопросов современности – социальных, политических или национальных, а если так, то как оно предлагает их решать и какая роль в этом отводится религии? Если неоязычество, как это представляется, можно трактовать в терминах «изобретения культуры», то как оно сочетается с современной городской культурой и социальной средой, что и как именно изобретается и для каких целей? Каковы взаимоотношения между неоязычеством и мировыми религиями, что именно оно в них отрицает и что из них заимствует? Все эти и многие другие вопросы впервые в нашей науке рассматриваются учеными, которые в последние годы пристально следили за весьма противоречивыми тенденциями развития современных неоязыческих движений. В книге представлены материалы о различных русских неоязыческих движениях, о развитии таких движений у других народов России, а также на Украине, в Беларуси, в Латвии, Армении, Абхазии и ряде других регионах.
Введение
Двухтысячелетний юбилей христианства знаменуется парадоксальным явлением – возрождением язычества. К нему обращаются образованные жители городов, давно утратившие связи с традиционной крестьянской культурой, которая, казалось бы, была последним оплотом архаических дохристианских верований. Неоязыческие группы городских интеллектуалов уже несколько десятилетий существуют во многих странах Запада. Относительно недавно они стали возникать и в регионах России, и в сопредельных республиках, причем не только в христианской среде. Масштабы, которые приобретает это движение, заставляют задуматься о том, каковы его побудительные мотивы и стимулы, чем оно привлекает горожан, почему их не удовлетворяют универсальные подходы, которые предлагают христианство и некоторые другие мировые религии. Идет ли речь о чисто религиозном движении, или неоязычники ставят перед собой более общие мировоззренческие вопросы; ограничивается ли неоязычество чисто интеллектуальной деятельностью или претендует на решение злободневных вопросов современности – социальных, политических или национальных, а если так, то как оно предлагает их решать и какая роль в этом отводится религии? Если неоязычество, как это представляется, можно трактовать в терминах «изобретения культуры», то как оно сочетается с современной городской культурой и социальной средой, что именно изобретается и для каких целей? Каковы взаимоотношения неоязычества и мировых религий, что именно оно в них отрицает и что из них заимствует?
Каков социальный портрет неоязычников, какова их половозрастная, профессиональная, социальная, политическая и этническая принадлежность? Кто возглавляет движение? Как, на какой основе лидеры создают неоязыческую религию или, шире, неоязыческое мировоззрение? Что представляет собой эта религия, какова ее догматика, как создаются и отправляются ритуалы, имеются ли особые служители культа и составляют ли они некую иерархию, какую символику (как духовную, так и материальную) они используют, каким именно богам поклоняются неоязычники, чему они отдают предпочтение – политеизму или монотеизму, отличается ли их календарь от христианского? Наконец, каким им видится место неоязычества в условиях современности – ограничивается ли оно свободой интеллектуального самовыражения или же претендует на новую политическую или этническую идеологию, способную мобилизовать массы на политические действия? А если так, то о какого рода действиях может идти речь и против кого они могут быть направлены?
Мало того, есть основания полагать, что в разных этнорегиональных контекстах неоязычество принимает особые формы, опирающиеся на воспоминания о местном древнем наследии и отражающие современные этнокультурные и социально-политические реалии. В этом отношении имеет смысл говорить о разных моделях современного неоязычества. В одних случаях оно обращает свои усилия на защиту природного и культурно-языкового ландшафта, в других делает упор на эксклюзивный принцип крови; в одних случаях отстаивает свободу интеллектуального самовыражения, в других – требует введения этнократической власти и дискриминации инородцев вплоть до этнической чистки; в одних случаях ведет поиск истины с помощью оккультных эзотерических учений, в других – ограничивает себя исключительно биологическими расовыми построениями. Одним словом, современное неоязыческое движение достаточно разнообразно как по своим мотивам, так и по тем ответам, которые оно дает на животрепещущие вопросы современности.
