Оперативная сводка особого отдела Киевского Особого военного округа с грифом «Совершенно секретно» на имя начальника управления контрразведки Красной Армия А. Н. Михеева сообщала:

В четвертом часу ночи Никита Алексеевич Ярунчиков, не уходивший домой, получил из управления контрразведки Наркомата обороны шифровку. В ней говорилось:

Держа в руках бланк, Ярунчиков долго курил, щурясь и шевеля лохматыми бровями, снова и снова просматривая текст шифровки, выхватывая глазами только что подчеркнутые красным карандашом настойчивые слова: «требую», «запрещаю», «докладывайте немедленно». До той минуты, пока Никита Алексеевич не прочитал указания Михеева, ему казалось, что все необходимое по группе «Выдвиженцы» им учтено в оперативных мероприятиях, осуществление которых, считал он, достаточно обеспечено чекистскими силами. И вдруг во всем этом начальник нашел изъян, лишивший Ярунчикова уверенности в успехе начатого оперативного расследования.

За окнами серел рассвет, растворяя тихий, лениво расступающийся мрак.

Михеев глянул на часы. Было без малого половина шестого, а спать уже не хотелось, мысли сразу перенеслись в Киев, в особый отдел округа. Анатолий Николаевич и засыпал с думами о «Выдвиженцах», поздно возвратись домой из управления — специально ездил поговорить с Ярунчиковым по телефону; застав того на месте, в кабинете, посочувствовал даже, что Ярунчикову еще беспокойнее, чем ему самому.

Смутное неудовлетворение мучило Михеева. Он чувствовал какую-то недотяжку в предпринятых мерах по группе «Выдвиженцы». С холодной логикой сапера думал сейчас Михеев о возможных действиях неизвестного радиста, не забывая при этом о том, что даже нелогичные поступки разведчика тоже могут служить удачным защитным прикрытием. Анатолий Николаевич размышлял о неизбежной предосторожности радиста, который постарается выйти на очередной сеанс связи со своим центром в совершенно другом районе, где его не ожидают. Да и в Бровцах ли он осел? А если окрестности Бровцов для него были всего лишь двумя первыми намеченными пунктами связи, а очередной сеанс он может провести откуда угодно, даже из самого Киева? Тогда все предпринятое пойдет насмарку…

Осторожно, чтобы не разбудить жену, Анатолий Николаевич поднялся с постели и вышел в прихожую. По привычке остановился возле полупудовых гантелей, поднял их, до хруста в спине размашисто развел мускулистые руки, отчего еще четче обозначилась выпуклая атлетическая грудь. Но, сделав всего два маха, опустил гантели, пошел в ванную.

«А ведь радист дважды работал возле Бровцов, причем в ночные часы, едва ли он стал бы ездить туда издалека и возвращаться по пустынным дорогам, рискуя быть запеленгованным и схваченным. Какая нужда? Не налицо ли здесь нагловатая самоуверенность немецкой разведки? Тогда наши предположения и принятые меры правильные. Впрочем, в любом случае они на сегодня необходимы…» — обдумывал ситуацию Анатолий Николаевич, окатываясь холодной водой.

Дмитрий Дмитриевич Плетнев относился к редкой категории людей, в которых странным образом уживались две совершенно противоположные натуры. Непоседливый, порывистый, порой даже взрывной и резкий, он становился неузнаваемым, когда садился за оперативные документы, мог проработать неотрывно весь день, а то и ночь, не напомни ему кто-нибудь, что пора поесть и отдохнуть, но и тогда он, не поднимая головы, поморщится, отмахнется рукой, неразборчиво пробормочет: «Сейчас, сейчас, погодите…» И продолжит свое занятие.

Плетнев считался в отделе одним из самых опытных чекистов. Он начинал помощником оперуполномоченного ОГПУ в двадцатые годы у себя на родине, в городе Ош, что в Киргизии, где успел постоять грудью за Советскую власть в разгар борьбы с басмачами. Тогда он едва не погиб, схваченный всадниками юзбаши

[5]

Кытанбека при выполнении оперативного задания, но сумел бежать из-под замка и охраны: помог старый киргиз Исмаил из кишлака Коджар. И теперь, когда случалось ему встретить казаха или киргиза, сиял весь и наговориться не мог на их родном языке.

