Писатель-фронтовик Олег Константинович Селянкин рассказывает в этой книге о мужестве защитников осажденного Ленинграда, о героизме матросов, сражавшихся с врагом на Волге, о подвиге юных участников Великой Отечественной войны. Судьба юнги Вити Орехова — это отражение сотен и сотен судеб таких же мальчишек, в жизнь которых жестоко ворвалась война. Найти свое место в бою с врагом Вите помогли старшие товарищи. Их поколению принадлежит и автор.
Олег Селянкин
ЕСТЬ ТАК ДЕРЖАТЬ!
Глава первая
В БЛОКАДЕ
На Неве тяжело ухают пушки военных кораблей, стоящих во льду. Изредка, как раскаты далекого грома, доносятся до города залпы фортов Кронштадта.
Редкие хлопья влажного снега падают на пальто, шапку и валенки Вити. Можно стряхнуть снег, но Витя не хочет шевелиться. Он сидит на крыше своего дома, смотрит вдаль немигающими глазами, прячет подбородок в мамин пуховый платок и при каждом взрыве бомбы еще плотнее прижимается к холодной дымовой трубе.
Дом высокий, и крыши других домов толпятся вокруг него снежными холмами. На всех на них видны черные пятна самой причудливой формы. Иногда они медленно передвигаются по снежному полю, но чаще всего неподвижны до тех пор, пока не раздастся сигнал отбоя воздушной тревоги. Это сидят наблюдатели — «истребители» зажигательных бомб.
Выше аэростатов заграждения, темнеющих на сером небе, летают фашистские самолеты. Они кружатся над городом, засыпают жилые дома зажигалками. Но часто падают и фугасные бомбы. Тогда дома вздрагивают, а тот, в который попала бомба, начинает медленно крениться и вдруг рассыпается по мостовой грудой камней.
От фугасок одно спасение — бомбоубежище, но всем туда уходить нельзя: пока люди сидят в убежище, маленькая, на первый взгляд безобидная, зажигалка упадет на крышу, пробьет ее и жаркое пламя вспыхнет на чердаке. Начнется пожар.
Глава вторая
ВЕСНА НА ВОЛГЕ
Долгожданная весна подкралась незаметно и перешла сразу в решительное наступление.
Обнажились глинистые обрывы гор, и по ним к Волге устремились тысячи ручейков. Весело журча, они разъедали ее синий прибрежный лед.
Волга взбухла, вода давит на лед, и местами, не выдержав напора, он ломается.
В маленьком затончике весна еще заметнее. И не потому, что на берегу зеленеют первые кустики травки, не потому, что ветерок рябит воду. Нет, не это главное. Около катеров, поднятых на деревянные клетки, с зари до зари работают матросы и командиры. Еще нет побудки, а матрос уже выводит белой краской на борту катера цифры «120». Выводит их с любовью, с величайшей аккуратностью, Слышен стук молотков, треск электросварки, временами — отрывистые команды. Всем надоело сидеть в казармах, всем хочется поскорее переселиться на катера, почувствовать под ногами палубу, вздрагивающую от работы машин, и выйти на простор Волги.
— Мы — резерв, — сказал как-то Курбатов матросам, обступившим его. — Запомните, что воюет не только тот, кто находится на фронте.
Глава третья
«СТО ДВАДЦАТЫЙ»
Волга вышла из берегов, гуляет по заливным лугам, и ее волны лениво плещутся между стволами деревьев. Оставляя за кормой водяные холмы, гордо плывут по реке пассажирские пароходы. Плетутся у берега буксиры, таща за собой вереницы барж.
Быстро идут катера. Рядом с пароходами и баржами они кажутся легкими, хрупкими. На борту одного из них большие белые цифры «120». На этом катере и поселился Витя как полноправный член его команды. Первые дни плавания Витя почти не уходил с палубы. Его интересовало все: и пароходы, и села, неожиданно выныривающие из-за лесов, и города, мимо которых катера проходили сбавив ход, чтобы волной не выбросило на берег лодки, толпившиеся около причалов. Но потом все это примелькалось, надоело.
Прошли первые дни плавания, и тоска об отце нахлынула с новой силой. Так и не получили они с Курбатовым от него весточки. Когда Василий Николаевич был на «сто двадцатом», еще можно было поговорить с ним, помечтать вслух о будущей встрече с отцом. Но теперь он почти все время на других катерах: проверяет, учит матросов.
Правда, Витя уже успел подружиться с пулеметчиком Бородачевым и боцманом Щукиным. Захар Бородачев — веселый, всегда у него в запасе имеется шутка, он всегда найдет интересное дело. Но с ним держи ухо востро: чуть что — при всех высмеет.
Вот с Николаем Петровичем Щукиным Витя чувствовал себя просто. И если Захар подшучивал, то боцман, наоборот, говорил с Витей серьезно и даже замечания делал ему, как взрослому.
Глава четвертая
БУДНИ НА ТРАЛЬЩИКЕ
За бортом ласково журчит вода. Лучи солнца пробрались сквозь марлю, которой затянут иллюминатор, и остановились на лице Вити. Они стараются разжать его веки и будто нашептывают: «Вставай, соня! Посмотри, как хорошо кругом!»
Но Вите вставать не хочется: вчера очень поздно уснул из-за комаров. Их так много, и такие они нахальные, что стоит только на секунду появиться щелке, как в каюту влетает целый рой «пикировщиков», и то над одним, то над другим ухом раздается противное, однообразное, тоненькое и гнусавое их гудение. И что хуже всего — простыню они прокалывают своими хоботками, а под одеялом жарко.
— Как в банной парилке! — обычно ворчит Василий Николаевич.
Все-таки Витя приоткрыл глаза. На стенках каюты темные полосы: комары дожидаются следующей ночи.
«Я вас сейчас тряпкой», — думает Витя и намеревается встать, но в это время на палубе раздается сигнал побудки, и сразу так спать захотелось, что глаза закрылись сами собой.