Следовательно, неоязычество представляет интерес по ряду причин. Во-первых, с точки зрения культурной динамики – как, какими путями и почему бывшее атеистическое общество приходит к религии, почему часть наших современников, вступивших на этот путь, выбирает именно неоязычество? Во-вторых, является ли неоязычество религией в чистом виде, или оно отражает гораздо более фундаментальные мировоззренческие сдвиги? В-третьих, исходя из того, что культура представляет собой более или менее четко структурированную систему, мы вправе поставить вопрос, как язычество, тесно связанное с архаическими клановыми структурами, может вписаться в контекст современной модернизованной культуры? Ясно, что традиционное язычество на это не способно, что позволяет говорить о неоязычестве как о новом явлении нашей эпохи. В-четвертых, исходя из полной аполитичности большинства западных неоязыческих групп, мы должны объяснить высокую степень политизации многих неоязыческих движений на постсоветской территории. В этом отношении исследование неоязычества выходит за рамки чисто теоретического и приобретает важный прикладной интерес – каковы политические ориентации неоязычников, в чем заключается и в чем проявляется их политическая активность, несут ли их идеологические конструкции определенный груз ксенофобии, а если да, то какой и почему? Наконец, в какой мере неоязыческие движения, расцветающие на постсоветском пространстве, связаны с этнонационализмом?
Таков круг вопросов, который обсуждался на специальной секции, организованной 9 июня 1999 года в рамках проходившего в Москве III Конгресса российских этнографов и антропологов (8-11 июня 1999 г.). В настоящем сборнике публикуются наиболее интересные из докладов, представленных на этой секции. Разумеется, далеко не все вопросы из поставленных выше удалось рассмотреть и обсудить. Исследования неоязычества еще только начинаются…
В. А. Шнирельман
Перун, Сварог и другие: русское неоязычество в поисках себя
[1]
1. Неоязычество как новая русская идеология
Становление русского неоязычества происходило в течение последних 15–20 лет. В настоящее время оно набирает силу, русские неоязыческие общины растут, как грибы, а создаваемая ими идеология активно прорывается в российские средства массовой информации и усиленно культивируется достаточно влиятельным направлением художественной и научно-фантастической литературы.
Сами русские неоязычники определяют себя как приверженцев некоего дохристианского исконно славянского, русского или «славянско-арийского» язычества. Большинство из них по старой советской традиции отождествляют этническую группу с нацией. Тем самым, язычество для них тождественно национализму или, точнее, этнонационализму
[2]
. Некоторые из них, подобно издателям московского журнала «Наследие предков», широко используют термин «неоязычество», не видя в том ничего зазорного
[3]
. Однако другим активистам движения этот термин представляется искусственным и даже оскорбительным. Они заявляют, что восстанавливают аутентичную исконную традицию, поэтому приставка «нео-» задевает их за живое, – и они называют себя просто «язычниками»
[4]
. Между тем, члены московской Славянской языческой общины стараются избегать термина «язычество». Они предпочитают термин «славяне», а свою религию называют «Славянством». Они утверждают, что «славянин» означает «славящий богов»
[5]
. Петербургские неоязычники из «Союза венедов» используют в своей системе верований термин «ведизм». Они представляют свою веру в виде научного знания и отвергают понятие религиозной веры. Этот взгляд разделяет и Александр Аратов, издатель московской радикальной газеты «Русская правда»: он предпочитает говорить о солнцепоклонничестве или ведизме, что для него тождественно славянству. Аратов убежден, что древние славяне не «верили», а «ведали», т. е. знали, причем эти знания якобы ничем принципиально не отличались от научных. Для него это означает, что их знания были основаны на научном видении, а не на религии
[6]
.
