Мама умерла при родах. Родила меня и ушла из нашей жизни, молодая, красивая. Подарила нам, дочкам, свою красоту и волосы, рыжие как солнце. Так говорил папа. А еще она оставила мне свое имя – Елена.

Моя сестра Ольга была старше меня на шесть лет. Отец уходил в лес, и она оставалась со мной - кормила, укладывала спать, играла. Потом учила ходить, говорить. Подносила к зеркалу, и повторяла: «Алена, Алена, так тебя зовут - Алена, Аленушка».  И вскоре я к удивлению и радости отца тоже залепетала: «Алена, Алена», но только почему-то решила, что Алена – это и есть эта девочка с рыжей косичкой, которая всегда рядом. Я любила ее как ребенок любит мать, была привязана к ней всем сердцем, не могла без нее ни минуты. Она была для меня и заботливой мамой, и верной подружкой в детских играх, и любящей сестрой, а позже и строгой учительницей. Отец смеялся, пытался объяснить мне: «Нет, доченька, ну как же ты не поймешь, это Оля, Олюшка, а Алена – это ты. Твою маму так звали – Аленушка». Но я упрямо называла сестру Аленой. Вскоре и папа стал ее так называть. А меня, чтобы не путать, называли Леной, Леночкой. И это была еще одна память о маме, отразившаяся и удвоенная в нас. Теперь мы обе носили мамино имя.

Я вспоминаю это время, проведенное в нашем бревенчатом лесном домишке, как самое счастливое в моей жизни. Мы были неразлучны с Аленой, обожали отца - большого, доброго, веселого. Когда он приходил из леса, мы забирались к нему на колени. От него пахло лесом, дымком, порохом. Я и сейчас помню этот родной отцовский запах.

- Ну-ка, дочки, - говорил он, - поищите-ка птичек у меня в бороде. Уснул я под елкой в лесу, а одна птаха решила, что моя борода сгодится ей для гнезда и вывела в ней птенцов. Ну-ка посмотрите, не пора ли их кормить?

Мы хохотали и ворошили папину густую бороду.

Я плохо помню, что происходило дальше. Помню каких-то людей… Они стояли надо мной, говорили что-то. Помню, как меня везли на машине. Как я лежала в небольшой светлой комнате, за моим окном росла молодая тонкая березка, она радовала меня своей нежной хрупкой белизной, потому что не была похожа на черные деревья из моих снов.

Помню высокого полного доктора, ласково говорившего со мной. Но мне не хотелось отвечать на его вопросы, я отворачивалась к стене и часами лежала так. Я не хотела говорить, да и не могла, речь так и не вернулась ко мне.

Помню, как вошел в мою комнату пожилой человек, он называл меня по имени, гладил по голове, спрашивал - неужели я не помню его? Но я не смогла его вспомнить, и снова отвернулась к стене, а он ушел, оставив на моей тумбочке пакет с конфетами – вкусными вишневыми карамельками.

Потом был детский дом. Его я тоже помню плохо. Помню, что я не играла с другими детьми, часами сидела у окна, ждала. Я ждала Алену. Но она все не приходила.

А однажды я услышала разговор двух нянечек. Они говорили обо мне, о том, что я напрасно жду, что мне некого больше ждать. Алена утонула в ту ночь в реке, пролежала в воде несколько дней, и ее опознали только по одежде и длинным волосам. Я не плакала, словно из меня вместе со словами и звуками ушли и слезы. Мне казалось, что во мне ничего больше не осталось - только черная вязкая пустота.

Столько лет прошло, но я узнала ее. Ее рыжие волосы, ее улыбку. Она стала совсем взрослой, и такой красивой, что у меня захватило дух. Я не верила своим глазам.

- Алена, - прошептала я, и стала оседать на пол.

Она подхватила меня, засмеялась:

- Тихо, тихо, я столько лет тебя искала, а ты сейчас возьмешь и помрешь у меня на руках. Нет, так не пойдет! Наша жизнь только начинается.

- Алена, Алена, - в счастливом изнеможении шептала я, - ты жива, ты жива…

Алена неохотно рассказывала о том, что происходило с ней после того, как она ушла из тайги. Знаю только, что, увидев в газете Арсеньева Виктора Борисовича, она решила, что пришло ее время. Она написала ему письмо с угрозами. Она тщательно все продумала. Ведь нужно было так обставить дело, чтобы он не узнал раньше времени, кто его шантажирует.

Купив билет на поезд «Иркутск – Москва», она с вокзала отправила письмо в офис Арсеньева.  Надеялась на то, что письмо попадет лично в его руки, ведь любая огласка могла испортить все дело. Но в этот самый первый раз ей во многом везло. Письмо без опоздания пришло по назначению.

Она увидела его на вокзале, и сразу узнала человека, который руководил теми мальчишками. Он постарел, обрюзг, но глаза его оставались прежними – хитрыми и острыми.

Он поднялся в вагон. Алена стояла на перроне и наблюдала за его действиями. Она старалась встать так, чтобы ее не было видно проводнице. Ведь, несмотря на запрет, он мог спросить, кто едет в этом купе, и проводница могла указать на нее. Вообще в этот первый раз все, что она придумала, могло сорваться в любой момент. Но все прошло на удивление гладко. Она вошла в соседний вагон, проехала в нем несколько минут, стоя у окна, затем вернулась в свое купе, опасаясь, что Арсеньев оставил возле него своего охранника. Но все было чисто. Наверное, он был слишком напуган и поэтому никого не посвятил в происходящее.

Она быстро переложила деньги из чемодана в свою сумочку, ушла в конец поезда и на следующей же станции вышла, все еще не веря, что все получилось. Теперь она располагала крупной суммой, и могла действовать сообразно плану, составленному и детально обдуманному за годы, проведенные в тайге.

Я часто приходила в этот маленький парк, засаженный кленами и каштанами. Здесь был пруд с утками, и сторож пускал меня порисовать. Парк находился всего в нескольких минутах ходьбы от дома, в котором Алена сняла мне квартиру. Позже я поняла: она выбрала этот дом не случайно. В парке находился ресторан, в котором часто бывал этот человек – Максим.

Вначале я только издали наблюдала за ним. Так велела Алена.

- Тебе нужно привыкнуть к нему, - сказала она, - изучить его, и, знаешь, - она осторожно взглянула на меня, - внутренне настроиться на него, понять, что может ему понравиться.

Она и раньше говорила мне о том, что красивая и умная женщина может многого добиться от мужчины, правильно влияя на него, манипулируя им.

- Ты должна влюбить его в себя, понимаешь? - говорила она. - Ты должна сделать так, чтобы без тебя он не мог обходиться ни дня, чтобы он выполнял все твои желания, подчинить его себе. Он должен довериться тебе полностью, ты понимаешь меня? А потом мы разрушим их жизнь, так же, как они разрушили нашу.