В любом оперативном деле Плетнев, не проявляя внешней спешки, перевоплощаясь в человека исключительного спокойствия и выдержки, без шума и суеты привлекал нужные источники информации, брал под контроль все, что мало-мальски и даже косвенно могло иметь причастность к разрешаемой контрразведывательной задаче со многими неизвестными, по принципам набирая ту фактуру, из которой он кропотливо выцеживал заслуживающие внимания факты.

Не прошло и двух суток с того момента, как Плетнев подключился к работе по группе «Выдвиженцы», а он с помощью оперуполномоченного Ништы успел закончить подготовительную работу, перелистав столько бумаг, что и сам бы затруднился ответить, сколько их прошло через его руки. Тут были и указания Наркомата обороны, и приказы командующего округом за последние три месяца, и переписка с частями округа..

Казалось, что можно было найти в этих бумагах? Какая фраза в указаниях НКО военному округу могла сослужить пользу в разоблачении агента иностранной разведки? Но Плетнев знал, что искал. В распоряжениях из Москвы имелись куда более важные сведения, чем те, которые переданы агентом «673» в радиошифровке. Следовало полагать, что шпион не имел к ним доступа. При этом появлялась уверенность, что утечки сведений раньше не было. Лица, ознакомленные с документами центрального аппарата, значились пофамильно на каждом из них, что подтверждалось подписью и датой.

Редкий день в вечерние часы Михеев не посещал один из своих отделов. Без начальства он не скучал — виделся при ежедневных докладах, а к оперативным работникам заходил поочередно то к одному, то к другому, расспрашивал о конкретных делах, интересовался житейскими — потому-то за короткий срок довольно прилично узнал своих подчиненных по центральному аппарату. После каждой из таких встреч в его блокноте появлялась запись-памятка.

Записки эти были самыми разнообразными, вроде таких вот:

Недавний разговор Михеева с Пригодой о роли чекиста во фронтовой обстановке возник не сам по себе, а был результатом нескольких бесед Анатолия Николаевича с сотрудниками управления, которым довелось участвовать в боях. Сказывалась армейская, строевая закваска Михеева, он на лету схватывал смысл услышанного. Немалую пользу сыграла и учеба в военно-инженерной академии. Напряженная политическая обстановка, явные военные приготовления гитлеровской Германии возле наших границ вынуждали его думать и о работе особых отделов в случае развязывания войны.

Михееву вспоминался случай, происшедший со старшим оперуполномоченным Плесцовым, очень уж созвучный его сегодняшним заботам. Анатолий Николаевич не только уважал старшего лейтенанта госбезопасности Плесцова за героизм, проявленный в боях у озера Хасан, но искренне симпатизировал этому умному, интеллигентному человеку.

В тихом переулке на окраине Львова, пересекающем Варшавскую улицу, за чугунной литой оградой стояло небольшое двухэтажное здание. Раскидистые каштаны скрывали его от глаз в глубине двора, но крохотная будка у ворот с дежурным красноармейцем выдавала какое-то армейское учреждение. Здесь размещался особый отдел 6-й армии.

Кабинет начальника отдела бригадного комиссара Моклецова находился на втором этаже в левом углу коридора. Рядом — кабинет заместителя. Наблюдательный человек с улицы мог бы заметить, что свет в окнах этого кабинета не зажигался по вечерам больше двух месяцев. Моклецов работал без заместителя.

Полный, с виду медлительный, говоривший мягким, вкрадчивым голосом, Моклецов, однако, был скор в решении возникающих вопросов и держал в голове все свои распоряжения. Его скрупулезная точность давно перестала удивлять сотрудников. Он мог сказать: «Доложите мне в тринадцать пятьдесят пять». И, верно, до этой минуты он был занят и принимал сотрудника с докладом точно в назначенную минуту. Его уважали и за то, что по натуре он был добродушным и незлопамятным.

Приезд нового заместителя Михаила Степановича Пригоды Моклецов конечно же воспринял с радостью. О таком помощнике — из центрального аппарата, совсем недавно толково проверявшем работу отдела, Моклецов и не мечтал. Встретились они как давние знакомые, поговорили о Москве, о том, как устроить Михаила Степановича с жильем.

— Ничего, перебьюсь пока в кабинете, на диване пересплю. Это даже лучше, не надо тащиться куда-то ночью.