В последние годы среди неоязычников отмечается рост симпатий к старообрядцам, и в некоторых случаях они даже отождествляют свою веру со старообрядчеством. Однако в этой среде старообрядчество понимают весьма своеобразно, в частности как приверженность неким исконным русским верованиям. Например, по мнению А. А. Добровольского (Доброслава), «старообрядчество, внешне проявившееся как движение против церковных нововведений, было по сути бессознательной попыткой сохранения тех пережитков дохристианских воззрений и обрядов, что таились в народе под личиной казенного православия»
В то же время при всей заявленной толерантности называются и враги староверов – чужеземцы (будь-то «иезуиты», «магометане» и пр.), которые силой или обманом устанавливали на Руси свои порядки. Луговой заявляет: «История староверов неразрывно связана с борьбой народа с ненавистным крепостничеством за свободу». Декабристы (многие из которых были западниками и состояли в масонских обществах!) приравниваются к славянофилам и объявляются старообрядцами «выступавшими за возврат к своим корням и против мировой революции»
В любом случае русские неоязычники не ограничиваются сугубо религиозной стороной; они поднимают социальные, экологические и этические вопросы, как это было свойственно многим сектам XIX–XX вв. Так, один из их лидеров, А. А. Добровольский (Доброслав), понимает под славяно-русским язычеством «лад с Природой, национальное самоутверждение и справедливый общественный строй», что в его устах тождественно «русскому национальному социализму». «Речь, – пишет он, – не о том, чтобы «вернуться» в прошлое, а о том, чтобы обозначить общество будущего, исключающее общественное неравенство…» Этому, на его взгляд, и должны служить «солнечная мощь и красота наших – родных – русальских – очищающих душу и тело обрядов и празднеств»
2. Изобретение религии
Русские неоязычники настаивают на том, что высочайшего взлета культура русского народа достигла именно в дохристианское время – якобы уже тогда сформировалось «ведическое мировоззрение», намного превосходящее современные научные достижения; тогда же сложилась мощная «Русская империя», державшая в повиновении многие народы мира и одарившая их плодами цивилизации. В 1990-е гг. русским неоязычникам особенно полюбилась славянизированная форма германского «арийского мифа», пропагандой которого успешно занимались индолог Н. Р. Гусева
[15]
и эзотерик А. Г. Дугин
[16]
.
Этот миф представляет русских древнейшим племенем, которое вначале обитало якобы в Арктике, где в те далекие времена был едва ли не тропический климат. Именно там русские выработали древнейшую систему ведических знаний и, по некоторым версиям, даже изобрели первую письменность. Затем из-за резкого похолодания им пришлось переселиться на юг, где на своей второй родине (некоторые считают, что это Южный Урал) они создали высокоразвитую цивилизацию. Оттуда их отдельные группы расселялись по всей Евразии, неся местным народам свою культуру, письменность и ведические знания. Так, по этому мифу, русские оказываются культуртрегерами, создателями едва ли не всех древних цивилизаций и родоначальниками многих народов мира
[17]
. Миф приписывает русским «нордические ценности», связанные с высокими нравственными качествами. Север оказывается и пристанищем языческих богов.
Так как исторические источники не позволяют обосновать эту точку зрения, многие ее сторонники опираются на сфальсифицированную так называемую Влесову книгу
[18]
, присваивают чужую историю (отсюда ссылки на скифов, этрусков, фракийцев и даже мифических «атлантов» и «гипербореев» как якобы прямых предков славян) и прибегают к помощи оккультизма, который будто бы дает более точное видение исторической древности, чем традиционные научные методы
[19]
.
Все это сказывается и на тех версиях «русского язычества», которые конструируют его активисты. Помимо восточнославянской традиции, они активно заимствуют фрагменты религиозных верований и систем из самых разных источников, – так иранский Зороастр превращается в «древнерусского пророка», индоарийский бог Агни самым чудесным образом представляется «русской богиней Огни», древний индоиранский аристократический титул «арий/арья» становится именем «славянского первопредка Ория», германские руны объявляются «славянско-арийскими» магическими символами. Стоит ли говорить о том, что некоторые авторы-неоязычники даже Христа причисляют к «славяно-русам»? Кстати, это нисколько не мешает им критиковать христиан за «искажение учения Иисуса Христа».
Ряд персонажей, которые неоязычники нередко включают в пантеон славянских богов, по сути либо не были таковыми в прямом смысле слова, либо отражают вторичный процесс переосмысления и являются результатом «кабинетного» мифотворчества. К таковым относятся Дана, Лель, Полель, Дидо, Ладо, Купало, Коляда, Ярила, Курент, Троян, Род, Морена и др. Возможно, к тому же ряду относится Чернобог и, несомненно, Белобог
3. В. М. Кандыба: путь к русскому протестантизму?
Один из ярких представителей первого направления – профессиональный гипнотизер В. М. Кандыба, пытающийся создать нечто вроде «русской Библии». Он руководит школой «русской йоги» в Санкт-Петербурге. Это одна из неоориенталистских групп, появившихся в России сравнительно недавно под влиянием неоиндуистских религий.
Свое учение Кандыба изложил в ряде книг, главной из которых является «История русской империи», вышедшая в Петербурге в 1997 г.
