Вечером, когда солнцу до кромки горизонта оставалось пройти совсем немного и с моря потянул прохладный ветерок, я остановился на гранитной набережной канала. Откровенно говоря, со дня приезда в этот портовый город набережная стала моим любимым местом отдыха. Почему? Море, родное Балтийское море — вот оно, рукой подать. То гневно рокочет за молом, то чуть слышно бьет о него волнами. Как бы зеркальна ни была вода в гавани, а море все равно напоминает о себе, если и не шумом волн, то запахом йода и свежестью, которую не сравнить ни с чем.

Сегодня я сначала полюбовался горящим на солнце морем. А потом мои глаза остановились на боевых кораблях, которые в этот тихий вечерний час смирнехонько стояли у стенки.

Человек, видимо, уж так устроен: встретившись с тем, что было ему родным когда-то, он почему-то обязательно хочет с гордостью заявить: «А в наше время…» Я не исключение из общего правила, я тоже искал это неизвестное что-то, которое позволило бы мне восторженно отозваться О моем прошлом. С первого дня приезда искал. Не нашел. И приподнятые носы, и скошенные назад трубы кораблей, и зачехленные пушки и ракеты — все говорило о затаенной мощи и силе стремительного броска, который обязательно будет после приказа: «К бою!»

— Да, коробочки славные, — услышал я голос, несущийся, казалось, с зеленоватой воды гавани. Осмотрелся, шагнул ближе к краю стенки. На каменных ступеньках сидел человек. Одет он был, как и большинство мужчин этого приморского городка: флотские брюки, потертый на локтях китель и до того старая мичманка, что от многих дождей, прополоскавших ее, некоторые нити верха стали серыми, выцвели. Лицо тоже обычное. Бурое от постоянных ветров и солнца.

Около ног неизвестного лежали два бамбуковых удилища и стояла баночка с червями.