Советский рассказ. Том первый

Серафимович Александр Серафимович

Иванов Всеволод Вячеславович

Эренбург Илья Григорьевич

Шишков Вячеслав Яковлевич

Малышкин Александр Георгиевич

Лавренев Борис Андреевич

Булгаков Михаил Александрович

Грин Александр Степанович

Пришвин Михаил Михайлович

Чорный Кузьма

Сергеев-Ценский Сергей Николаевич

Толстой Алексей Николаевич

Тынянов Юрий Николаевич

Киачели Лео

Олеша Юрий Карлович

Ауэзов Мухтар Омарханович

Соколов-Микитов Иван Сергеевич

Яновский Юрий Иванович

Первомайский Леонид Соломонович

Бакунц Аксель

Каххар Абдулла

Катаев Иван Иванович

Сейфуллина Лидия Николаевна

Платонов Андрей Платонович

Зощенко Михаил Михайлович

Бабель Исаак Эммануилович

Нилин Павел Филиппович

Атаров Николай Сергеевич

Сарыханов Нурмурад

Горбатов Борис Леонтьевич

Федин Константин Александрович

Козин Владимир Романович

Цвирка Пятрас

Тихонов Николай Семенович

Капиев Эффенди Мансурович

Соболев Леонид Сергеевич

Кожевников Вадим Михайлович

Ругоев Яакко Васильевич

Симонов Константин Михайлович

Николаева Галина Евгеньевна

Паустовский Константин Георгиевич

Фоменко Владимир Дмитриевич

Балтушис Юозас

Гончар Александр Терентьевич

Полевой Борис Николаевич

Гроссман Василий Семенович

Овечкин Валентин Владимирович

О НАШЕМ РАССКАЗЕ

(Вступительная статья)

Что такое рассказ? Точный ответ найти не просто. Попытки отгородить понятие «рассказ» от понятия «новелла» или, скажем, короткая повесть оказывались бесплодными.

Ясно одно: рассказом называют короткое произведение художественной литературы. Такая формулировка не утверждает ни особое строение, ни наличие или отсутствие вымысла. Она подчеркивает главное свойство, отличающее рассказ от других литературных жанров и определяет его особые качества. Это главное свойство — краткость.

Конечно, краткость — понятие относительное, известны рассказы-притчи в несколько строк, а пространные сочинения в два, а то и в три печатных листа иногда тоже почему-то величают рассказами. Сомерсет Моэм, например, ограничил протяженность рассказа (правда, не своего, а чужого) одним часом чтения.

Судя по произведениям советской многонациональной литературы, собранным в этом двухтомнике, С. Моэм не далек от истины.

Рассказ отличается от повести или романа прежде всего психологически. Сам выбор факта, извлечение его из общего потока жизни, признание, что именно этот факт достоин быть центром повествования, предметом художественного исследования и всеобщего интереса, делает его чем-то особенным, заставляет вглядеться в него, как в лицо, выхваченное из пестрой толпы демонстрантов и укрупненное линзой трансфокатора.

АЛЕКСАНДР СЕРАФИМОВИЧ

ВРАЖЬЯ ЗЕМЛЯ

[5]

1

Как глянешь на двор — кажется, очень богатый человек и, видно, земли много.

Весь двор заставлен двухлемешными плугами, железными боронами, молотилкой, сеялкой, огромными арбами на железном ходу: под длинными навесами — добрые возовые быки, пар восемь, да столько же лошадей, да куры, гуси, свиньи, овцы — дом полная чаша.

Но это обман.

Сам Карп — здоровенный старик, лет шестидесяти, с крепкой сивой бородой. В плечах косая сажень, быка на колени поставит. Лицо, черное от степного солнца, ветра, пыли, будто из нефти выделано.

Под стать и четыре сына. Старший, Михайло, так же крепко сшит, как и отец, тоже быка сломит.

2

На току у Карпа — ад кромешный.

Гудит паровая молотилка. Потные, с красными измученными лицами бабы, завязанные по самые глаза платками, без перерыва, едва поспевая, подают в барабан охапки пшеницы. Сухой, горячий ветер треплет пропотелые бабьи рубахи, платки, выбившиеся волосы; вырывает из рук солому, несет пыль, крутя ее столбами, до самого распаленного мутного неба.

А в двадцати шагах гудит паровик. Снизу из-под колосников ветер рвет пламя и искры. Паровик ставят под ветром, и искры уносятся и гаснут в пустой степи, а то бы от скирдов ничего не осталось.

Такие же пропотелые, завязанные бабы и мужики — их человек тридцать — сносят и торопливо, ни на секунду не останавливаясь, набивают отработанной соломой раскаленную ненасытную топку. Но сколько туда ни набивают тугих бесчисленных охапок, палящее чрево все пожирает моментально, втягивая в бушующее пламя, и опять прожорливо глядит ненасытно разинутый рот.

Из трубы рвутся клубы черного дыма, и ветер крутит и несет далеко по степи, словно с пожарища.