[22]
. Ее построение явно навеяно Библией: подобно последней, автор предлагает читателю грандиозную схему развития человеческой истории, построенную по генеалогическому принципу, стержень которой составляет история русского народа. Исторические экскурсы перемежаются с изложением религиозного учения, молитвами и… политическими лозунгами. Книга написана в нарочито этноцентристском духе: в ней повествуется прежде всего о русском народе, и она обращена к нему. Правда, русский народ понимается весьма своеобразно: местами – как все население Евразии, местами же – как все представители «белой» и даже «желтой расы».
В любом случае речь идет о Русской Религии, в которой господствует Русский Бог. К пророкам этой религии, помимо вымышленных автором личностей, относятся Заратуштра, Иисус Христос, Будда и Мухаммад. Все они называются «русскими пророками», а ислам, буддизм и православие представляются молодыми ответвлениями от Русской Религии
[23]
. Что же это за религия? Поначалу Кандыба ассоциировал единого Русского Бога с «разумным Космосом» и утверждал, что «древние русы считали, что мир материален и ничего, кроме материи, в нем нет». Следовательно, они были «верующими материалистами»
[24]
. Сохраняя в целом то же, надо сказать, циничное отношение к религии, в последнее время Кандыба решил заняться созданием национальной русской религии, имеющей выраженный монотеистический характер. В ней безраздельно царствует Бог-Отец. Но не забыта и библейская Троица, понимаемая весьма не традиционно. Триединство представлено Богом-Отцом, Богиней-Матерью Огни (здесь без труда распознается ведический бог Агни) и сыном Уром.
Автор, называющий себя не только потомственным русским жрецом, но и ученым, объясняет сущность божества следующим образом. Бог-Отец – это «квантово-нулевой космический протовакуум», или «нулевой космический протовакуум», Богиня-Мать – «вселенская гравитация», или «святой дух», а Бог-Сын – «Первозданный Свет», или «электромагнитное излучение», энергия которого лежит в основе всей жизни на Земле. В частности, Уру приписывается создание «первопредка Ория»; якобы это и стало основанием для самоназвания народа – «урусы» или «орусы»
В основе Русской Религии лежит прежде всего нравственно-этический императив, который Кандыба конструирует из элементов зороастризма, христианства, буддизма и ислама. Из зороастризма он берет дуалистическое учение о Добре и Зле, которое фактически и делает стержнем своей религии, густо окрашенной манихейскими представлениями. Ему также импонирует ницшеанское понятие «богочеловека» – он полагает, что человек способен вырастить в себе духовное существо – бога и фактически стать «Духовным Творцом как Бог»
4. В поисках языческих богов
Другие активисты русского неоязычества настроены более консервативно. Их больше привлекает мир славянских языческих богов. Однако, пользуясь разными источниками и исповедуя разные идеи, они по-разному воссоздают пантеон этих богов. Это и неудивительно, – с такой проблемой уже столкнулись западные неоязычники, которые занялись конструированием «языческих верований» задолго до своих русских собратьев
[41]
.
Между тем, в замыслы русских неоязычников входит формирование именно монолитной системы. Причем многие из них мечтают о солярной религии и не случайно так привержены солярной символике, которую для них олицетворяет прежде всего свастика. В последней они видят исконный славянский символ солнца, жизни и достатка
[42]
и с неослабевающим азартом занимаются этимологическими изысканиями, будто бы доказывающими, что предки славян и «русских» называли себя «светлыми, солнечными, детьми Солнца»
[43]
. На самом деле, во всем этом слышатся отголоски германского неоязычества второй половины XIX – начала XX вв.
[44]
, которое в свое время питало нацистскую идеологию, а в наши дни снабжает идеями своих русских эпигонов.
Среди таких неоязычников можно выделить несколько групп в зависимости от их религиозной ориентации. Наиболее представительным является движение, которое пытается интегрировать массу элементов восточных и, прежде всего, неоиндуистских культов и представлений, опираясь на псевдонаучную идею о близком родстве славян с индоариями. Это движение самым естественным образом широко использует оккультное наследие Е. П. Блаватской и Рерихов, обогащая его образами славянских языческих богов
[45]
. Любопытно, что его сторонники с презрением относятся к кришнаизму
[46]
. Лишь одно «славяно-арийское» движение в современной России –
Партия Духовного Ведического Социализма
(
ПДВС
) – строит свою идеологию целиком на основе кришнаизма
[47]
.
Некоторые неоязычники относятся к неоиндуистским культам с подозрением и опаской. Их больше вдохновляет зороастризм с его агрессивным отношением к жизни и ярко выраженным дуалистическим учением о Добре и Зле
Определенной части неоязычников импонируют древние германские культы. Здесь прежде всего выделяются сторонники «рунической магии», которые используют древнегерманские руны для самых экзотических построений и предсказаний
5. Общинная жизнь
Таким образом, современное русское неоязычество, во-первых, представлено разнообразными вариантами, а во-вторых, эклектически соединяет в себе фрагменты разных религиозных систем, включая и христианство. Это выражается и в ритуалах. Отличие неоязыческих ритуалов и празднеств от исконных языческих состоит в том, что первые имеют исключительно общинный характер, тогда как среди последних выделялись и общеплеменные, и семейные, и индивидуальные. Ритуальное славление богов русскими неоязычниками происходит на специальном, открытом месте. Для некоторых московских и родственных им неоязычников таким центром служит ритуальная площадка («капище»), где расположены «родовой столб», жертвенники и кострище («крада»). Доступ к священной площадке имеют только жрецы, остальные же члены общины располагаются за ее пределами. Жертвенники находятся в северной части святилища, поэтому во время ритуала и жрецы, и «общинники» обращены лицом на Север в соответствии с мифом о Северной прародине – «Гиперборее», где будто бы и располагается священный мир богов. Тем самым лишний раз подчеркивается оппозиция «безбожному Югу», откуда приходит Зло. Любопытно, что миф о «Прародине» влияет и на летосчисление: неоязычники начинают «Славянскую эпоху» с XII тыс. до н. э., когда легендарный материк будто бы ушел под воду в результате всемирной катастрофы
[82]
.
Неоязыческие ритуалы делятся на те, которые совершаются только членами общины и недоступны для сочувствующих и интересующихся, и те, на которые приглашаются новые лица, способные стать будущими членами общины. Впрочем, не каждый удостаивается такого приглашения; по мнению некоторых «общинников», не следует приглашать нерусских («тех, кто спустился с гор»), особенно евреев и полукровок. Полноправным членом общины признается только тот, кто прошел обряд расхристианивания, получил языческое имя и регулярно участвует в деятельности общины. Такие люди легко узнаваемы – по приходе на место ритуала они надевают русские традиционные одежды: мужчины – расшитые рубахи, подпоясанные кушаком; женщины – стилизованные сарафаны. На шее они носят специальные деревянные или кожаные обереги на шнурках.
Современные горожане, занятые в будни на работе, не имеют возможности строго соблюдать календарные праздники. Поэтому праздники нередко устраиваются в субботу. Как правило, в них участвует в основном молодежь и, реже, люди среднего возраста. Мужчины составляют подавляющую часть. Среди участвующих в обрядах встречаются студенты, учителя, руководители спортивных секций, журналисты, военные, спецназовцы, домохозяйки и т. д. Хотя теоретически ритуальные функции могут выполнять и женщины, на практике неоязыческие жрецы представлены только мужчинами. Это, как правило, – молодые люди, что также плохо согласуется с исконными языческими представлениями о «старейшинах». Никаких феминистских тенденций в русском неоязычестве не наблюдается
Чему бы ни был посвящен праздник, он обычно сопровождается ритуалом раскрещивания и приемом в общину новых членов. В книге Казакова и Богумила такой ритуал описывается следующим образом
В количественном отношении и по степени вовлеченности в языческую ритуальную жизнь неоязычники представлены в России тремя группами. Первая – небольшие общины бывших горожан, которые селятся в сельской местности, живут обособленно и регулярно исполняют языческие ритуалы и моления. Примером может служить семья А. Добровольского (Доброслава). Вторая – представители городской интеллигенции, которые живут обычной жизнью, но несколько раз в год по языческим праздникам собираются для исполнения ритуалов. Наконец, третья группа – «идеологические язычники», для которых язычество – определенное мировоззрение, способ выразить свое отношение к окружающему миру. Для них язычество – не столько религия, сколько идеология, и оно сводится к ряду мифологем, среди которых немалую роль играют антисемитские построения, особенно «арийский миф». В последнее время именно в этой группе распространяется идея, что язычество – вовсе не религия, а система научных ведических знаний, которыми владели древнейшие славянские предки, но затем были почти полностью утрачены
